“Вы хотите, чтобы я стал грузином?”
Сегодня уже кажутся дикими многие нравы того времени. Когда малейший чих первого лица страны и республики мог кардинально изменить судьбу любого советского человека. И в любую сторону. Но тогда...
...Меня прямиком проводили в кабинет самого Юрия Ивановича Хомерики - члена ЦК КП Грузии, депутата Верховного Совета Грузинской ССР. Гигантского роста, толстенного человека, руководившего республиканской партийной газетой, как заводом. Установив для каждого из нас суточную норму выработки в тысячах строк. И строго следя за ее выполнением. Ошеломленный происшедшим не меньше, чем я, похоже, он не знал еще, как ему теперь вести себя со мной. И начал издалека: “Мама, как поживает?” - “Спасибо, ничего”. - “Позже расскажешь поподробней, о чем беседовал с тобой Василий Павлович. А сейчас... ты, конечно, понимаешь, что после такого события, нам придется тебя повысить. Назначить на руководящую должность. Заведующим отделом, наверное. А может, даже... Чего молчишь?” - “Я вас слушаю”. - “Но ты - взрослый человек, должен понимать: республика у нас небольшая, нужно выдвигать национальные кадры”. - “Вряд ли возможно повышение в партийной газете беспартийного", - чувствуя что-то неладное, пытаюсь отвести редактора от какого-то, явно неприятного для него и, скорее всего, для меня тоже, продолжения разговора.
“Это уже не проблема. Назначим тебя сейчас завотделом литературы и искусства, а через неделю примем в партию, в кандидаты. Если в ЦК это посчитают недостаточным, значит, будешь моим замом. Но сначала необходимо решить... В общем, тебя сейчас ждет у себя мэр города - Меладзе. Поезжай к нему”. - “Зачем?” - “Он даст команду и все быстренько оформят”. - “Какую команду, Юрий Иванович? Я вас не понимаю. Зачем мне ехать к мэру?”
И тут редактора словно прорвало: “Значит так, немедленно к мэру. По дороге определись с фамилией. Выбирай любую. Лишь бы окончание было наше. Да, в конце концов, можешь взять и оставить себе Маринели".
По правде говоря, в Грузии такого рода превращения давно не являлись чем-то из ряда вон выходящим. Многие армяне, русские, украинцы, понимая, что со своей национальностью обречены на пожизненную участь “рядовых тружеников”, сами охотно переписывались в грузины и даже платили за это деньги. А местные евреи, по примеру своих соплеменников, живущих по всему миру, издавна обрели грузинские фамилии, почти неотличимые от коренных. Наиболее же выдающиеся или чем-то полезные для возвеличивания или благополучия титульной нации представители других национальностей, в большинстве своем, при первом же намеке начальства, переименовывались не медля. Но среди журналистов такого прецедента еще не бывало. Просто надобности в этом ранее никогда не возникало. Во-вторых, достаточно было и того, что все их заметные публикации подписывались грузинскими псевдонимами. Случалось, прямо на дежурной полосе и без ведома автора. И все негрузины были вынуждены подчиняться негласному правилу - иметь соответствующий псевдоним. Только мелочевку - для интернациональной видимости, можно было подписывать собственными фамилиями. Кроме того, никому и в голову не могло прийти ставить на руководящую должность в газете чужеродца, если он не постарел уже в редакции и не вжился в свой грузинский псевдоним так, что его невозможно уже отличить от натурального аборигена. Но вот, пришло. И не в какую-нибудь, а в голову самого главного грузина Советского Союза той поры. Тем не менее, я сначала воспринял услышанное, как нелепую шутку. И непроизвольно рассмеявшись в лицо изумленному редактору, перед которым обычно подчиненные теряли дар речи, не раздумывая спросил: “Вы хотите, чтоб я стал грузином? А может, мне китайцем записаться? Тоже - великая нация. Или лучше, в знак солидарности с воюющим, братским Вьетнамом, вьетнамцем стать мне?”
Пораженный неслыханной дерзостью, Хомерики, с фантастической для его комплекции стремительностью, вскочил из такого же, как сам, массивного дубового кресла и, надвигаясь на меня, закричал: “Да как ты смеешь, мальчишка! Тебе оказывают честь, а ты...”
И тут на меня нахлынули воспоминания обо всех обидах, нанесенных мне, начиная с детсада, этими высокомерными и чванливыми шовинистами, уверовавшими в свою национальную исключительность и избранность. В некое арийство, нереализованное сполна якобы лишь по причине малочисленности их народа. И по вине советской власти, мешающей ему проявить свои безграничные способности. Хотя, даже после добровольного вхождения в состав Российской империи, объединившихся в царство, ранее обособленных княжеств, грузинский этнос так и не сложился в единую нацию. И в нем всегда различались гуриец от имеретинца, карталинец от кахетинца. Не говоря уж о мегрелах и сванах, у которых другие языки. И, в особенности, об абхазах и осетинах, имеющих к тому же еще и иные этнические корни. Но, парадоксальным образом, именно при советской власти многие из них, кроме, пожалуй, абхазцев и большинства осетин, находясь под постоянным воздействием мощной националистической пропаганды, стали чувствовать себя не только одной нацией, но и уверовали в свое превосходство над другими. Причем, над соседствующими - само-собой, но еще и над... мировыми. И их национальное самосознание переросло в национальное самомнение.
Испытав на себе все прелести тотального проявления грузинского шовинизма, которое особенно усилилось после чудовищного расстрела в Тбилиси, по приказу Хрущева, мирных демонстраций запрещенного им чествования даты рождения Сталина, происходившего на моих глазах, я излил тогда редактору, утратив ощущение реальности, давно во мне накипевшее: “А чем моя нация хуже вашей? Чем? Как вы не понимаете, что предавший свою, в любой момент предаст и вашу...”
Окончательно разгневав Хомерики, я уходил от него, мысленно досадуя: “Ну почему, почему в моей жизни всегда только так - или чудо, или дерьмо? Третьего не бывает”.
Но, торопясь домой, все же не подозревал, что обречен уже высшей властью республики из Марьяна быть узаконенным Маринели, если не Марьянашвили, Марьянидзе или Марьяния. Разве можно было предположить, столкнувшись с требованием завести псевдоним и, вместо него сменив окончание собственной фамилии на итальянское, что его схожесть с некоторыми грузинскими будет воспринята начальством не только как идентичность, но и как готовность переименоваться уже и формально-юридически. Однако произошло именно так. И несмотря на мое, выходящее за рамки допустимого, поведение с ним, живое изваяние десятипудового, двухметрового редактора явилось ко мне в дом через полчаса после моего собственного прихода. Мать, в полуобморочном состоянии, внимала нежданному, даже в наших с ней самых невероятных снах, монументальному гостю. Через нее укорявшему меня в непочтительности и даже в неблагодарности.
“Лежава - мать троих детей, муж в Совмине - на ответственном посту. Я ее иногда для профилактики, вместе с остальными сотрудниками, ругаю на совещаниях. И ничего. Выходит на трибуну и кается, как все. А ваш сын, смотрите какой... Ему на таком уровне внимание, а он, черт знает, что себе позволяет".
Мать слышала об одном подобном “разносе”. Когда Хомерики, отругав подряд всех присутствующих, кивнул в мою сторону, со словами: “А Марьян, вообще, мальчишка еще. Должен нам задницу целовать за то, что удостоился такой чести - работать в “Заре Востока”.
И действительно, все, кто был им обозван и обруган, понурив головы, выходили на трибуну и каялись. Сами не зная, за что. Я же, видимо, еще не выдрессированный для подобного номера, тут же, на коленке, набросал в блокнот текст заявления: “В связи с тем, что никогда и никому указанное редактором место не целовал и целовать не собираюсь впредь, прошу освободить меня от работы”. И передав листок с этими словами в президиум собрания, удалился. Резонанс был своеобразный. Начальство негодовало, но пришло в замешательство: как поступить с таким заявлением? И меня не уволили. Наверное, из-за нестандартности документа...
Хомерики долго уговаривал маму, пока она не согласилась повлиять на сына. А после ухода Юрия Ивановича, выслушав мои объяснения, молча достала из шкафа чемодан. Сложила в него мою одежду. И протянув мне сотенную, тихо сказала: “Это все, что у нас есть, сынок. Возьми и уезжай. А я тебе потом еще вышлю”. - “Куда, мама?” - “В Москву. Куда же еще ты можешь деться от этих...” Не договорив, помолчала еще и добавила: “Ты собирайся, а за документами я сама схожу в редакцию. Только напиши заявление по форме”.
Так и не узнав в тот день, что же сказала моя мать редактору, как убедила его выдать ей мою трудовую книжку и как он потом объяснил Василию Павловичу мое исчезновение, я, тайком, оставив под скатертью половину денег маме, в тот же вечер отправился на вокзал. Купил самый дешевый, сидячий билет на поезд Тбилиси-Москва. И через двое суток, 5 июля 1968 года, прибыл в столицу. С 30 рублями в кармане, старым чемоданом и большим альбомом, с вклеенными мамиными руками вырезками моих публикаций под мышкой. А также с рекомендательным письмом к Евгению Примакову и его однокласснику по тбилисской школе - Леону Оникову, выпускнику МГИМО, проработавшему в аппарате ЦК КПСС с юношеских лет, со сталинских до горбачевских времен. В негромкой должности консультанта, пользовавшемуся, однако, огромным авторитетом при каждом Генсеке. За свой мощный интеллект, глубокую интеллигентность и искреннюю доброжелательность. Письмо было от их соученика и сокурсника, уникального политического фельетониста Кости Енгояна, врученное мне перед отъездом. Со строгим наказом: полагаться на собственные силы и обратиться к адресатам исключительно в крайнем случае.
Забегая вперед, признаюсь, что несмотря на множество критических ситуаций, возникавших в моей московской жизни, конверт был передан мною Оникову лишь через 13 лет. При вручении мне Премии и медали Гиляровского. Что послужило моему сближению с этим благороднейшим человеком, сочетавшим в себе мужество и душевность...
Всеволод Марьян, из книги “За кулисами власти”
Марьян Всеволод Суренович - выпускник музыкальной школы при Тбилисской консерватории и ГИТИСа. В журналистике более 50 лет. Работал в молодежной газете, «Труде», АПН, «Советской России», заведовал отделом науки в журнале «Юность». Лауреат премии им. Гиляровского, 10 международных премий, победитель конкурса «Лучший репортер Москвы» 1981 года. Преподавал в российских и зарубежных университетах.
Еще по теме - http://pandukht.livejournal.com/183465.html