В начале 1943го в Сталинградскую битву в тыловые города шли медэшелоны полные нуждающихся в сложном медицинском обслуживании. Один из наиболее востребованных городов и эвакуации как материальных и культурных ценностей и раненых бойцов был Новосибирск. Это был крупный тыловой центр находившийся как Челябинск и Омск ближе к европейской части Советской России и существенно обеспеченный кадровым/инфраструктурным/производственным/сельхоз ресурсами. . .
. . . . Около часа ночи по улице Новосибирска недалеко от центрального Красного проспекта шагал парнишка 15 лет. Шёл домой после работы помощником киномеханика в военном госпитале куда приходил после школы вечером. Пока закончился показ. Пока отправили фильм в другой госпиталь которых в городе были десятки. То и сё. В общем шёл. Трамвай уже не ходил - дело обычное. В квартале от дома - а район центральных улиц был достаточно освещён фонарями - проходившие мимо два взрослых парня обратились - Товарищ сколько времени. У него были старые отремонтированные знакомым отцу часовщиком. Отец выдал ему чтобы как то ориентировался во времени в связи с его работой в госпитале. Паренёк засучил рукав ватного пальто и ответил 0 часов 46 минут и пошёл дальше. Потом вдруг услышал сзади недалеко шаги. Там мостовая перешла в дощатый настил у стройки а дорожка обращалась в узкую с перилами с одной стороны и забором стройки с другой. Паренёк прибавил шагу. Прибавился у звука шагов позади которые всё приближались. Когда он обернулся за ним в проходе были те два парня и передний кратко сказал - Снимай бочата. Было не только страшновато сколько обидно - метров 50 оставалось до подъезда дома. Не помня как паренёк вдруг с размаха пнул переднего (и попал похоже в пах). Тот согнулся с криком. Паренёк бросился и добежал до дома ожидая погони. Шагов не было сзади. Видимо второй застрял за согнувшимся первым так как дощатый проход был узок - только на одного.
Поль Робсон. Песня была с 30х годов известна и многими любима. У Робсона записана позже и по своему рельефнее чем исполнение в фильме Цирк. Но и прочувствованней. Если первое фильмовое исполнение можно было посчитать парадным официозом (которая оценка неверна как скептиков вечных) то робсоновское уже подтверждает неслучайность советского шедевра В.И Лебедева-Кумача и И.О. Дунаевского. Можно ко многому придраться но
«Наше слово гордое "товарищ" Нам дороже всех красивых слов. С этим словом мы повсюду дома, Нет для нас ни черных, ни цветных, Это слово каждому знакомо, С ним везде находим мы родных»
Здесь (спасибо Робсону за пришедшее понимание) пропетое - не натянуто. И было и хотелось чтобы было и радостно было когда было вдруг. Перехлёстывало это и артельные единства и религиозные. Даже «касту» староверов не минуло/преодолевало. Человек проявился шире в условиях которые пробовались/создавались в Советской России. Тяга к особому человеческому которую в некоторых условиях трудно сдержать и оставаться в групповых и даже сословных человеческих образованиях и даже в «межнациональных».
Что это - личностное или индивидуальное?
Что ещё с этим. Как будто меньше доверия меж людей и больше заметно так сказать «хорьковатых» личностей. Эта последняя именно личностей разновидность в которой хамство отдельности возведено в идею а так как настоящего единства среди этих фигур быть не может но необходимость себя не чувствовать изгоем дарит им индульгенцию в виде идеи среди им подобных. Однако заметность «хорьковатых» вовсе не значит их преобладание/что то подобное большинству даже с учётом помножения на их энергию. Просто «большинство доверия» загнано сегодня в «сон» но не в смерть. «Элитарный» эгоизм/самонадеянность - безо всяких это прошедшее/позапрошлый период людского бытия.