СМОТРИ В ОБА!
[Чтоб смотреть, кто сзади идет]
В дальнем бараке, что почти касался железной дороги и больше остальных вздрагивал, когда шли поезда, жила баба Филюня. Так по всему разумная и вполне неотличная от остальных, только когда ходила по улицам, прикрепляла на затылке какое-то нарисованное лицо. Просто кусок бумаги с порой криво выведенными глазами-носом-ртом. Чтоб смотреть, кто сзади идет. Все привыкли, что у нее зимой к шапке, а летом к платку что-то прикреплено. Иногда рисунок мок под дождем, смягчался и болтался как нелепая сопля. То ли бабу Филюню кто-то напугал когда-то, подбежав сзади, то ли собака напала, никто толком не знал. Ходит и ходит, рисует себе другое лицо и рисует. Интересно было, куда она эти рисунки потом складывает, ведь почти каждый раз у нее там что-то новое. На клетчатой бумаге большие глаза, улыбающийся рот, явно изображена она сама. Идет, смотрит, и здесь, и там.
Это анонс лекции Ромы Михайлова "Маски и время".
Он выскакивал из-за деревьев, пел «Аллилуйя», и прятался обратно, как промокший лесной эльф. Худой, носатый, с выражением лица, будто знает какие-то секреты и сейчас их раскроет. И он такой не один, целая улица, множество тихих и блаженных, таящихся за деревьями. Там рядом открылась библейская школа, в ней нет стен, столов, стульев, ученики учатся, глядя на земные и небесные кресты. Кресты повсюду, знамения и благодать, как снег и дождь, только внутренние, промывающие смыслы. Меня взяли в школу 17 марта и сразу стало ясно, что теперь все изменится. Скоро в дымке появится город, в городе сад, в саду пруд, в пруду память, жемчуг, тишина, на берегу золотые улицы. Быть в школе тяжело и трепетно.
В дальнем бараке, что почти касался железной дороги и больше остальных вздрагивал, когда шли поезда, жила баба Филюня. Так по всему разумная и вполне неотличная от остальных, только когда ходила по улицам, прикрепляла на затылке какое-то нарисованное лицо. Просто кусок бумаги с порой криво выведенными глазами-носом-ртом. Чтоб смотреть, кто сзади идет. Все привыкли, что у нее зимой к шапке, а летом к платку что-то прикреплено. Иногда рисунок мок под дождем, смягчался и болтался как нелепая сопля. То ли бабу Филюню кто-то напугал когда-то, подбежав сзади, то ли собака напала, никто толком не знал. Ходит и ходит, рисует себе другое лицо и рисует. Интересно было, куда она эти рисунки потом складывает, ведь почти каждый раз у нее там что-то новое. На клетчатой бумаге большие глаза, улыбающийся рот, явно изображена она сама. Идет, смотрит, и здесь, и там.
Это анонс лекции Ромы Михайлова "Маски и время".
Он выскакивал из-за деревьев, пел «Аллилуйя», и прятался обратно, как промокший лесной эльф. Худой, носатый, с выражением лица, будто знает какие-то секреты и сейчас их раскроет. И он такой не один, целая улица, множество тихих и блаженных, таящихся за деревьями. Там рядом открылась библейская школа, в ней нет стен, столов, стульев, ученики учатся, глядя на земные и небесные кресты. Кресты повсюду, знамения и благодать, как снег и дождь, только внутренние, промывающие смыслы. Меня взяли в школу 17 марта и сразу стало ясно, что теперь все изменится. Скоро в дымке появится город, в городе сад, в саду пруд, в пруду память, жемчуг, тишина, на берегу золотые улицы. Быть в школе тяжело и трепетно.
Click to view