О "радиобоязни" в Красной армии
Сотрудник НИИ военной истории ВАГШ А.В. Исаев 11.03.2023 разместил в своём телеграмм-канале «Железный ветер» пост «Про истоки «радиобоязни» красных командиров 41-го».
Вкратце суть такова: в 1929 г. командование Красной армии познакомилось с официальной немецкой историей Первой Мировой войны «Der Weltkrieg 1914 bis 1918», в томе 5 которой говорилось о дешифровке сотрудниками австро-венгерского Генерального штаба русской армейской радиопереписки после Танненбергского сражения (08.1914). Это привело к тому, что красные командиры стали с опаской относиться к обмену шифртелеграммами посредством радиосвязи и в итоге породило «радиобоязнь» 1941 г. «Красные командиры 1941 г. на новых, полученных в 1939 г. территориях, понимали, что находятся абсолютно в тех же условиях. И шифры могут ломать», - утверждает Исаев.
Однако это - не так.
Ещё в январе 1921 г. советскому руководству стало известно, что его шифры на линиях связи РККА и НКИД были взломаны криптоаналитиками Белых армий и Великобритании. В целях упорядочивания работы всех шифрорганов, налаживания собственной службы радиоразведки и дешифровки, разработки стойких шифрсистем 5 мая 1921 г. был образован Специальный отдел при ВЧК.
То, что советские шифры пытаются взламывать, для Спецотдела секретом не было, благо он занимался подобным: в августе 1921 г., например, им была дешифрована турецкая дипломатическая переписка, включая сообщения военных атташе, с марта 1924 г. читалась шифрпереписка польского Генерального штаба с армейскими, корпусными штабами, военными атташе в СССР, Великобритании, Эстонии, США и Японии, с 1925 г. - шифрпереписка Главного штаба иранской армии, а с 1927 г. - шифрпереписка японских военных атташе в Европе с Токио.
Советские шифры периодически совершенствовались, и хотя определённую часть шифрпереписки на уровне «бригада - дивизия» потенциальные противники могли читать, уровень «корпус и выше» был надёжно закрыт, поскольку в конце тридцатых годов Советский Союз стал вводить в эксплуатацию машинные шифраторы, обладавшие абсолютной криптографической стойкостью.
Разработка отечественной шифровальной техники проводилась с 1932 г. 8-м (шифровальным) отделом Штаба РККА под руководством талантливого инженера И.П. Волосока. Спустя шесть лет опытно-конструкторские работы успешно завершились, и в мае 1938 года нарком обороны К.Е. Ворошилов подписал приказ о принятии на вооружение шифровальной аппаратуры В-4, предназначенной для звена «округ - флот». Шифраторы В-4 и их модификация М-100 производились в ограниченном количестве, поэтому к началу Великой Отечественной войны в войска поступило только 96 таких аппаратов. Кроме того, с 1939 года в звене «армия - флотилия - корпус» началась эксплуатация шифровальной машины с роторным шифратором К-37 «Кристалл». Однако и эта аппаратура выпускалась малыми партиями, поэтому к началу боевых действий Красная армия располагала всего 150 комплектами «Кристаллов».
Таким образом, борьба между СССР и его потенциальными противниками - Германией, Японией, Финляндией, Польшей, Эстонией, за право читать переписку друг друга шла с переменным успехом, однако главным фактором, ограничивавшим широкое использование средств радиосвязи в Красной армии, выступал не страх перед «черными кабинетами» оппонента, а банальная недооценка радиосредств и их нехватка в войсках из-за интенсивного роста советских Вооружённых сил на рубеже тридцатых - сороковых годов.
По этому поводу в изданной в 1992 г. коллективной монографии Института военной истории «1941 год - уроки и выводы» говорилось следующее: «Войска связи к 22.06.1941, в отличие от других родов войск, содержались в сокращенных штатах мирного времени. [...] Несмотря на то что к началу войны начали поступать новые образцы радиостанций, более совершенная телеграфная аппаратура, приборы для засекречивания телеграфных передач, это не поправило общего неблагополучного положения дел в данном роде войск, так как основная часть средств связи оставалась устаревшей и имела низкие технические характеристики. Из общего количества радиостанций устаревших типов во фронтовых радиосетях было 75%, в армейских - 24%, дивизионных - 89%, полковых - 63%.
Части и подразделения связи имели большие сроки развертывания, чем боевые части и соединения, которые они должны были обеспечивать. Укомплектованность средствами связи составляла: радиостанциями в звене Генеральный штаб - фронт - до 35%, в звене армия - корпус - 11%, в дивизиях - 62%, в полках - 77%, в батальонах - 58%. [...]
Это обусловливалось быстрым ростом штабов объединений, а также стрелковых, автобронетанковых и других соединений и частей. Промышленность же не успевала справляться с постоянно растущими потребностями армии. Среди командиров и штабов была укоренившаяся недооценка роли радио как основного средства управления в бою.
Таким образом, накануне войны советское военное командование не уделило должного внимания развитию и совершенствованию войск связи. При отмобилизовании они не могли полностью обеспечить управление войсками».
Кроме того, как метко подметил начальник Главного управления связи Красной армии (1941 - 1946) маршал войск связи И.Т. Пересыпкин, «некоторые командиры и штабы, привыкшие на учениях мирного времени управлять войсками с помощью проводной связи, в начале войны оказались недостаточно подготовленными для осуществления руководства подчиненными частями и соединениями по радио». Об этом же чёрным по белому было написано в совместном приказе наркома обороны и начальника ГШ КА № 0243 от 23.07.1941: «Недооценка радиосвязи, как наиболее надёжной формы связи и основного средства управления войсками, является результатом косности наших штабов, непонимания ими значения радиосвязи в подвижных формах современного боя».
Что не удивительно, поскольку к 1941 г. Красная армия обладала достаточно ограниченным опытом применения средств радиосвязи в ходе битвы на Халхин-Голе (1939), освободительного похода в Западную Украину и Белоруссию (1939) и советско-финской войны (1939 - 1940). Однако «детские болезни» Красной армии, в т.ч. и в области связи, удалось достаточно быстро устранить и чёткое управление войсками в ходе Московской битвы (1941) стало одним из столпов победы в ней.
Поэтому утверждение Исаева о том, что «негативный исторический опыт заставлял осторожно относиться к радиосвязи. Не какое-то там неверие в современную технику» следует признать несостоятельным, проистекающим из-за незнания автором литературы и первоисточников.