«Девушка с жемчужной сережкой». Увертюра
Это всего лишь подступ к теме, как следует из заглавия.
Я еще напишу и о книге, и о фильме, которые - по-разному, конечно, - произвели на меня такое сильное впечатление.
Сначала было слово, потом картинка. Наверное, об этом важно упомянуть. Это влияет на восприятие. Книга для меня вообще что-то более естественное, чем фильм. Я существо читающее. Я прочитала ее в электронном варианте, скачав вот здесь:
http://lib.aldebaran.ru/author/shevale_treisi/shevale_treisi_devushka_s_zhemchuzhinoi/
Начала в один прекрасный день, потом все это мне снилось (!), на следующий день дочитала.
Самый волнующий момент, наверное, даже не тот, когда Вермеер рисует Грету, а намного раньше, когда она «подсказывает художнику»: во время уборки укладывает скатерть особыми складками на столе, а он… ПРИНИМАЕТ ЕЕ ПОДСКАЗКУ! Они становятся сообщниками, единомышленниками. У них общая тайна! Вот что будоражит по-настоящему!
Вот этот кусочек:
«И тут я поняла, что было не так: слишком уж все аккуратно. Хотя я сама выше всего ценила аккуратность, я уже поняла из других его картин, что на столе должен быть небольшой беспорядок, за который мог бы зацепиться взгляд. Я по очереди рассмотрела все предметы на столе - шкатулку с драгоценностями, синюю ткань, жемчуг, письмо, чернильницу - и поняла, что именно надо изменить. После этого, испугавшись своих смелых мыслей, тихо вернулась к себе на чердак.
Когда я поняла, что надо изменить, я стала ждать, когда он это сделает.
Но он ничего не трогал на столе. Он слегка прикрыл ставни, велел натурщице наклонить голову налево, немного иначе держать перо. Но того, что я от него ожидала, он не сделал.
Я думала об этом и когда выжимала белье, и когда крутила для Таннеке вертел, и когда протирала плитки на кухне, и когда промывала краски. Я думала об этом, лежа в постели без сна. Иногда я вставала, еще раз посмотреть на фон картины. Нет, я не ошибаюсь.
Он вернул камеру Ван Левенгуку.
При каждом взгляде в угол у меня давило в груди.
Он поставил на мольберт натянутый на раму холст, загрунтовал его свинцовыми белилами, а сверху мелом, смешанным с обожженной сиеной и желтой охрой. Я все ждала, и у меня все больше давило в груди. Он очертил легкими коричневыми мазками силуэт женщины и наметил каждый предмет. Когда он начал рисовать большие пятна «неправильных» красок, мне стало казаться, что моя грудь лопнет, как мешок, в который насыпали слишком много муки.
И вот однажды ночью, лежа без сна, я решила, что мне придется самой поменять то, что нужно.
На следующее утро я вытерла со стола пыль, подняв шкатулку и аккуратно поставив ее на место, выложив жемчужины в ряд, протерев и положив на место письмо и чернильницу. Мне все так же давило грудь, и я сделала глубокий вдох. Потом одним быстрым движением подтянула синюю ткань спереди кверху, чтобы она как будто вытекала из густой тени под столом и ложилась наискось перед шкатулкой. Немного поправив складки ткани, я отступила назад. Ткань словно очерчивала держащую перо руку жены Ван Рейвена.
Так то лучше, сказала я себе и плотно сжала губы. Может, он меня за это выгонит из дому, но так гораздо лучше.
Я не пошла на чердак днем, хотя у меня там было много работы. Я сидела с Таннеке на скамейке и чинила рубашки. Утром он не поднимался в мастерскую, а ходил в Гильдию и обедал у Ван Левенгуков, так что пока не видел моего самовольства.
Я сидела как на иголках, и даже Таннеке, которая старалась меня игнорировать, заметила мое состояние.
- Что это с тобой, девушка? - спросила она. Она теперь, следуя примеру своей хозяйки, называла меня не по имени, а «девушкой».
- Ничего, - ответила я. (...)
И тут я увидела его - он шел по Ауде Лангендейк по направлению к нам, опустив поля шляпы, чтобы защитить глаза от яркого весеннего солнца и сбросив с плеч плащ. Вот он подошел к нам. Я не смела поднять на него глаза.
- Добрый день, сударь, - совершенно другим тоном пропела Таннеке.
- Здравствуй, Таннеке. Греетесь на солнышке?
- Да, сударь, я люблю, когда солнце светит мне в лицо.
Я сидела, опустив глаза на шитье, но почувствовала, что он смотрит на меня.
Когда он ушел, Таннеке прошипела:
- Что за манеры - не отвечать господину, когда он с тобой здоровается? Стыдись!
- Он разговаривал с тобой.
- Естественно. А ты не смей грубить, а не то быстро вылетишь из этого дома на улицу.
Наверное, он уже поднялся в мастерскую и увидел, что я натворила.
Я ждала, едва держа в руке иголку. Не знаю, чего я ожидала. Что он станет ругать меня на глазах у Таннеке? Что он впервые повысит на меня голос? Скажет, что я погубила картину?
А может, просто стянет синюю ткань книзу, как она была раньше. И ничего мне не скажет.
Вечером я мельком видела его, когда он спускался к ужину. Вид у него был ни сердитый, ни веселый, ни озабоченный, ни спокойный. Не то чтобы он меня игнорировал, но и не повернул головы.
Перед тем как лечь спать, я посмотрела, сдернул ли он синюю ткань на прежне место.
Нет, не сдернул. Я поднесла свечу к мольберту. Красно коричневой краской он наметил на холсте новые складки ткани. Он согласился со мной!
Я легла спать, улыбаясь.»
(с) Трейси Шевалье
Долго размышляла над талантливейшей рецензией потрясающей критикессы Тархановой:
http://www.film.ru/article.asp?id=3982
Она меня и вдохновила, и возмутила. Ах, как бы я хотела быть такой резкой, такой неприятной в оценках, такой некорректной, если бы я до такой степени не боялась не понравиться! Меня и покоробила, и заставила задуматься ее характеристика жены Вермеера Катарины: «дура, всю жизнь прятавшаяся от социума за своим большим животом». Я тут даже задумалась: а вот я - прячусь за животом от мира или нет… Да уж, есть о чем поразмышлять…
Ну почему она так обидно прошлась по книге Трейси Шевалье, ну просто размазала по стеночке. Колин Ферт, рассказывая о своей работе над ролью, говорил о романе куда более уважительно. Ему оказалось мало сценария, он хотел понять героя, поэтому почитал роман и что-то для себя открыл:
«…я искал зацепки. Я хочу сказать, что если бы повествование велось от лица моего персонажа, может, я бы больше колебался, следует ли мне сперва читать книгу. Но в этом случае мой характер не был выписан открыто. У меня было ощущение, что я выписан словно с некой дистанции, издалека. В этом нет ничего плохого: Джейн Остен делает то же самое со своими мужскими персонажами, и если актеру предстоит такой характер воплощать, то это его дело - как обратить объективное в субъективное. Этим я и занимался. Я просто хотел посмотреть, поможет ли мне в этом книга. Я хотел посмотреть, не проясняет ли книга какие-то моменты. Я хотел посмотреть - может, там, где молчит сценарий, книга не молчит, и какой там может быть подтекст. Я хотел посмотреть на некоторые куски диалогов, которые вызвали у меня вопросы - шли ли они от сценариста, или от Трейси (романистки). Мне было любопытно. И у меня не было ощущения, что это может помешать чему-то, что я собираюсь сделать. И я обнаружил, что книга оказалась мне очень полезна по всем этим параметрам.»
Полный текст интервью с Колином Фертом можно прочитать на его российском фан-сайте, пройдя на страницу «Пресса» - материал «Интервью 2004 года (по поводу фильма «Девушка с жемчужной сережкой» и не только» (прямая ссылка почему-то не вставляется):
http://www.colin-firth.ru/
Потом мне принесли заказ из интернет-магазина с книгами, и там была «Девушка с жемчужной сережкой»в формате «pocket-book», со Скарлетт Йоханссон и Колином Фертом на обложке. Все-таки лучше бы там была не Скарлетт Йоханссон, а настоящая девушка с картины. Вот она:
http://ru.wikipedia.org/wiki/Файл:Johannes_Vermeer_(1632-1675)_-_The_Girl_With_The_Pearl_Earring_(1665).jpg
Что за дурацкая мода - украшать обложки кадрами из фильмов? Банальная замануха для покупателя, потому что, очевидно, рекламщики считают, что мир не читает, мир просто валяется на диване и тупо (или как умеет) пялится в ящик. Или они это точно знают? Становится не по себе…
Так вот, я попыталась ее почитать, но получилось так, словно пытаешься сохранить на компьютер документ, уже ранее сохраненный. Компьютер (мозг) сообщил: «Файл «Девушка с жемчужной сережкой» уже сохранен на диске. Заменить существующий файл?» Оказалось, я помню все - до единого слова. Придется немножко подзабыть, чтобы потом опять насладиться.
Я еще напишу и о книге, и о фильме, которые - по-разному, конечно, - произвели на меня такое сильное впечатление.
Сначала было слово, потом картинка. Наверное, об этом важно упомянуть. Это влияет на восприятие. Книга для меня вообще что-то более естественное, чем фильм. Я существо читающее. Я прочитала ее в электронном варианте, скачав вот здесь:
http://lib.aldebaran.ru/author/shevale_treisi/shevale_treisi_devushka_s_zhemchuzhinoi/
Начала в один прекрасный день, потом все это мне снилось (!), на следующий день дочитала.
Самый волнующий момент, наверное, даже не тот, когда Вермеер рисует Грету, а намного раньше, когда она «подсказывает художнику»: во время уборки укладывает скатерть особыми складками на столе, а он… ПРИНИМАЕТ ЕЕ ПОДСКАЗКУ! Они становятся сообщниками, единомышленниками. У них общая тайна! Вот что будоражит по-настоящему!
Вот этот кусочек:
«И тут я поняла, что было не так: слишком уж все аккуратно. Хотя я сама выше всего ценила аккуратность, я уже поняла из других его картин, что на столе должен быть небольшой беспорядок, за который мог бы зацепиться взгляд. Я по очереди рассмотрела все предметы на столе - шкатулку с драгоценностями, синюю ткань, жемчуг, письмо, чернильницу - и поняла, что именно надо изменить. После этого, испугавшись своих смелых мыслей, тихо вернулась к себе на чердак.
Когда я поняла, что надо изменить, я стала ждать, когда он это сделает.
Но он ничего не трогал на столе. Он слегка прикрыл ставни, велел натурщице наклонить голову налево, немного иначе держать перо. Но того, что я от него ожидала, он не сделал.
Я думала об этом и когда выжимала белье, и когда крутила для Таннеке вертел, и когда протирала плитки на кухне, и когда промывала краски. Я думала об этом, лежа в постели без сна. Иногда я вставала, еще раз посмотреть на фон картины. Нет, я не ошибаюсь.
Он вернул камеру Ван Левенгуку.
При каждом взгляде в угол у меня давило в груди.
Он поставил на мольберт натянутый на раму холст, загрунтовал его свинцовыми белилами, а сверху мелом, смешанным с обожженной сиеной и желтой охрой. Я все ждала, и у меня все больше давило в груди. Он очертил легкими коричневыми мазками силуэт женщины и наметил каждый предмет. Когда он начал рисовать большие пятна «неправильных» красок, мне стало казаться, что моя грудь лопнет, как мешок, в который насыпали слишком много муки.
И вот однажды ночью, лежа без сна, я решила, что мне придется самой поменять то, что нужно.
На следующее утро я вытерла со стола пыль, подняв шкатулку и аккуратно поставив ее на место, выложив жемчужины в ряд, протерев и положив на место письмо и чернильницу. Мне все так же давило грудь, и я сделала глубокий вдох. Потом одним быстрым движением подтянула синюю ткань спереди кверху, чтобы она как будто вытекала из густой тени под столом и ложилась наискось перед шкатулкой. Немного поправив складки ткани, я отступила назад. Ткань словно очерчивала держащую перо руку жены Ван Рейвена.
Так то лучше, сказала я себе и плотно сжала губы. Может, он меня за это выгонит из дому, но так гораздо лучше.
Я не пошла на чердак днем, хотя у меня там было много работы. Я сидела с Таннеке на скамейке и чинила рубашки. Утром он не поднимался в мастерскую, а ходил в Гильдию и обедал у Ван Левенгуков, так что пока не видел моего самовольства.
Я сидела как на иголках, и даже Таннеке, которая старалась меня игнорировать, заметила мое состояние.
- Что это с тобой, девушка? - спросила она. Она теперь, следуя примеру своей хозяйки, называла меня не по имени, а «девушкой».
- Ничего, - ответила я. (...)
И тут я увидела его - он шел по Ауде Лангендейк по направлению к нам, опустив поля шляпы, чтобы защитить глаза от яркого весеннего солнца и сбросив с плеч плащ. Вот он подошел к нам. Я не смела поднять на него глаза.
- Добрый день, сударь, - совершенно другим тоном пропела Таннеке.
- Здравствуй, Таннеке. Греетесь на солнышке?
- Да, сударь, я люблю, когда солнце светит мне в лицо.
Я сидела, опустив глаза на шитье, но почувствовала, что он смотрит на меня.
Когда он ушел, Таннеке прошипела:
- Что за манеры - не отвечать господину, когда он с тобой здоровается? Стыдись!
- Он разговаривал с тобой.
- Естественно. А ты не смей грубить, а не то быстро вылетишь из этого дома на улицу.
Наверное, он уже поднялся в мастерскую и увидел, что я натворила.
Я ждала, едва держа в руке иголку. Не знаю, чего я ожидала. Что он станет ругать меня на глазах у Таннеке? Что он впервые повысит на меня голос? Скажет, что я погубила картину?
А может, просто стянет синюю ткань книзу, как она была раньше. И ничего мне не скажет.
Вечером я мельком видела его, когда он спускался к ужину. Вид у него был ни сердитый, ни веселый, ни озабоченный, ни спокойный. Не то чтобы он меня игнорировал, но и не повернул головы.
Перед тем как лечь спать, я посмотрела, сдернул ли он синюю ткань на прежне место.
Нет, не сдернул. Я поднесла свечу к мольберту. Красно коричневой краской он наметил на холсте новые складки ткани. Он согласился со мной!
Я легла спать, улыбаясь.»
(с) Трейси Шевалье
Долго размышляла над талантливейшей рецензией потрясающей критикессы Тархановой:
http://www.film.ru/article.asp?id=3982
Она меня и вдохновила, и возмутила. Ах, как бы я хотела быть такой резкой, такой неприятной в оценках, такой некорректной, если бы я до такой степени не боялась не понравиться! Меня и покоробила, и заставила задуматься ее характеристика жены Вермеера Катарины: «дура, всю жизнь прятавшаяся от социума за своим большим животом». Я тут даже задумалась: а вот я - прячусь за животом от мира или нет… Да уж, есть о чем поразмышлять…
Ну почему она так обидно прошлась по книге Трейси Шевалье, ну просто размазала по стеночке. Колин Ферт, рассказывая о своей работе над ролью, говорил о романе куда более уважительно. Ему оказалось мало сценария, он хотел понять героя, поэтому почитал роман и что-то для себя открыл:
«…я искал зацепки. Я хочу сказать, что если бы повествование велось от лица моего персонажа, может, я бы больше колебался, следует ли мне сперва читать книгу. Но в этом случае мой характер не был выписан открыто. У меня было ощущение, что я выписан словно с некой дистанции, издалека. В этом нет ничего плохого: Джейн Остен делает то же самое со своими мужскими персонажами, и если актеру предстоит такой характер воплощать, то это его дело - как обратить объективное в субъективное. Этим я и занимался. Я просто хотел посмотреть, поможет ли мне в этом книга. Я хотел посмотреть, не проясняет ли книга какие-то моменты. Я хотел посмотреть - может, там, где молчит сценарий, книга не молчит, и какой там может быть подтекст. Я хотел посмотреть на некоторые куски диалогов, которые вызвали у меня вопросы - шли ли они от сценариста, или от Трейси (романистки). Мне было любопытно. И у меня не было ощущения, что это может помешать чему-то, что я собираюсь сделать. И я обнаружил, что книга оказалась мне очень полезна по всем этим параметрам.»
Полный текст интервью с Колином Фертом можно прочитать на его российском фан-сайте, пройдя на страницу «Пресса» - материал «Интервью 2004 года (по поводу фильма «Девушка с жемчужной сережкой» и не только» (прямая ссылка почему-то не вставляется):
http://www.colin-firth.ru/
Потом мне принесли заказ из интернет-магазина с книгами, и там была «Девушка с жемчужной сережкой»в формате «pocket-book», со Скарлетт Йоханссон и Колином Фертом на обложке. Все-таки лучше бы там была не Скарлетт Йоханссон, а настоящая девушка с картины. Вот она:
http://ru.wikipedia.org/wiki/Файл:Johannes_Vermeer_(1632-1675)_-_The_Girl_With_The_Pearl_Earring_(1665).jpg
_-_The_Girl_With_The_Pearl_Earring_(1665).jpg){kind=link}
Что за дурацкая мода - украшать обложки кадрами из фильмов? Банальная замануха для покупателя, потому что, очевидно, рекламщики считают, что мир не читает, мир просто валяется на диване и тупо (или как умеет) пялится в ящик. Или они это точно знают? Становится не по себе…
Так вот, я попыталась ее почитать, но получилось так, словно пытаешься сохранить на компьютер документ, уже ранее сохраненный. Компьютер (мозг) сообщил: «Файл «Девушка с жемчужной сережкой» уже сохранен на диске. Заменить существующий файл?» Оказалось, я помню все - до единого слова. Придется немножко подзабыть, чтобы потом опять насладиться.