Дорогостоящий рабис когнитивного диссонанса
В "Закате Европы" Шпенглер проводит интересную параллель между интерьерами готических храмов и горизонтальным контрапунктом баховских фуг. В готике, как и в фугах, великий мыслитель видел самое совершенное воплощение фаустовского духа немецкой (точнее, германской) культуры, глубоко созвучной его утонченной и одухотворенной эстетике.
Шпенглеровская методика позволяет безошибочно определить музыкальную среду, отвечающую идее старого Еревана. Это рабис, дурную привычку к которому часть нашего общества не хочет преодолеть. Не зря сказано: “Как волка ни корми, он все в лес смотрит”. Таманяновской корм оказался не в коня для тех, кому не дает покоя "старотбилисская" бутафория.
В этом убеждает заголовок одной из статей, с ликованием оповещавшей читателей, что "у Еревана будет старый город". Можно ли представить себе, что Corriere della Sera или Figaro будут трубить о том, что у Рима и Парижа "будут", соответственно, Форум и Лувр? Старый город, где бы он ни находился, либо есть, либо отсутствует, и невозможно, будучи в здравом уме, говорить о нем в будущем времени. Будет ли у Москвы Кремль, а у Константинополя баляновский Долмабахче? Можно списать нелепость аргументации сторонников этой идеи ссылкой на их дурной вкус, но это будет не столько объяснением, сколько запальчивой попыткой уйти от него.
Темой моих последних статей был чисто градостроительный аспект реконструкции Еревана в соответствии с генпланом Таманяна. Психологический аспект проблемы, проливающий свет на нюансы нашего отношения к старине (точнее, к тому, как мы ее понимаем), подразумевался, оставаясь на заднем плане. Однако у нас нет права игнорировать душевную деформацию, предопределившую понижение высочайших эстетических стандартов нации с великими культурными традициями.
В социальной психологии довольно популярна теория когнитивного диссонанса. Ее смысл в том, что самооценка человека влияет на его оценку вещей не меньше, чем их реальная ценность. Эксперименты Фестингера и Аронсона доказали, что оценки испытуемыми заведомо бессмысленных занятий вроде перекладывания катушек из ящика в ящик или участия в обсуждениях вторичного полового поведения низших млекопитающих зависят от того, наградили ли их за "работу" или унизили с целью установить их право (!) на допуск к ней. Ученые точно предсказали оценки задания испытуемыми в обеих группах.
Логика этой теории основана на том, что человек во всем ищет смысл, отсутствие которого бросается в глаза, когда его не только не награждают за участие в ерунде, но побуждают платить за него самоунижением. Высокая оценка заведомо нелепого задания придает согласию на его безвозмездное исполнение (которого участникам надо еще добиваться!) некое подобие смысла. Денежное вознаграждение за участие в эксперименте устраняет надобность в завышении оценки поручения (Фестингер платил студентам 150 долларов в сегодняшнем денежном эквиваленте).
Уход в дебри академических дискуссий выходит за рамки статьи. Гораздо уместнее обратить внимание на деградацию эстетических критериев участниц эксперимента в зависимости от суровости "предварительной инициации", которой их подвергли. Деградация бросается в глаза в завышении оценки задания, задуманного учеными как бессмысленное, что имеет самое прямое отношение к нашей теме.
Недавнюю историю Армении можно представить в виде когнитивного диссонанса, которому наш народ подвергли завоеватели, заметно отстававшие от нас по уровню общественного развития и культуры. Печальна участь покоренной врагами страны! Армян воспитывали все, кому не лень, от турок до царской администрации, большевиков и, во времена сталинского правления, грузин. Целью "воспитания" была культивация рабского пиетета к тем, кто получил возможность диктовать нам отказ от исторического наследия великих предков. Месроп Маштоц, Григор Нарекаци и Нжде не были нужны ни туркам, ни большевикам, ни грузинам. Их полностью устраивал наш добровольный отказ от самости, определявшей душу культурного армянина на протяжении тысячелетий.
Свободный человек становится рабом, принимая навязанные ему самоограничения, что в свою очередь становится возможным вследствие понижения его самооценки врагами. В наших специфических условиях эта метаморфоза выражается в подмене подлинных ценностей их дешевыми суррогатами. Божественную музыку Екмаляна и Комитаса заменяет рабис, а (возвращаясь к нашим баранам) наследие Таманяна - "старый Ереван", авторы которого не получат даже вожделенной, но обесцененной падением Союза Ленинской премии.
Оплачивать этот плевок на генплан Таманяна придется нам. Рабис на месте Главного проспекта обойдется в кругленькую сумму от 120 до 150 млн. долларов. Подобная щедрость не лезет ни в какие ворота. Кредит на сумму в 200 млн. долларов, полученный от России, позволил Армении приобрести "Искандеры". Мы вздохнули с облегчением, а теперь готовы истратить почти такую же сумму на уродливую потемкинскую деревню в самом центре Еревана!
Никто не призывает одеть нацию в галифе и погнать ее в окопы. У нас есть другие задачи - отсутствие музейного комплекса, достойно представляющего культурное и историческое наследие Армении, и приведение в порядок ее главного здания, Дома правительства, реконструкцию которого в соответствии с замыслом Таманяна я бы объявил одной из первоочередных задач благодарной свободной нации. Но есть ли у нас свобода и как мы ее понимаем?
Диссонанс лишил нас способности взглянуть на собственное безумство со стороны. Его сразу заметил Фуад Ахундов, завсектором общественно-политического отдела администрации президента Азербайджана: “Я слышал про проект под названием “Старый Ереван”, который распространили армянские СМИ. Но что любопытно, вместо настоящего средневекового центра Еревана, который поэтапно уничтожен армянскими властями в советское время и ныне в период независимости Армении, будет создано некое подобие архитектуры конца XIX - начала XX века”.
Мы добились невозможного, дав ошибкам природы из Баку шанс предстать перед миром в тоге культуртрегеров, спасающих от армянских варваров азербайджанское (какое ещё?) наследие “древнего Иравана”! Это произошло только потому, что мы утратили иммунитет к бескультурью, способность отличать великое от смешного и даже гротескно-карикатурного, не думая о трудностях положения Армении и забыв то несомненно ценное, что вдалбливалось нам в головы в советских университетах - диалектический подход к пониманию исторических процессов, который уступил место нежеланию и даже страху отстать от безродных (!) соседей.
Анатомия подмены культуры ее эрзацами (то есть просто бескультурьем) довольно проста. Клиент (в нашем случае хам-завоеватель) всегда прав и ему надо угождать, забыв о мелочах вроде собственного мнения и исторически сложившейся системы ценностей. Многие из наших искренних патриотов с советской выучкой воспримут упоминание рабиса как личный афронт, за что я готов принести им извинения (что, впрочем, не меняет сути дела).
Положение усугубляет уход поколения титанов нашей культуры масштаба братьев Орбели и Алиханянов, Дживелегова, Сарьяна, Кочара, Минаса etc, которых можно долго перечислять, носителей высочайшего аристократического вкуса, стоявших на голову выше нынешних базарно-рыночных представлений об искусстве. Бога нет, все дозволено, как сказал бы Иван Карамазов.
Но голь на выдумки хитра: наши народные умельцы придумали рабису и ссылкам на титанов замену в виде культа весьма невзрачной личности “всемирно известного шансонье”, из чего, видимо, следует, что мы сами с усами. Не было у нас ни Нжде, ни Констана Заряна, ни Сарьяна, ни Монте - один из публицистов договорился до утверждения, что шансонье считают (кто? - А. М.) “... величайшим армянином XX века”. Если бы в Париже жил Минас, а не Азнавур, величайшим армянином был бы объявлен именно Минас. Жить в Джаджуре или Ахалцихе “негламурно”...
Попытаемся лучше понять это забавное явление. Пять лет назад я впервые посетил Тбилиси после эмиграции в 1991 году. Возвращение в город, в котором прошло 46 лет моей жизни, было радостным. Ему предшествовали 9 часов, проведенных мной в аэропорту Стамбула. Толпы уродливых турок и чисто восточная аура аэропорта, забитого окружающими мечеть лавками, вызвали у меня желание поскорее из него убраться. После Стамбула Тбилиси показался мне землей обетованной, тем более что я был счастлив встретить близких, которых не видел 21 год.
Через два года я увидел город иным, что не в последнюю очередь объяснялось более щадящей "инициацией" (мы летели через Мюнхен). К тому же я успел привыкнуть к городу за время первого посещения. Когнитивный диссонанс испарился, розовая "постстамбульская" пелена спала с глаз. Я увидел город, корчащий из себя то, чем он никогда не был, не будет и не обязан быть. В Тбилиси грузины вовсю вырисовывают из себя американцев (раньше в моде был Париж), а "второсортные" армяне, понятное дело, грузин. Всех объединяет общее чисто плебейское нежелание или даже боязнь быть самими собой. Обветшавшие декорации производят печальное впечатление, и непонятно, что в них так восхищает наших любителей старины.
Гуляя по городу, я вспоминал отзыв о нем Костана Заряна 1923 года: "Тифлис стал совершенно невыносим". Зато в Ереване я увидел всамделишность. Его улицы полны солдат, а не молодцеватых попов, бойко болтающих по сотовому телефону. Ереван начал обретать столичный лоск, хотя впереди много работы. Но для этого мы должны вновь обрести самих себя, отбросив чуждую нашему гордому народу мишуру. Глупо бояться отстать от Джонсов. Следовать своим путем, к чему призывал спутников в "Божественной комедии" Улис, интереснее и полезнее.
Ереван не станет столицей мирового класса, пока мы будем лелеять привычный для нас микрокосм людей третьего мира. Быть самим собой трудно, но много почетнее, чем культивировать в себе чужое (и чуждое нам) убожество. Нжде оставался самим собой в застенках НКВД, а истязавший его Сталин дрожал от страха покушений на свою жизнь в кремлевских покоях. Кем мы как нация предпочтем быть?
Александр Микаэлян
Предыдущее по теме -