Оперативное планирование Эстонии против СССР в межвоенный период
Понять логику событий до и во время Второй Мировой войны можно только путём анализа намерений и действий всех основных игроков той эпохи. Профессиональные историки для этого используют системный подход, который исследует деятельность советского военно-политического руководства с учётом оперативного, мобилизационного планирования, состояния военной экономики и Вооруженных сил СССР, его потенциальных противников и союзников, наличия официальных и тайных межгосударственных соглашений, осознавая, что изменения в одном элементе ведут к перестройке всей системы.
В этой связи практически неизученным остаётся вопрос о том, как повлияло ошибочное представление о планах вероятных противников на советское военное строительство в 1930-е гг. Что было бы, если Сталин и Наркомат обороны знали об оборонной направленности военного планирования Польши и отсутствии у неё тайных договорённостей с Германией? Нужно ли было создавать 20-кратно превосходящий Квантунскую армию «кулак» на Дальнем Востоке и можно ли было «выдернуть» оттуда больше резервов весной 1941 г. или в критические дни Московской битвы? Насколько обоснованным было закладывание завышенных показателей по армиям вероятных противников в стратегическое и мобилизационное планирование?
В рамках системного подхода интересно рассмотреть положение дел с разработкой планов войны в Эстонии, которую военно-политическое руководство СССР традиционно считало союзником Польши в подготавливаемом Варшавой нападении на нашу страну.
В 2012 г. издательство РОССПЭН и фонд «Президентский центр Б.Н. Ельцина» выпустили книгу эстонского историка Магнуса Ильмярва «Безмолвная капитуляция. Внешняя политика Эстонии, Латвии и Литвы между двумя войнами и утрата независимости (с середины 1920-х годов до аннексии в 1940)».
В ней исследователь на основе анализа архивных документов пришёл к выводу об оборонном характере военного планирования Эстонии против СССР и ведущей роли Германии в наметившемся с 1935 г. сближении рейха с Таллином под предлогом оказания помощи «малым государствам Балтийского моря отразить угрозу с востока». Так, в ноябре 1935 г. начальник эстонской военной разведки Р. Маасинг в беседе с британским военным атташе признался, что в случае нападения Советского Союза Эстония может надеяться на поддержку только Финляндии и Германии, но сомневается в выполнении союзнических обязательств Варшавой. Однако, в силу того что в Таллине нападения Германии опасались не меньше, чем агрессии СССР, военные контакты двух стран ограничивались обменом разведывательной информацией и закупкой артиллерийского вооружения для сухопутных войск в 1938 - 1939 гг., поэтому эстонское военное планирование во второй половине 1930-х гг. по-прежнему опиралось на концепцию самостоятельного отражения вторжения Красной армии.
Кроме того, с 1934 г. по политическим соображениям было свёрнуто военное сотрудничество с Финляндией.
Тем не менее, вплоть до 1939 г. советское руководство продолжало закладывать в оперативное планирование тезис о неизбежном участии эстонской армии в возможном нападении польско-германо-румыно-японского блока на Советский Союз, хотя по линии военной разведки располагало информацией о характере разработок Генштаба этого прибалтийского государства.
Ильмярв не приводит нижеследующий документ в своей монографии, поэтому процитируем его - донесение начальника РУ РККА наркому обороны «О мобилизационном развёртывании эстонской армии» от 12 декабря 1936 г. (РГВА. Ф. 33987. Оп. 3а. Д. 833. Л. 248 - 249):
«По сведениям, полученным от нашего военного атташе в Эстонии полковника тов. [В.И.] Тупикова и основанным на его беседах с генералом эстонской армии - Ионсоном, план мобилизационного развёртывания эстонской армии, якобы, представляется в следующем виде:
1. По разработанному мобилизационному плану эстонское командование, в случае войны, якобы, развёртывает в первом эшелоне 10 пехотных бригад [...].
2. Численность первого эшелона мобилизованной эстонской армии будет доведена до 75 тыс. человек [...] Общая численность эстонской армии военного времени будет составлять, примерно, 110 тыс. человек.
3. По этому же плану у эстонцев существуют, якобы, два варианта развёртывания: на реке Двина вместе с латышами против немцев, куда эстонцы обязаны выделить половину своих войск, на реке Нарва и на линии озёр - против нас [...].
4. [...] Самым тяжёлым временем для Эстонии был период расцвета Раппальского договора, когда существовала угроза возможности «полюбовного» раздела Прибалтики и Польши между Германией и СССР. В нынешний же период, когда враждуют между собой эти да государства, опасность значительно уменьшилась, так как в сохранении самостоятельности Эстонии заинтересованы оба указанных государства».
К донесению прилагалось заключение аналитиков Разведупра: «Информация о мобилизационных возможностях эстонской армии, изложенная генералом Ионсон, в основном совпадает с нашими расчётами».
По другому и быть не могло. Согласно введёнными в оборот другим эстонским историком Урмасом Сало в статье «Estimation of security threats and Estonian defence planning in the 1930s» архивным материалам, ещё в 1933 г. Генштаб Эстонии, проанализировав состояние бронетанковых войск Красной армии, пришёл к выводу, что при внезапном нападении гг. Нарва, Петсери и Выру будут захвачены уже в первый день войны. Правда, в 1936 - 1939 гг. главнокомандующий ВС Й. Лайдонер неоднократно высказывался в духе, что мощь бронетанковых войск и ВВС РККА недостаточна для проведения наступательных операций, однако это никак не влияло на принципы эстонского оперативного планирования: активная оборона на границе, остановка противника за счёт быстрой отмобилизации армии на переправах через р. Нарва и в горных районах Петсери с последующим переносом боевых действий на территорию СССР. Для этого в военное время эстонская армия разворачивалась с 15717 человек, 3 пехотных дивизий, 3 танковых рот, 5 артиллерийских групп до 150000 военнослужащих, 3 пехотных дивизий, 5 танковых рот и 18 артиллерийских групп.
Кроме того, с 1937 г. большое внимание стало уделяться укреплению эстонско-латвийской границы, через которую, по мнению Генштаба, могли пытаться прорваться советские войска.