Вассерман: иллюзии о Солженицыне давно развеяны
8 декабря 2018 года на ютуб-канале Агентства "Красная Весна" было опубликовано видео с Анатолием Вассерманом.
Click to viewВидео интересное, поэтому я позволил себе перевести его в текст и этот текст теперь выкладываю.
К Александру Исааковичу Солженицыну я когда-то относился с полнейшим восторгом. Ну, молод был, глуп. Собственно первые политические тексты, которые я читал, это были стенограммы XXII съезда КПСС. Он проходил 17 по 24 октября 1961 года, и было мне тогда чуть меньше девяти лет. Естественно те черные басни о кровавом тиране Сталине врезались в голову намертво. В какой-то мере способствовали этому и легенды, распространяемые в том общественном слое, которому я принадлежу и сам.
Ну и понятно, что на этом фоне сочинения Солженицына проходили на ура. Тем более, что подлинные сведения о происходившим в нашей стране при Иосифе Виссарионовиче Джугашвили были тогда в основном засекречены. И, скажем, справка о числе репрессированных, подготовленная вначале 1956 года, оставалась засекречена до начала 1990-х годов. Когда, кстати, историк Земсков, настроенный резко антисталински, проведя изыскания во всех архивах... Его попросили подготовить историческую справку о терроре к процессу над КПСС, поэтому ему был открыт доступ во все архивы... Он подробнейшим образом исследовал их и убедился что вот эта самая справка репрессиях было практически достоверна. Там была погрешность в пару процентов, поскольку справку эту готовили в спешке и проанализировали только данные, что были под рукой. Но вот оказалось, что эти данные практически полны.
Но еще раз повторю, это стало известно только в девяностые годы. Поэтому к Солженицыну я относился как к чуть ли не пророку. И, скажем, «Архипелаг ГУЛАГ» тоже читал с полным восторгом, продираясь сквозь, мягко говоря, заковыристый авторский язык.
Но когда были опубликованы исследования Земскова... Солженицын до того уверял, что читает все новые публикации по сталинской эпохе и уж публикации о местах лишения свободы читает чуть ли не под лупой... Но когда он никак не отреагировал на публикацию Земскова, когда он даже не попытался сказать что-то о том, что его собственные данные превышали данные Земскова в десятки раз. Строго говоря, если взять все категории лиц пострадавших в связи с какими-то политическими мотивами, то получается, что он превысил данные Земскова практически ровно в 10 раз. Когда он никак не отреагировал на публикацию Земскова, я понял что если он раньше даже заблуждался добросовестно то теперь врет совершенно сознательно.
И с этого момента я, естественно, считаю Солженицына только пропагандистом. Причем пропагандистом сознательно лживым, извините за каламбур.
-- Как вы относитесь к покаянному концепту Солженицына?
В жизни любой страны и любого народа есть немало эпизодов о которых стоит сожалеть, также собственно как в жизни каждого человека. Для людей разнообразные религии выработали разные формы покаяния, то есть признания своих ошибок и готовности как-то исправить их последствия. Но поскольку последствия чаще всего исправить в полной мере не удается, то это исправление замещается различными символическими делами: пожертвовать что-нибудь на нужды храма или прочесть достаточное число раз достаточное число молитвы и так далее. Такое символическое покаяние конечно же не устраняет последствия содеянного, но, по крайней мере, человек запоминает, что был не прав, и постарается в следующий раз действовать иначе.
Что касается государств, то для них покаяние практически бессмысленно. Потому что, как правило, когда вскрываются те или иные отрицательные последствия ранее принятых решений, люди, принявшие исполнившие это решение, уже давно вне власти. Причем чаще всего отрицательные последствия бывают побочными. То есть это вовсе не то, чего добивались те, кто принимал решение. Это непредвиденные ими побочные последствия. В частности печально памятные 17 месяцев «большого террора» с конца июня 1937 года до конца ноября 1938 - это последствия сопротивления среднего слоя партийного аппарата - районного и областного уровня - назревшей реформе системы управления в стране.
Кстати в какой-то мере они добились своего: реформу действительно не успели провести. Что потом имело для страны множество тяжких последствий. Но главное, те, кто имитировал обстановку массового заговора, чтобы под этим предлогом отложить реформу, совершенно не ожидали, что последствием этой имитации станут реальные аресты, реальные осуждения в общей сложности почти полутора миллионов человек. В том числе, кстати, и значительной части тех самых партаппаратчиков, которые все это дело затеяли.
Они совершенно не собирались убивать сотни тысяч человек и сажать еще сотни тысяч. Они просто считали вот эту самую реформу ненужной то ли для страны, то ли для них самих. И вот именно потому что, большая часть отрицательных последствий наших решений это побочные эффекты, мы, как правило, не в состоянии предвидеть их заранее. И если мы будем каяться за все содеянное, это приведет только к тому, что у нас все мысли будут уходить не на анализ происшедшего, не на поиск новых методов принятия решений, а только на сожаление об уже принятых.
И, на мой взгляд, покаяния на государственном уровне чаще всего бывают бесполезны, а порою даже вредны.
Есть конечно и исключения. Скажем, немцы натворили во Второй Мировой войне столько всякого, что им таки стоило каяться, поскольку большая часть немцев очень активно приветствовала принятые решения и активно участвовала в их осуществлении. Но даже то покаяние можно было провести разными способами.
Скажем в Германской Демократической Республике старались прежде всего понять, что и почему произошло, и понять, как действовать, чтобы впредь таких последствий не было. А в Федеративной Республике Германии нагнеталось чувство вины, чувство кошмара, внушалась необходимость на протяжении всей дальнейшей жизни немецкого народа каяться перед теми, кому он причинил зло. И в результате западных немцев сломали. Этот народ утратил очень многое в своем духе, в массовом сознании, что раньше помогало немцам творить чудеса.
Боюсь, что с нами в девяностые годы хотели сделать примерно то же, что сделали с западными немцами. Но поскольку реальная вина нашего народа была несравненно меньше, чем немецкого, и поскольку это вина была, по сути, нашим внутренним делом, то для того чтобы внушить нам необходимость вечного покаяния, эту нашу вину преувеличили настолько, что ее просто перестали принимать всерьез.
Когда говорят «половина страны сидела, половина охраняла», возникает естественный вопрос: а кто же тогда работал, кто страну защищал, кто страну кормил, кто создавал новые заводы, позволившие нам завалить Германию не трупами, как в расхожей легенде, а снарядами и бомбами? То есть те, кто хотел от нас вечного покаяния, по счастью перегнули палку. И, думаю, впредь мы будем раньше и точнее распознавать подобные манипуляции и эффективнее им противостоять.
Что касается года Солженицына, я этому рад. Также как рад включению фрагментов «Архипелага ГУЛАГ» в школьную программу. По опыту большинства школьников, те произведения, что включены в школьную программу, за исключением только немногих безусловно гениальных, вызывают отвращение. Отвращение и тем, что ими кормят насильно, и тем, как их преподают, как их объясняют. Словом, я очень надеюсь, что поколение, учившее «Архипелаг ГУЛАГ» в школе, будет к нему относиться несравненно менее доверчиво, чем мое поколение.
Точно также и празднование года Солженицына, отмеченное рекордно малым числом мероприятий, просто потому, что сказать об этом человеке что-то хорошее довольно трудно, приведет, на мой взгляд, к тому, что в массовом сознании Солженицын окончательно перейдет в разряд окаменелостей, которые можно почитать, но нельзя читать.
-- Как вы оцениваете Солженицына как писателя?
Мне трудно оценить Солженицына как писателя, потому что я читал очень многих и очень разных писателей. И знаю, что такие вещи как, скажем, авторское словотворчество или тяжелый синтаксис - это вещи вполне распространенные.
Скажем, по синтаксису Солженицыну очень далеко до Толстого. По словотворчеству на Маяковского он должен глядеть вот так снизу вверх строго по вертикали.
В целом добротный писатель по стилю, но по содержанию... Содержание его произведений уже давным-давно разобрано многими серьезными критиками. И показано, что он постоянно прибегает к разным безобразным натяжкам, чтобы вытянуть сюжет в нужное ему русло. Что он сам, как герой некоторых своих произведений, выглядит человеком, мягко говоря, далеко не лучшим среди тех, кто его окружает. И поэтому трудно предположить, что такой человек может быть хорошим и добросовестным писателем. И трудно предположить, что такой писатель может, как сказал Некрасасов, сеять разумное, доброе, вечное.
-- Солженицына называют также общественным деятелем и философом. Как вы относитесь к таким утверждениям?
Солженицын несомненно общественный деятель. Его деятельность очень серьезно повлияла на советское общество. Правда, повлияла, как я сейчас понимаю, к худшему. Но, тем не менее, мы же называем общественными деятелями не только тех, кому удалось добиться добра.
Ну, а философ... Тут мне трудно судить, поскольку я сам от философии очень далек. Но, скажем, Солженицын, наверное, не худший философ, чем, скажем, Бердяев. Что совершенно не означает, будто бы он хороший философ.
-- Кем на ваш взгляд останется Солженицын в общественном сознании?
Полагаю, что 200-летие Солженицына праздновать не будут, поскольку к тому времени он напрочь уйдет из общественного сознания. И уйдет именно потому, что по мере его рекламирования, всё большая часть общественного сознания будет его воспринимать как инородное тело, подлежащее исторжению.
-- И каков основной итог его жизни на ваш взгляд?
Насколько я могу судить, Солженицын умер в целом счастливым. Потому что ему удалось увидеть как рушится столь возненавидимая им советская власть. Ему удалось увидеть, как строится столь возлюбленная им рыночная экономика. Но, по счастью, он прожил достаточно долго, чтобы увидеть и некоторые отрицательные последствия этой самой десоветизации и насаждения рынка. И поэтому, думаю, он умер все-таки не вполне счастливым. И более того, полагаю, если бы он прожил еще дольше, то и настроение у него перед смертью было бы еще хуже. Потому что, к счастью, наша страна все-таки не во всем пошла по пути, желанному для Солженицына.
-- Как вы считаете, он действительно хотел добра русскому народу, как он многократно заявлял?
Каждый человек хочет добра. По крайней мере, искренне убеждает себя в том, что то, чего он хочет, это и есть добро. Поэтому я не сомневаюсь, что Солженицын искренне желал нашей стране добра. Просто то, что он считал добром, обернулась таким злом, что всех, причастных к насаждению этого зла, рано или поздно извергнут из общественной памяти.