он стал поэтом - для математика у него не хватало фантазии (с)
(Источник - http://karma-amrak.livejournal.com/121107.html)
C математикой у меня с пятого класса сложились отношения, как у Вольтера с Господом Богом - кланяемся при встрече, но бесед не ведем. Моя «тройка» в аттестате была чистой фикцией, сотворенной из воздуха нашим пожилым математиком, с которым мы коротко сошлись на почве любви к музЫке. Он играл на аккордеоне, а я пела. Эта полулегальная дружба меня и спасла, и я вышла из школы, так и не поняв толком, что такое многочлен, не говоря уже об интеграле.
Но это никогда не мешало мне благоговеть перед людьми, ловко управляющимися с абстрактными конструкциями, отрешаясь от всяких несущественных свойств и связей предмета, чтобы оперировать только чистыми понятиями. Сама-то я в этом смысле не сильна. Любая абстракция провоцирует меня, старую скоморошиху, на всякие экзистенциальные эксперименты.
Я как тот абориген, которого один белый джентльмен в пробковом шлеме вздумал пытать на предмет его АйКью. Вот, сказал он, есть три птицы, а потом прилетели еще пять, а через час две улетели - сколько птиц осталось? Абориген вцепился в пробкового джентльмена, как репей в собачий хвост. Что за птицы? - спрашивал он, - На рассвете прилетели или на закате? И куда прилетели, потому что если на скалу Громобой, то, значит, кормиться, а если на зеленую поляну, значит, спариваться. А главное, чего вдруг две улетели? Подрались, что ли? Джентльмен еле от него отбился, и с истинно имперским высокомерием сообщил Британской Академии, что все аборигены идиоты, как он и думал, и совершенно не способны к высокому мышлению.
Да, я идиот. Правда, к чести моей надо сказать, я этого никогда и не скрывала.
Средневековый английский монах Алкуин, математик и литератор, остался в истории именно потому, что сочинил пять или шесть действительно бессмертных логических задач. Ими пользуются уже тысячу лет, и будут пользоваться еще тысячу, она полезна детям и таким недотыкомкам как я, потому что с одной стороны вроде задача, а с другой - милая сюжетная сценка. Узнаваемые герои нейтрализуют ужас перед холодной абстракцией.
Допустим, лодочнику, например, нужно перевезти через реку волка, козу и капусту. Но лодка такова, что в ней может поместиться только лодочник, а с ним или один волк, или одна коза, или одна капуста. Но если оставить волка с козой, то волк съест козу, а если оставить козу с капустой, то коза съест капусту. Как перевез свой груз лодочник?
Ясно, что приходится начать с козы. Лодочник, перевезши козу, возвращается и берет капусту, которую перевозит на другой берег, где ее и оставляет, но зато берет и везет обратно на первый берег козу. Здесь он оставляет ее и перевозит волка к капусте. Вслед затем, возвратившись, он перевозит козу, и переправа оканчивается благополучно.
Вы не чувствуете какая суровая драма, нет? Это потому, что вы не волк. А вот я - он. Наверняка и у Капусты, и у Козы, и у Лодочника тоже присутствует сложная гамма чувств. Но я знаю только эти свирепые танталовы муки , когда страстно желаемый объект не дается мне весь, здесь и сразу.
Вводные довольно безрадостны. Я вожделею Козу, Коза вожделеет Капусту, а Капуста, как просветленный овощ, не вожделеет никого, кроме воды и тепла. Лодочнику же, за каким-то чертом, надо перетащить всех на другой берег, не позволив нам слиться в экстазе. Очевидно, для нашего же блага.
Коза невыносимо прекрасна. У нее раскосые желтые глаза, тонкие ноздри, и на шее под белой шерстью бьется нежная жилка, от вида которой у меня слюни капают прямо на лапы. И ее увозят, а я, как во сне, не могу ни двинуться, ни даже завыть.
Капуста тоже очень ничего, самовнушаюсь я, чтобы не сдохнуть от горя. Лодочнику все-таки виднее. У нас с Козой все равно бы ничего не вышло, повторяю я себе каждое утро, а Капуста, пусть и простовата, но мы хотя бы безопасны друг для друга. Чем не основа для отношений. И слюноотделение приходит все реже, и почти всегда во сне. А к голоду можно и привыкнуть, не впервой. Даром, что шерсть лезет клоками.
И когда Лодочник забирает Капусту, мне даже жаль. Я привык. Она была верной подругой, молчаливой и непритязательной.
Но одному, как вдруг оказалось, легче. По условиям мизансцены я не могу уйти с этого долбанного берега, что поделать, против судьбы не попрешь. Я лежу над водой, смотрю, как она течет. Мне хорошо и так. В сущности, что нужно настоящему Волку для равновесия духа? Остаться на время наедине с собой. Медитация и очищение. Покой и воля. Сатори не за горами.
…И тут этот маньяк с веслами привозит обратно Козу.
Шерсть у меня встает дыбом, остро и жестко, как иглы у ежа. Я ее почуял, когда лодка еще даже не показалась из тумана. К черту сатори, равновесие и очищение. Ждал, замерев в стойке, дрожа, как молодой щенок. Надежда - такой могучий наркотик. Старый, опытный Волк, я понимаю, что все равно ни черта не выйдет, в который раз. Не для меня же он тащит ее на этот берег, а вот мало ли - ну, вдруг, вдруг?
Но «вдруг» не случилось. Я вобщем знал, опыт-то не пропьешь. Теперь уже я уплываю в лодке, а Коза, склонив голову с тонкими рожками, смотрит мне вслед с явным облегчением. У нее свое горе, она скучает по Капусте. Бессердечная все-таки тварь эта родственница лопуха, и все ее развлечения - один тупой фотосинтез. Я-то знаю, я с ней жил. Трудно быть теплокровным, овощем гораздо проще.
Лодочник стоит ко мне спиной и мерными взмахами весла отталкивается от воды. Я смотрю ему в то место, где стриженный затылок переходит в красную шею и думаю - кто он вообще такой, и почему я должен подчиняться ему, ведь он даже не на вершине пищевой пирамиды? Хищник я или дохлая ящерица? Судя по запаху, он тоже живой, и его можно есть. Ну, чисто гипотетически.
Пусть только перевезет на другой берег Козу, и тогда мы посмотрим, для кого эта переправа закончится благополучно.
Цей запис на Dreamwidth -- https://pani-poganka.dreamwidth.org/4795.html.
C математикой у меня с пятого класса сложились отношения, как у Вольтера с Господом Богом - кланяемся при встрече, но бесед не ведем. Моя «тройка» в аттестате была чистой фикцией, сотворенной из воздуха нашим пожилым математиком, с которым мы коротко сошлись на почве любви к музЫке. Он играл на аккордеоне, а я пела. Эта полулегальная дружба меня и спасла, и я вышла из школы, так и не поняв толком, что такое многочлен, не говоря уже об интеграле.
Но это никогда не мешало мне благоговеть перед людьми, ловко управляющимися с абстрактными конструкциями, отрешаясь от всяких несущественных свойств и связей предмета, чтобы оперировать только чистыми понятиями. Сама-то я в этом смысле не сильна. Любая абстракция провоцирует меня, старую скоморошиху, на всякие экзистенциальные эксперименты.
Я как тот абориген, которого один белый джентльмен в пробковом шлеме вздумал пытать на предмет его АйКью. Вот, сказал он, есть три птицы, а потом прилетели еще пять, а через час две улетели - сколько птиц осталось? Абориген вцепился в пробкового джентльмена, как репей в собачий хвост. Что за птицы? - спрашивал он, - На рассвете прилетели или на закате? И куда прилетели, потому что если на скалу Громобой, то, значит, кормиться, а если на зеленую поляну, значит, спариваться. А главное, чего вдруг две улетели? Подрались, что ли? Джентльмен еле от него отбился, и с истинно имперским высокомерием сообщил Британской Академии, что все аборигены идиоты, как он и думал, и совершенно не способны к высокому мышлению.
Да, я идиот. Правда, к чести моей надо сказать, я этого никогда и не скрывала.
Средневековый английский монах Алкуин, математик и литератор, остался в истории именно потому, что сочинил пять или шесть действительно бессмертных логических задач. Ими пользуются уже тысячу лет, и будут пользоваться еще тысячу, она полезна детям и таким недотыкомкам как я, потому что с одной стороны вроде задача, а с другой - милая сюжетная сценка. Узнаваемые герои нейтрализуют ужас перед холодной абстракцией.
Допустим, лодочнику, например, нужно перевезти через реку волка, козу и капусту. Но лодка такова, что в ней может поместиться только лодочник, а с ним или один волк, или одна коза, или одна капуста. Но если оставить волка с козой, то волк съест козу, а если оставить козу с капустой, то коза съест капусту. Как перевез свой груз лодочник?
Ясно, что приходится начать с козы. Лодочник, перевезши козу, возвращается и берет капусту, которую перевозит на другой берег, где ее и оставляет, но зато берет и везет обратно на первый берег козу. Здесь он оставляет ее и перевозит волка к капусте. Вслед затем, возвратившись, он перевозит козу, и переправа оканчивается благополучно.
Вы не чувствуете какая суровая драма, нет? Это потому, что вы не волк. А вот я - он. Наверняка и у Капусты, и у Козы, и у Лодочника тоже присутствует сложная гамма чувств. Но я знаю только эти свирепые танталовы муки , когда страстно желаемый объект не дается мне весь, здесь и сразу.
Вводные довольно безрадостны. Я вожделею Козу, Коза вожделеет Капусту, а Капуста, как просветленный овощ, не вожделеет никого, кроме воды и тепла. Лодочнику же, за каким-то чертом, надо перетащить всех на другой берег, не позволив нам слиться в экстазе. Очевидно, для нашего же блага.
Коза невыносимо прекрасна. У нее раскосые желтые глаза, тонкие ноздри, и на шее под белой шерстью бьется нежная жилка, от вида которой у меня слюни капают прямо на лапы. И ее увозят, а я, как во сне, не могу ни двинуться, ни даже завыть.
Капуста тоже очень ничего, самовнушаюсь я, чтобы не сдохнуть от горя. Лодочнику все-таки виднее. У нас с Козой все равно бы ничего не вышло, повторяю я себе каждое утро, а Капуста, пусть и простовата, но мы хотя бы безопасны друг для друга. Чем не основа для отношений. И слюноотделение приходит все реже, и почти всегда во сне. А к голоду можно и привыкнуть, не впервой. Даром, что шерсть лезет клоками.
И когда Лодочник забирает Капусту, мне даже жаль. Я привык. Она была верной подругой, молчаливой и непритязательной.
Но одному, как вдруг оказалось, легче. По условиям мизансцены я не могу уйти с этого долбанного берега, что поделать, против судьбы не попрешь. Я лежу над водой, смотрю, как она течет. Мне хорошо и так. В сущности, что нужно настоящему Волку для равновесия духа? Остаться на время наедине с собой. Медитация и очищение. Покой и воля. Сатори не за горами.
…И тут этот маньяк с веслами привозит обратно Козу.
Шерсть у меня встает дыбом, остро и жестко, как иглы у ежа. Я ее почуял, когда лодка еще даже не показалась из тумана. К черту сатори, равновесие и очищение. Ждал, замерев в стойке, дрожа, как молодой щенок. Надежда - такой могучий наркотик. Старый, опытный Волк, я понимаю, что все равно ни черта не выйдет, в который раз. Не для меня же он тащит ее на этот берег, а вот мало ли - ну, вдруг, вдруг?
Но «вдруг» не случилось. Я вобщем знал, опыт-то не пропьешь. Теперь уже я уплываю в лодке, а Коза, склонив голову с тонкими рожками, смотрит мне вслед с явным облегчением. У нее свое горе, она скучает по Капусте. Бессердечная все-таки тварь эта родственница лопуха, и все ее развлечения - один тупой фотосинтез. Я-то знаю, я с ней жил. Трудно быть теплокровным, овощем гораздо проще.
Лодочник стоит ко мне спиной и мерными взмахами весла отталкивается от воды. Я смотрю ему в то место, где стриженный затылок переходит в красную шею и думаю - кто он вообще такой, и почему я должен подчиняться ему, ведь он даже не на вершине пищевой пирамиды? Хищник я или дохлая ящерица? Судя по запаху, он тоже живой, и его можно есть. Ну, чисто гипотетически.
Пусть только перевезет на другой берег Козу, и тогда мы посмотрим, для кого эта переправа закончится благополучно.
Цей запис на Dreamwidth -- https://pani-poganka.dreamwidth.org/4795.html.