К вопросу о польско-японском военном союзе против СССР в 1922-1939 гг.
Опубликовано в журнале «Проблемы Дальнего Востока» № 6 за 2023 год:
«Архивная революция конца прошлого века позволила по-новому взглянуть на события кануна Второй Мировой войны. То, что еще вчера находилось в области догадок и предположений, сегодня может быть пересмотрено сквозь призму вводимых в оборот документов военных и дипломатических ведомств нескольких стран из Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ), Центрального военного архива Республики Польша (CAW), Архива Научно-исследовательского института обороны Министерства национальной обороны (НИИО МНО) и Национального архива Японии. Речь в данной статье пойдет о проблеме существования тайного военного блока Варшавы и Токио против Москвы.
Взаимоотношения Советского Союза с Японией и Польшей между двумя мировыми войнами носили сложный и противоречивый характер. Несмотря на заключенный в 1921 г. Рижский мирный договор, Москва с опасением относилась к Варшаве, подозревая ее в притязаниях на советские территории. В докладе начальника Штаба РККА М.В. Фрунзе в Реввоенсовет СССР «Об уточнении плана строительства армии на 1924/25 год» от 16 июля 1924 г. Польша наряду с Румынией называлась наиболее вероятным противником. Она же фигурирует в числе «вероятных ближайших противников к 1938 г.» в докладе начальника Штаба РККА А.И. Егорова нарквоенмору К.Е. Ворошилову «О развитии Р.К.К.А. во вторую пятилетку» от 13 декабря 1933 г. Со второй половины 1930‑х гг. советское военное руководство исходило уже из предпосылки о нападении Польши на СССР в блоке с фашистскими странами. Так, в записке начальника Генштаба Б.М. Шапошникова К.Е. Ворошилову «О наиболее вероятных противниках» от 24 марта 1938 г. высказывалось предположение о возможном выступлении против СССР Польши, Германии и Италии при участии приграничных стран на западе и Японии на востоке.
В отличие от Варшавы Токио не рассматривался Москвой как потенциальный агрессор - до оккупации Японией Маньчжурии в 1931-1932 гг. С выходом Квантунской армии к границе СССР советское руководство было вынуждено считаться с перспективой возможного нападения, относительно которой И.В. Сталин высказал свои опасения в письме К.Е. Ворошилову от 27 ноября 1931 г. В числе причин вероятной попытки Японии «захватить в следующем году территорию Дальнего Востока» Сталин назвал стремление Токио в рамках подготовки к предстоящей войне с Америкой обезопасить Маньчжурию как «широкую экономическую и военную базу на материке», а также желание воспрепятствовать распространению «большевистской заразы» на Северный Китай и Японию. Тезис об угрозе с востока фигурировал во всех документах оперативного планирования с 1932 г. В частности, в «Соображениях об основах стратегического развертывания Вооруженных сил СССР на Западе и на Востоке на 1940 и 1941 годы» наркома обороны С.К. Тимошенко и начальника Генштаба К.А. Мерецкова от 18 сентября 1940 г. подчеркивалось, что наряду с вероятным столкновением на западе Советскому Союзу следует быть готовым к нападению Японии на Дальнем Востоке.
Советское руководство было всерьез обеспокоено наличием тайного военного соглашения между Японией и Польшей, поскольку в 1932-1935 гг. органы государственной безопасности со ссылкой на надежный источник неоднократно информировали И.В. Сталина о том, что Варшава и Токио строят свою внешнюю политику в направлении полной изоляции СССР и что между ними заключен военный союз для подготовки к вторжению в нашу страну.
Вопрос о тайном польско-японском военном союзе поднимался в 2012-2021 гг. докторами исторических наук С.В. Морозовым и В.А. Зубачевским. В ходе своих исследований оба ученых пришли к выводу о существовании такого союза. Вводимые в оборот документы из архивохранилищ Японии и Польши заставляют по-иному взглянуть на эту проблему.
Любой союз двух государств против третьей страны предполагает закрепление его целей в руководящих документах по вопросам военной и внешней политики, разработку совместных планов ведения боевых действий, организацию миссий связи, унификацию вооружения, военной и специальной техники, взаимную подготовку кадров.
С момента возникновения польского государства - Второй Речи Посполитой - в ноябре 1918 г. и вплоть до его гибели в сентябре 1939 г. Варшава стояла перед проблемой определения главного противника. Очевидными претендентами на эту роль были Германия на западе, Литва и Советский Союз - на востоке, причем Москву польские власти изначально подозревали в намерениях взять реванш за поражение в войне 1920 г. Алармистские настроения в отношении СССР красной нитью проходили через служебные документы и выступления военно-политического руководства Польши.
Так, военный министр В. Сикорский предупреждал 3 мая 1924 г. начальника Генерального штаба С. Халлера о высокой вероятности нападения в ближайшие годы Советского Союза и Литвы на Польшу, к которым присоединится Германия.
Мысль об угрозе с востока повторил два с половиной года спустя вернувшийся к руководству страны Ю. Пилсудский. Выступая 23 ноября 1926 г. на заседании Комитета обороны государства, он заявил: «В России большая часть населения войны не хочет… [Но] в России есть группа людей, которая не может жить спокойно. Эти люди, образующие верхние слои государства, способны привести Россию в движение и повести ее туда, куда захотят […] Неугомонные люди в России не оставят нас в покое, потому что Россия в отношении нас может стремиться к реваншу, хотя [их] компетентные органы уверяют, что реванша не хотят. Однако внутренние трения в партии и кризис веры в большевизм могут легко породить у них желание выйти из этой ситуации путем объявления нам войны».
Более того, несмотря на приход к власти нацистов в Германии в 1933 г. и ввод 7 марта 1936 г. немецких войск в подконтрольную Франции Рейнскую область, сменивший Пилсудского на посту генерального инспектора Войска Польского Э. Рыдз-Смиглы был по-прежнему убежден, что основная угроза исходит от Москвы, поэтому в ноябре 1935 г. приказал переработать оперативный план боевых действий против СССР «Восток» 1925 г. с учетом произошедшего с того времени количественного и качественного роста РККА.
Изучение сохранившихся документов польского военного планирования показывает, что в своих расчетах Варшава опиралась как на собственные вооруженные силы, так и на военную помощь Парижа и Бухареста, не полагаясь на оттягивание войск Красной армии с запада на восток в случае конфликта между Токио и Москвой.
Согласно последнему из ныне известных вариантов плана «Восток» (1939) военно-политическое руководство Польши рассчитывало обороняться 37 пехотными дивизиями, 11 кавалерийскими и 1 моторизованной бригадами против 77-80 советских дивизий, развернутых на 30‑й день войны.
По польско-румынскому секретному военному соглашению от 3 марта 1921 г. в случае нападения СССР на одну из сторон вторая должна была немедленно объявить мобилизацию в тех же масштабах, что и атакованная сторона, а при необходимости направить ей на помощь либо 14 пехотных дивизий, либо 4 пехотных и 2 артиллерийских полка, либо равнозначные силы и 2 кавалерийские дивизии. Во время войны взаимодействие между польской и румынской армиями обеспечивали специально прикомандированные к генштабам обеих стран офицеры связи и комиссии служб тыла, в мирное - военные атташе. В отличие от Румынии Франция не брала на себя обязательства по отправке войск, однако в секретной военной конвенции от 21 февраля 1921 г. соглашалась в случае начала войны направить полякам военное снаряжение, железнодорожный транспорт и технический персонал.
В целом неблагоприятное для Варшавы соотношение сил в случае столкновения с Красной армией (1:2) по планам польского Генерального штаба 1920‑х - 1930‑х гг. компенсировалось маневренной обороной его группировки войск на восточной границе с опорой на внутренние коммуникации и болота Полесья, взаимодействием с румынскими соединениями и военной помощью Парижа. Сценарии нападения или нанесения превентивного удара по советским войскам польским военным планированием не предусматривались.
Руководящие документы Японии в рассматриваемый период были представлены «Курсом национальной обороны империи», «Программой использования Вооруженных сил», ежегодно разрабатываемыми Генштабом на их основе оперативными планами, а с ноября 1937 г. - решениями Координационного совещания правительства и Императорской верховной ставки, которые утверждались императором. Их изучение показывает, что до 1936 г. Советский Союз не фигурировал в числе главных противников Японии, уступив в феврале 1923 г. этот статус США.
В начале 1936 г. верховное командование японской армии и флота пришло к выводу о необходимости пересмотра военной доктрины империи и включения Советского Союза в число ее главных противников. Обосновывая перед военным министром в мае 1936 г. тезис об угрозе с севера, начальник Генерального штаба маршал Канъин Котохито ссылался на агрессивный характер советской внешней политики, нацеленной, по его мнению, на насаждение коммунистической идеологии по всему миру, прежде всего во Внешней Монголии, Синьцзяне и материковом Китае, а также на рост военных приготовлений СССР против Японии и Маньчжоу-го. Хотя в июне 1936 г. Советский Союз наряду с США был назван в обновленном «Курсе национальной обороны империи» ее главным противником, высшее руководство Японии в принятых 7 августа того же года «Основных принципах национальной политики» заявило о своем намерении избегать военного столкновения с СССР и создании, с целью обеспечения паритета, в Маньчжурии и Корее группировки войск, аналогичной советской на Дальней Востоке и в Забайкалье.
Так же, как и польское военное планирование против СССР, японское носило выраженный оборонительный характер, хотя и не исключало нанесение упреждающего удара по советским войскам в Приморье. Сценарии оперативных планов Генерального штаба Японии в 1933-1944 гг. сводились к тому, чтобы в начальный период войны сдержать наступление Красной армии в Северной и Западной Маньчжурии, одновременно или после нанести мощный контрудар по Приморью, затем перенести боевые действия в Забайкалье.
Другая особенность японского планирования заключалась в том, что, в отличие от Варшавы, Токио не имел союзников на Дальнем Востоке или в Европе, готовых в случае столкновения с Советским Союзом выступить на его стороне, поэтому полагался только на собственные силы. Хотя в ноябре 1936 г. Япония и Германия заключили «Антикоминтерновский пакт», фактически он не содержал положений об оказании взаимной военной помощи на случай войны против СССР, а подписанное в октябре 1938 г. начальником Верховного командования вермахта В. Кейтелем и военным атташе в Рейхе Осима Хироси «Дополнительное соглашение о японо-германском обмене информацией о Советском Союзе» являлось не более чем договором о сотрудничестве разведывательных органов двух стран.
Отсутствие военного союза против СССР никак не мешало Японии и Польше активно взаимодействовать в сфере обороны весь межвоенный период. Характер сотрудничества раскрыт в представлении МИД Японии на награждении Э. Рыдз-Смиглы орденом Восходящего солнца I степени от 9 ноября 1936 г.: «Главные заслуги генерал-лейтенанта [Рыдз-Смиглы] в отношении нашей армии нижеследующие:
1. Предоставляет точную информацию о Советской армии. Ввиду того, что наши страны занимают одну позицию по вопросу государственной политики в отношении СССР, Польша предоставляет нам большой объем информации о Советском Союзе, добытой при помощи передовых разведывательных технологий. Это принесло нам огромную пользу в деле подготовки к боевым действиям против СССР.
2. Правильно понимает нашу позицию по недавнему инциденту и прилагает усилия к воздействию на общественное мнение. Генерал-лейтенант [Рыдз-Смиглы] не только хорошо понимает нашу точку зрения на Восточную Азию и прилагает усилия к воздействию на международное общественное мнение, но и предоставляет нам разведывательную информацию по Европе, особенно по СССР, что в значительной степени помогало нам в осуществлении государственной политики.
3. Создает благоприятные условия для прохождения стажировки в области разведки и контрразведки командированными офицерами нашей армии. По отношению к многочисленным командированным офицерам нашей армии оказывается такое беспрецедентное содействие, которое не оказывалось офицерам армий других стран. И это приносит большую пользу в деле прохождения ими стажировки».
В основе польско-японского военного сотрудничества лежало взаимодействие разведывательных органов двух стран. Оно началось в 1919 г., когда прибывший в Варшаву в качестве военного наблюдателя капитан Ямаваки Масатака стал получать от поляков информацию о ходе боевых действий Красной армии против Войска Польского и Добровольческой армии, дислокации, организации, уровне боеспособности РККА в европейской части Советской России, социально-экономической и политической обстановке в нашей стране. Эти сведения предоставлялись японцам по личному распоряжению начальника Генерального Штаба польской армии В. Сикорского, который санкционировал передачу развединформации не только военному атташе, но также стажировавшимся в польской армии капитанам Мураками Кэйсаку (1919-1922) и Касахара Юкио (1922-1925). Непосредственным куратором контактов с японцами выступал глава 2-го отдела. В 1919-1939 гг. польскую военную разведку возглавляли 9 человек и каждый из них по должности отвечал за сотрудничество с японцами.
В ответ Ямаваки, назначенный после установления двусторонних дипломатических отношений в 1921 г. военным атташе в Варшаве, передавал польским разведчикам информацию о ситуации на советском Дальнем Востоке и Забайкалье, так как польский Генштаб до 1925 г. не имел военного атташе при посольстве в Токио и остро нуждался в любой информации о восточном регионе СССР, справедливо считая, что события там влияют на обстановку на советско-польской границе. Двусторонний обмен разведывательной информацией, несмотря на падение Второй Речи Посполитой в 1939 г., продолжался вплоть до 1945 г.
Важнейшим итогом начального этапа разведывательного сотрудничества Варшавы и Токио стала организация в середине 1920‑х гг. дешифровальной службы японской армии, превратившейся к концу Второй мировой войны в основной для японцев источник сведений о советском военном потенциале.
По инициативе военного атташе в Польше майора Окабэ Наосабуро в Японию в 1923 г. был приглашен крупнейший польский специалист по советским шифрам капитан Я. Ковалевский, благодаря которому в 1919-1920 гг. Варшава практически ежедневно читала закрытую переписку Красной армии.
С 1 февраля 1923 г. Ковалевский вел лекции в Токио для 23‑х специально отобранных офицеров. Он познакомил японцев с общей теорией шифров, принципами организации службы радиоразведки, провел практические занятия по дешифровке советских шифров на примере взлома одного из использовавшихся в тот момент советским полпредом в Китае А.А. Иоффе, оценил и предложил внести изменения в японские шифры, в частности вводимые в действие по мобилизационным планам. Благодаря Ковалевскому японский Генштаб подготовил совершенно секретный «Справочник по основам дешифровального дела», описывавший шифры СССР, ведущих европейских стран и методы их взлома. В июне 1925 г. в Японии начала действовать станция радиоперехвата, но вскоре по техническим причинам она прекратила работу.
Оценивая пребывание польского специалиста в Токио, начальник Генштаба Кааи Мисао заявил 1 июня 1925 г. военному атташе Польши в Японии В. Енджеевичу, что Ковалевский оказал огромную услугу японской армии, познакомив ее с методами дешифровки.
В декабре 1925 г. в Варшаву на годичную стажировку выехали капитан Кудо Кацухико и майор Хякутакэ Харуёси. В течение первого месяца они знакомились с теорией и практикой взлома буквенных и слоговых шифров с разного рода короткими заменами. На втором месяце шло теоретическое и практическое знакомство с шифрами длинных замен, кодами, шифрами перестановок и книжными шифрами, использовавшимися в военной и дипломатической переписке. В оставшееся время Хякутакэ и Кудо изучали организацию радиоразведки в польской армии, а в конце обучения посетили один из радиоразведывательных пунктов, работавший против СССР. В 1929-1935 гг. в Польше побывали еще четыре японских криптографа, которые впоследствии возглавили дешифровальные органы, действовавшие против СССР.
В середине 1930‑х гг. разведки двух стран вышли на пик взаимодействия. 2‑й отдел польского Генштаба регулярно передавал японцам информацию об организации, вооружении, дислокации Красной армии, мероприятиях по усилению Особой Краснознамённой дальневосточной армии (ОКДВА), формированию мотомеханизированных и авиационных частей, деятельности советской разведки, за что в 1929-1938 гг. большая группа польских офицеров, включая начальника Генштаба Т. Пискора, начальников 2-го отдела Т. Шетцеля (1926-1929) и Т. Пелчиньского (1929-1932 и 1935-1939), начальника реферата радиоразведки Ф. Покорного, специалиста по криптоанализу советских шифров Я. Гралиньского, военных атташе в Японии Х. Флояр-Райхмана (1928-1932), А. Щлусарчика (1932-1935) и А. Пжибыльского (1935-1938), была награждена японскими орденами.
Взамен в 1935-1936 гг. Пжибыльский получил из Генштаба Японии большой объем информации о Красной армии, в т.ч. данные о боевом составе, численности и дислокации сухопутных войск в целом, боевом составе ОКДВА, дислокации ВВС и войск НКВД на Дальнем Востоке, организационно-штатной структуре стрелковой дивизии, стрелкового и артиллерийского полков ОКДВА, стрелкового корпуса. Аналогичная информация поступала в польский Генштаб от японцев через их военного атташе в Варшаве.
Кроме разведывательных контактов военные ведомства Японии и Польши поддерживали сотрудничество в области подготовки кадров: по далеко неполным подсчетам, в 1935-1939 гг. польскую армию посетили или побывали там на стажировке свыше 60 японских офицеров.
Таким образом, польско-японское военное сотрудничество касалось только взаимодействия разведывательных органов двух стран и подготовки кадров военнослужащих. Между Варшавой и Токио отсутствовали межгосударственные соглашения военного характера, нацеленные против СССР, а их оперативное планирование не предусматривало нападение на нашу страну, тем более что оба государства понимали бесперспективность такового. В свою очередь, Советский Союз также не преследовал цель силовыми методами выстраивать отношения с Японией и Польшей, полагаясь в межгосударственных отношениях на меры дипломатического и идеологического характера.
Но кто же все-таки нагнетал алармистские настроения в советском руководстве относительно тайного польско-японского военного сговора и чьи сообщения сегодня ложатся в основу исследований отечественных и зарубежных историков? Это почти детективная история.
В 1957 г. в Следственное управление КГБ при СМ СССР поступило обращение от родственников расстрелянного в августе 1937 г. по обвинению в шпионаже в пользу Польши советского разведчика Викентия Антоновича Илинича. Разведчик долгие годы нелегально работал по линии Иностранного отдела и Разведупра в Польше, был арестован ее контрразведкой, сумел вырваться из лап дефензивы, однако в ноябре 1936 г. получил приказ вернуться на Родину, где и был репрессирован.
Ответ КГБ был обескураживающим: признать приговор, вынесенный В.А. Илиничу в 1936 г. справедливым, в реабилитации отказать.
Как выяснилось, предприимчивый резидент, направленный в сентябре 1931 г. на нелегальную работу в Польшу, завербовал дальнего родственника - мелкого клерка из польского МИДа, однако Центру представил дело так, будто бы в его сети попал польский посол в одной крупной европейской стране, который якобы требовал за сотрудничество только доллары и ни с кем, кроме Илинича, контактировать не желал. Какие-то документы, поступавшие от клерка, действительно были подлинными, однако большую часть материалов мошенник просто фабриковал. Так, благодаря обману, он стал долларовым миллионером.
В докладе специальной комиссии ЦК КПСС афера Илинича расписана без прикрас: «В материалах, направляемых Илиничем в ИНО НКВД за 1932-1935 годы, содержалась информация о том, что Польша, Германия, Англия, Франция, США и Япония строят свою внешнюю политику в направлении полной изоляции СССР, что они активно готовятся к разделу территории СССР путем военного вторжения, высказывалось предположение о неизбежном союзе Польши, Германии, Англии, Италии и Японии против СССР; о непрочности и фиктивности существовавшего в то время договора о взаимопомощи между СССР и Францией».
Безответственные действия авантюриста, беззастенчиво пользовавшегося доверием и деньгами советской разведки, могли стать причиной резкого обострения и без того непростых отношений нашей страны с Польшей и Японией. Однако история не терпит сослагательных наклонений и после разоблачения Илинича алармистские настроения у руководства СССР по поводу тайного польско-японского военного сговора постепенно сошли на нет.
Литература
1941 год. Кн. 2. М.: Международный фонд «Демократия», 1998. 752 с.
Документы Centralne Archiwum Wojskowe (CAW).
Документы Архива Научно-исследовательского института обороны Министерства национальной обороны Японии (Архив НИИО МНО).
Документы Национального архива Японии.
Документы Российского государственного архива социально-политической истории (РГАСПИ).
Документы Российского государственного военного архива (РГВА).
Документы Центрального архива Министерства обороны (ЦАМО).
Зубачевский В.А. Сговор Пилсудского с Гитлером. Германо-польские отношения в 1933-1935 гг. // Военно-исторический журнал. 2021. № 1. С. 4-2.
Кошкин А.А. Крах стратегии «спелой хурмы»: Военная политика Японии в отношении СССР, 1931-1945 гг. М.: Мысль, 1989. 271 с.
М.Н. Тухачевский и «военно-фашистский заговор» // Военно-исторический архив. 1997. Вып. 2. С. 3-81.
Морозов С.В. 1934 - весна 1935 гг.: Польша, Япония и Германия против СССР - война, которую удалось предотвратить // От Киевской Руси до России XXI в.: вехи российской истории, государственности, общества и культуры. Международная научная конференция, посвященная 1150-летию Российской государственности. Витебск: ВФ УО ФПБ «Международный университет «МИТСО», 2012. С. 153-156.
Морозов С.В. К вопросу о польско-японском военном соглашении 1931 г. // Международный научно-исследовательский журнал. 2016. № 11-1 (53). С. 104-106.
Реформа в Красной армии. Документы и материалы. 1923-1928 гг. Кн. 1. М.; СПб.: Летний сад, 2006. 720 с.
Dokumenty z dziejów polskiej polityki zagranicznej 1918-1939. T. I. Warszawa: Instytut Wydawniczy Pax, 1989. 361 s.
Kuromiya H., Pepłoński A. Między Warszawą a Tokio: polsko-japońska współpraca wywiadowcza 1904-1944. Toruń: Wydawnictwo Adam Marszałek, 2017. 529 s.
Polska Sztuka Wojenna 1918-1939. Warszawa: Wydawnictwo Ministerstwa Obrony Narodowej, 1972. 389 s.
Mazur W. Staże oficerów armii obcych w Wojsku Polskim w latach 1935-1939: sprostowania i uzupełnienia // Przegląd Historyczno-Wojskowy. 2011. No. 12 (63)/4 (237). S. 201-221.
Stawecki P. Protokół pierwszego posiedzenia Komitetu Obrony Państwa z dnia 23 listopada 1926 r. // Kwartalnik Historyczny. 1988. № 3. S. 73-85.
Takahashi Hisashi. A Case Study: Japanese Intelligence Estimates of China and the Chinese, 1931-1945 // The intelligence revolution: a historical perspective: proceedings of the Thirteenth Military History Symposium, U.S. Air Force Academy, Colorado Springs, Colorado, October 12-14, 1988. U.S. Air Force Academy Office of Air Force History United States Air Force. Washington, DC, 1991. P. 202-222.
Włodarkiewicz W. Przed 17 września 1939 roku: Radzieckie zagrożenie Rzeczypospolitej w ocenach polskich naczelnych władz wojskowych 1921-1939. Warszawa: Neriton, 2002. 318 s.
Wołos M. Misja kapitana Jana Kowalewskiego do Japonii w 1923 roku // Wywiad i kontrwywiad wojskowy II RP. Studia i materiały z działalności Oddziału II SG WP. Tom 1. Łomianki: Wydawnictwo LTW, 2010. S. 329-341.
有賀傳. 日本陸海軍の情報機構とその活動 [Арига Цутао. Разведывательные органы японской императорской армии и флота и их деятельность]. 東京: 近代文藝社, 1994年. 335頁».