Русские люди
Витринные. Чучела - джигурды. Манекены - Семёныч Высоцкий. Это и другие - вовсе не представляют русского человека «на экспорт» как представляли Толстой с Достоевским. Наверное ещё Лермонтов (у Бергмана мелькает в кадре его книжка).
.
.
.
.
.
.
В силу очевидных затруднений - не способности к русской музыке не пересыщенной формулами интеллекта при немалом количестве довольно наивно искренней глубокой эмоции и не переводимой на европейский манер как было у редкого русского «полиглота» Чайковского - тот же Пушкин остаётся западу не более как если герой детективного придворного романа донимавшего почтенных людей издевательскими эпиграммами.
Таковы дела. Однако есть и ещё одна группа не рода - это всегда вообще малодоступно инородческим мыслителям - а типажа восприятие какого облегчено в силу характерного сепарирования в их творчестве из вообще русского мыслящего и вещающего духа непробиваемого суетой мелких волнений. Этот типаж - обиженный русский который конечно отличается от прочих обиженных в России которые просто срываются в истерику чувствуя свою не способность манипулировать другими. Их настроем. Хотя и выучившихся русскому языку и сдав в своё время язык по Розенталю на приличные оценки. И кичащихся словопотоками и поучающих периодически грамматике русского языка людей которым отроду ближе к примеру старославянский.
Обиженный русский из нынешних - это Виктор Пелевин.
Известно что тот же фильм достаточно просмотреть первые несколько минут незнакомого кино чтобы понять стоящее ли занятие просмотреть его до конца. Подобное подходит и для много книжного творчества В.Пелевина.
Отчаяние и ирония. Переборщение деталями действительности - не способность объединить уйдя в высоту оставляет единственную способность авторскую - иронию. Ирония - всегда слабость оставаться на уровне а не подняться выше. Детализированность - автор тонет без возможности увидеть мир в целостности (точнее для настоящего автора который всегда создаёт мир - создать мир равноценный нынешнему/замещающей тот и главное - мечтая создавать будущий).
Не обретает покоя и печально глумится над чувством собственной души блуждающей. И царит в книжной бумаге его одинокий ум для других праздных душ боящихся остаться сами с собой (потому что тогда это точно окажутся не только с самими собой).
Этот человек живёт в тоске по русской литературе удивляющейся иногда и безмерно и тем оправдывающей своё существование своим миром среди прочих миров прочих людей/прочих народов.
Времена непосредственных художествующих (то есть существующих целостно а не в ущербе нескольких «нравственных» измерениях сразу) авторов или прошли или серьёзно застыли. Автор - потому сам тень человека с контуром безъ настоящих стоящих душевных внутренних деталей. Очень заметно пытающийся заглянуть в глаза читающим его людям чтобы чего то там важное найти чего не достаёт самому.
Обиженный? Стоит в прошлом и не имеет возможности заглянуть вперёд потому что лишь ума (интеллекта) для этого не достаточно. А душа - которая бередится - остаётся в одиночестве среди толпы которой ближе бы упражнения Лема или Стругацких но не откровение определяющее особенность русского писательского дело. Своим светом близкое своим. Пелевинские произведения - это бесконечно повторяющиеся в книге те самые несколько абзацев в начале её и выражающие одно и то же состояние автора под «разными углами» и не имеющее жизни души как движения.
Что же до всемирного значения - то да. Это очередная кузькина мать что определённо серьёзно. Обиженный русский человек может натворить особенно кому посчитал что положено получить. Но на этом и всё. А русские писатели не были обиженными. Если не считать короленков да чеховых.
.
.
.
.
.
.
.
В силу очевидных затруднений - не способности к русской музыке не пересыщенной формулами интеллекта при немалом количестве довольно наивно искренней глубокой эмоции и не переводимой на европейский манер как было у редкого русского «полиглота» Чайковского - тот же Пушкин остаётся западу не более как если герой детективного придворного романа донимавшего почтенных людей издевательскими эпиграммами.
Таковы дела. Однако есть и ещё одна группа не рода - это всегда вообще малодоступно инородческим мыслителям - а типажа восприятие какого облегчено в силу характерного сепарирования в их творчестве из вообще русского мыслящего и вещающего духа непробиваемого суетой мелких волнений. Этот типаж - обиженный русский который конечно отличается от прочих обиженных в России которые просто срываются в истерику чувствуя свою не способность манипулировать другими. Их настроем. Хотя и выучившихся русскому языку и сдав в своё время язык по Розенталю на приличные оценки. И кичащихся словопотоками и поучающих периодически грамматике русского языка людей которым отроду ближе к примеру старославянский.
Обиженный русский из нынешних - это Виктор Пелевин.
Известно что тот же фильм достаточно просмотреть первые несколько минут незнакомого кино чтобы понять стоящее ли занятие просмотреть его до конца. Подобное подходит и для много книжного творчества В.Пелевина.
Отчаяние и ирония. Переборщение деталями действительности - не способность объединить уйдя в высоту оставляет единственную способность авторскую - иронию. Ирония - всегда слабость оставаться на уровне а не подняться выше. Детализированность - автор тонет без возможности увидеть мир в целостности (точнее для настоящего автора который всегда создаёт мир - создать мир равноценный нынешнему/замещающей тот и главное - мечтая создавать будущий).
Не обретает покоя и печально глумится над чувством собственной души блуждающей. И царит в книжной бумаге его одинокий ум для других праздных душ боящихся остаться сами с собой (потому что тогда это точно окажутся не только с самими собой).
Этот человек живёт в тоске по русской литературе удивляющейся иногда и безмерно и тем оправдывающей своё существование своим миром среди прочих миров прочих людей/прочих народов.
Времена непосредственных художествующих (то есть существующих целостно а не в ущербе нескольких «нравственных» измерениях сразу) авторов или прошли или серьёзно застыли. Автор - потому сам тень человека с контуром безъ настоящих стоящих душевных внутренних деталей. Очень заметно пытающийся заглянуть в глаза читающим его людям чтобы чего то там важное найти чего не достаёт самому.
Обиженный? Стоит в прошлом и не имеет возможности заглянуть вперёд потому что лишь ума (интеллекта) для этого не достаточно. А душа - которая бередится - остаётся в одиночестве среди толпы которой ближе бы упражнения Лема или Стругацких но не откровение определяющее особенность русского писательского дело. Своим светом близкое своим. Пелевинские произведения - это бесконечно повторяющиеся в книге те самые несколько абзацев в начале её и выражающие одно и то же состояние автора под «разными углами» и не имеющее жизни души как движения.
Что же до всемирного значения - то да. Это очередная кузькина мать что определённо серьёзно. Обиженный русский человек может натворить особенно кому посчитал что положено получить. Но на этом и всё. А русские писатели не были обиженными. Если не считать короленков да чеховых.
.