Интервью для спецпроекта Культурного форума о героях премии Луначарского с Роксаной Николаевной Сац
Есть такие люди - звёзды. Не в смысле популярности, она им не нужна, для них она шелуха бытия. Звёздность прежде измеряется масштабом личности и делами. Люди-звёзды отсутствуют на обложках журналов, их нет в инстаграмах, они не постят свои бутерброды и не умоляют поставить им лайк в соцсетях. Люди-звёзды в это время работают. Одним своим присутствием они обогащают нашу жизнь. Просто знать, что они есть - уже счастье. Судьбы у этих людей в большинстве своём не поддаются пересказу, потому что суждено им было испытать всё - и голод, и войны, и аресты, и потери. Но разве этим можно сломить их неукротимый дух? Разве можно погасить их лучезарный свет!
Роксана Николаевна Сац - легендарная личность. Она имеет звание заслуженного учителя и сейчас заведует литературно-педагогической частью Московского государственного академического Детского музыкального театра им. Н.И. Сац. Родилась в 1927 году. Её путь к театру- перед вами.
И да, страницы Роксаны Николаевны Сац нет в Википедии - не заслужила, очевидно.
Премия имени Луначарского учреждена для поощрения работников культуры. Вы заслужили её в номинации «работник театра». Роксана Николаевна, вы заведующая литературно-педагогической частью театра с 1969 года! Расскажите, пожалуйста, о своей работе, именно о литературной её составляющей и педагогическом направлении.
Р.Н. Я считаю, что это очень правильное решение - создать такую премию, потому что Луначарский был крупнейшим деятелем культуры и просвещения, и по существу первым министром культуры, и первым министром просвещения, объединяя эти два начала. И мне кажется, что создание этой премии имеет знаковое значение, важнó как объединение, ведь мы не только работники культуры, мы занимаемся и просветительской работой. Вот недавно мы получили международную премию за просветительскую работу, единственную, потому что не очень-то дают нам нынче премии за рубежом из-за каких-то политических наслоений.
Так вот то, что это премия Луначарского, и то, что она охватывает категорию тех людей, которые работают в театре не непосредственно на сцене: актер, музыкант, режиссер, постановщик, балетмейстер, а людей других профессий, но очень нужных в театре.
Моя работа - литературно-педагогическая. Во-первых, я сама пишу либретто, и я должна быть в каком-то ощущении того, что происходит в современной литературе, того что происходит в психике наших детей, что им сегодня созвучно, что им не созвучно, как сделать, чтобы то, что не лежит на поверхности, стало им созвучно, как доносить это. Ведь на спектакль придут совсем маленькие дети, они не поймут всего заложенного в нём объёма до конца, хотя многое они «подкорково» воспринимают, и это до них тоже надо донести.
Обычно, если вы бывали в театре, то знаете, что я довольно часто выхожу на сцену и говорю вступительное слово. Вступительное слово - это некий мостик, чтобы перенести зрителей из одного мира в другой, ввести, просветить, намекнуть, помочь задать как-бы камертон будущего спектакля. Это моя, но не только моя, задача.
Ведь сам театр - это всё время живое общение, тот непрерывный процесс, который создаётся очень многими, кто посвятил себя театру. Гример отвечает за то, как будет выглядеть актёр в создании образа, костюмер - следит как сидит костюм. Ответственность лежит на всех нас.
Целый ряд профессий театральных создают то, из чего как из цветка, вырастает какой-то дивный плод. Как цветок, он благоухает, у него свои лепестки, у него свой запах… Так что, премию Луначарского для работников культуры я всячески приветствую.
(с) фото Елены Лапиной
Я в
и
С 1969 года по нынешнее время, почти 50 лет вы на этой работе. Вы произносите вступительное слово перед спектаклем, видите кто сидит в зале, как меняется публика, как меняются дети и их восприятие спектаклей?
Р.Н. Конечно, они и мы связаны. С одной стороны говорят, ах, публика стала хуже, ах, публика стала разгильдяйской, это часто мы слышим. С другой стороны, не совсем так, потому что публика всегда разная. Мы умеем их собрать, мы умеем найти какие-то точки соприкосновения, когда мы знаем, как разговаривать с ними, чтобы тишина была в зале. У нас многое построено на том, как педагоги встречают зрителей, как они рассаживают. Это очень важно.
Но есть другая опасность в восприятии сегодняшней детской публики - это широта без углублённости, потому что во время спектакля вы можете увидеть, что даже не ребенок, а мама еще попутно там чего-то копается в своем мини-компьютере под названием телефон… Это неверно! Без углублённого погружения публики в происходящее на сцене, та же публика много теряет.
Откуда взялась Синяя птица? Вернее, почему символом Музыкального театра стала именно загадочная непостижимая Синяя птица?
Р.Н. У вас правильная ассоциация, ради этого и старались. Когда построили театр, Наталья Ильинична объявила конкурс на лучшую эмблему. Каких только проектов мы не получили, кстати, иногда интересных: и мальчик на дудочке играет, и птичка поёт, и многое другое, но всё же не совсем то. Но вот однажды Наталия Ильинична предложила Синюю птицу, прежде всего потому, что пьеса Метерлинка «Синяя птица», поставленная во МХАТе в 1908, по существу была первым спектаклем для детей, созданным крупнейшими мастерами и художниками сцены. Спектакль гениальный, спектакль эпохальный, в нём заложены глубочайшие мысли и в исполнении высоких профессионалов. Он до сих пор идёт на Тверской, его не снимают с репертуара.
И когда Наталья Ильинична создавала наш театр, она утвердила его главнейший принцип: это должен быть театр прежде всего высокопрофессиональный, музыкальный театр с настоящими голосами, с настоящей пластикой, а не полулюбительский, как бы не было хорошо любительское. Тогда только мы станем каким-то маяком образцом того, как надо создавать спектакли для детей.
Вот почему прежде всего Синяя птица является символом того, каким должен быть музыкальный театр для детей. Правда, ей возразили - да, Синяя птица это птица счастья, но счастья, как бы, недостижимого. На что Наталья Ильинична ответила: нет, если объединить Синюю птицу и арфу, старинный музыкальный инструмент, слить их воедино, то в таком символе детские мечты о волшебном счастье сольются воедино с музыкой. Должно быть высокие устремления и высокое искусство. Мы верим, что именно это позволит сделать наших зрителей счастливыми. Именно к этому мы стремимся. Достичь этой цели не просто, но мы, всё же, думается, чего-то достигаем.
Кроме того Синяя птица есть символ вечного поиска, а только в вечном поиске есть смысл, и в искусстве, и в жизни.
Выходили ли вы на сцену Музыкального театра как актриса?
Р.Н. Я была педагогом в школе. В театре перед спектаклем я произношу вступительное слово, которое связано с музыкой, по сути это артистическая деятельность. Кстати, в спектакле «Синяя птица» я говорю и во время действия, на музыке, поэтому в этом спектакле меня пока никто не заменил, это срослось и это очень важно. «Гадкий утенок» - тоже спектакль, где всё нотка в нотку. В других спектаклях у меня всегда есть доля импровизации. В этих двух или даже трёх спектаклях, где все теснейше связано и не скажешь ни одного лишнего слова, стихия импровиза всё равно берет верх, и я говорю так, как будто это рождается только сейчас, хотя оно закреплено. В зависимости от того, кого я вижу перед собой, какая публика, мне надо почувствовать её, от этого зависит и то, что я произношу, понимаете?
Актрисой я была в театре Натальи Ильиничны, когда она вернулась из ссылки*. Она же была очень долго, почти 20 лет, вне Москвы в сталинские времена, когда её внезапно, непонятно за что, арестовали. Обвинения как такового не было, но «на всякий случай» решили подержать 17 лет, в Москву не пускали. Так вот, когда мама освободилась, но еще не могла работать в Москве, она построила первый ТЮЗ в Казахстане, в Алма-Ате. Замечательный был театр, изумительный! Там не было театральных студий, поэтому она набирала всех «в артисты», а вот меня в первую очередь, сказала: «Иди, будешь у меня играть». Я училась тогда в школе. И всё же параллельно я стала актрисой её театра и меня это увлекло. Но вскоре, честно говоря, каждый раз читать заданный текст без всякого «импровиза» мне как-то поднадоело. Смутно я понимала, что это не до конца моё.
У меня есть какой-то взгляд со стороны, а актёр полностью погружается в свой образ. Но наступил момент, когда я должна была уйти из этого театра. Нужно было сохранить комнату в Москве, которую нам оставили. И я уехала из Алма-Аты. Но сложилось так, что я стала учителем.
В Москве я работала учительницей 17 лет и заслужила звание заслуженного педагога. Но всё же, надо вам сказать, что в какой-то степени я в школу привнесла театр, и может быть поэтому у меня никаких проблем с дисциплиной не было, хотя я работала в мужской школе даже с трудновоспитуемыми детьми. Мы хорошо общались, а в тесном человеческом общении иногда рождается подлинное единение. Ко мне и сейчас приходят ученики, со словами: «Мы не забыли ваши уроки!»
У Лермонтова есть такие слова: «За всё, за всё тебя благодарю, за горечь слёз, отраву поцелуя, за месть врагов и клевету друзей…»
И я благодарю жизнь за всё, даже за детский дом.
*Наталия Сац была арестована в 1937 как «член семьи изменника Родины» В лагерях ГУЛАГ провела пять лет, освобождена в конце 1942 года. Однако разрешения находиться в Москве не имела, поэтому отправилась в Алма-Ату, где её усилиями в 1945 году открывается первый в Казахстане Алма-Атинский театр юного зрителя, который Н. И. Сац возглавляла в течение 13 лет. В 1958 году Наталия Сац вернулась в Москву
У вас очень сложная, трудная судьба. С позиции сегодняшних дней, что вы можете сказать о пережитых вами трудностях. Что они дали вам, чему научили, или, может быть, они были не нужны?
Р.Н. Как вам сказать, трудности помогают в преодолении, они выковывают характер. Но трудности одновременно могут послужить барьером для того, чтобы полностью погрузиться в то дело, которое станет для тебя самым главным.
Конечно, мне было нелегко, потому что в школе-то я училась до 6 класса, дальше я работала возчиком, потом переехала в Москву, нечего было есть, меня приютили друзья моего деда Ильи Сац, хотя у них самих было двое детей и нечего есть, это был конец войны. Потом мы с мамой переехали в Казахстан. Там, в Алма-Ате, в школе я сама себя определила в 10 класс. Документов тогда не требовали, и я думаю, зайду по дороге в первую попавшуюся школу. Пришла. Они спрашивают, в какой класс? Я ответила, что в десятый и села в десятый. *Смеется.
Да и как я училась? У нас в это время мама театр организовывала, я там в массовке бегала, а репетировала все в нашей одной комнате, больше было негде. Кроме того надо было что-то готовить, мама была далека от быта, в этом отношении все лежало на мне.
Когда я закончила школу в Алма-Ате, и мы переехали в Москву, снова потребовались какая-то корочка, какое-то образование, ведь профессию надо иметь. Быстро нашла учительский институт, двухгодичный, окончила учительский институт, стала преподавать, но там ограниченный диапазон только 5 - 7 класс. Ладно, поступила в заочный педагогический, но тогда я ходила на занятия через пень-колоду. У меня ребенок родился, я должна зарабатывать на жизнь, мы жили очень бедно с мужем, хотя у меня был замечательный муж, изумительный, актёр! Но надо было зарабатывать, учиться некогда, поэтому я приходила, что называется, по нахалке, и говорила, где тут зачёт? Меня спрашивали, а вы откуда? - Из пятой группы. - А где пятая группа? - Да вот она. А мне сокурсники говорили, да мы вас не знаем, а я вас тоже не знаю, отвечала я, при чем здесь это наше знакомство, я пришла сдавать экзамен. Да вы же никогда не ходили на лекции - Ну и что! Я пришла на зачёт. *Смеется
Что-то где-то там ночью почитаю, конечно. Но такого планомерного образования, от «А» до «Я», что конечно мне очень было бы очень нужно для моей современной работы, и музыкального образования у меня всё же нет. Огромная дыра в смысле систематического образования, но есть какое-то эмоционально устремлённое самообразование.
Мне повезло в том, что я очень любила литературу, сама учила стихи, любила театр.
Это, знаете, как течение реки, когда что-то ты берёшь, а что-то проносится мимо, что-то важное с тобой соприкасается, а что-то безвозвратно уплыло.
Такова жизнь.
Мне незачем на что-то жаловаться, я работаю, мне много лет, я выхожу на сцену.
(с) фото Елены Лапиной
У современных детей другое детство, более рафинированное, более успешное, что бы вы им пожелали?
Р.Н. Что бы я пожелала?
Есть такие стихи: «Находите главное, находите главное в людях и себе». По-моему, процесс человеческого становления состоит из двух взаимосвязанных явлений - брать и отбрасывать, потому что всеядность мешает. Ощутить, что именно тебе нужно и в это углубиться, мне кажется очень важным не только для детей, но и для взрослых. От этого зависит твоя профессия, чувство удовлетворения или вечной неудовлетворенности. При этом есть разница между поиском и бесконечными притирками туда-сюда, где повезёт. Настоящий поиск, даже если он не даёт нужного результата, это всё-таки не напрасно.
Человек устремляется к чему-то, ради этого как на каркас набирает то, что нужно лично ему и то, что, в конце концов, он может передать другим - вот в этом смысл, по-моему, это необходимо понять не только мне. И Луначарский, кстати, это понимал. Почитайте его заметки об образовании, они удивительные, я их бегло читала, но там есть вот про это умение не заглатывать всё подряд.
Не нужно шарить без конца в интернете, впитывая всю шелуху, которая по существу только подобие поиска, а на самом деле, как лузгание семечек, это какое-то полу-животное существование. Мне кажется, что когда человек по-настоящему углублен во что-то, он и в искусстве берёт то, что каким-то своим волшебным образом обогатит его профессию, в какой бы он ни был профессии, потому что оно даёт нечто невыразимое словами, что позволяет выращивать личность! В любой области.
Как я уважаю, например, нашего Колю Ежова, который руководит всей монтировочной частью, и также тех ребят, которые с вместе ним, помогают ему осуществлять постановку декораций. Они однажды промахнулись, и я чуть не упала на сцене, когда выходила на «Синюю птицу», качалась доска, а я стояла на сцене и не знала, как уйти, очень боялась упасть в оркестр. Оплошности бывают у каждого, но как они раскаивались! «Это кто же не забил гвоздь, как ты мог!»
Они же наши товарищи, они не менее уважаемы в коллективе, чем любой из наших актёров. Как мы без Коли, без Юли Айнетдиновой, заведующей осветительским цехом, она всегда знает, чувствует, как правильно дать свет. Как без заведующей гримёрным цехом Оли Соколовой, без наших костюмеров, монтировщиков, реквизиторов, да всех не перечислишь. Все они любят свою работу, делают её превосходно, вне зависимости от медалей, от званий. Как это важно в любой работе, но в театре - особенно. И как это правильно, что для них учреждена эта награда - премия Луначарского!
(с) Наталья Pamsik