[Spoiler (click to open)]- Если бы я написал, что мне удалось избежать трепки, вышло бы неправдоподобно, - мрачно сообщил я, когда мы оба, изрядно потрепанные, выбрались из дома.
Мы быстрым шагом выходили из Липок, оставив отца Петра наедине с бушующей сестрой.
К закату небо очистилось. На дороге было пусто. Мы были одни.
- Войну-то устроили прогрессоры! За что же тебя-то ругать?!.
- За то, что я это придумал.
- Все равно, - сказал Петька и задумался.
Мы вышли из села. Дорога вела по кромке леса и поля.
- Я знаю, о чем ты думаешь, - сообщил я.
- А о чем?
- О том, что тетя Валя все-таки, кажется, права.
Петька смутился. Мы дошли до развилки дорог и стояли между уходящим днем и подкрадывающейся ночью. Я пошарил в кармане и протянул Петьке сложенную бумагу.
- Что это?
- Это письмо тете Вале от папы.
Я видел, что Петьке любопытно.
- Если хочешь, прочитай.
Петька прочел:
"Многоуважаемая Валентина Егоровна! Трудно не посочувствовать Вашей своеобразной правде. Будучи соавтором, разделяю ответственность за все, что мы написали. Будучи отцом автора, разделяю с ним поношение. Считайте, что Вы "отхлестали" нас обоих.
Однако хочу обратить Ваше внимание на слова Вашего брата, священника Петра, которых Вы не восприняли в пылу праведного, как казалось, гнева.
Главный порок или болезнь вашего народа состоит, на мой взгляд, в непочтении к собственным властям. В этом отношении вы прошли весь диапазон от цареубийства до мелкого злословия по ничтожным поводам. Едва ли и был на свете народ, который подобно вам последнее время так целеустремленно пытался бы оторвать, отдавить, открутить или хотя бы прищемить себе голову.
Закономерно, что народ, отпавший от Православия, ненавидит и презирает свои власти, предъявляя им требования, которые не по силу человекам, ища в них замены преданного Совершенства. Удивительно, что и люди Церкви не стыдятся хотя бы словесно, но противиться власти, либо предав забвению, либо ложно перетолковав себе в угоду слова Писания: "Начальствующего в народе твоем не злословь" (Исх.22,28) и "Всякая душа да будет покорна высшим властям... А противящиеся навлекут на себя осуждение" (Рим.) Это-то осуждение тяготеет над народом доселе.
Все страшные испытания новой истории - наказание вам за гордость, за то, что вы сами решили судить свои власти, как бы не от Бога, а от вас же самих поставляемые на ваше угождение. Для того и посылались вам невиданные прежде тираны - чтобы научить вас покорности - и в страхе перед своими тиранами вы были страхом для ваших врагов. Вам давалась любезная вам воля - и, вкусив ее досыта в стыде, вы становились посмешищем для соседей и в немощи предавали надеющихся на вас.
Все, кто внес свою "лепту" в расшатывание Монархии, Временного правительства, Генсеков, Президентов и т. д. да опомнятся и взыщут покаяния.
Валентина Егоровна! Не от Бога ли и наша власть над вами? Не по праву ли мы распоряжаемся своею выдумкой? Итак, примите к сердцу слова отца Петра и исправьте то, что нужно исправить.
По существу же вопроса, "почто" мы "устроили войну" должен сказать, что и война, и все прочее в это выдуманном мире устроено с целями, которые никакого отношения не имеют к вам, как героям этого вымысла. Наше с вами общее дело - благоговеть пред Тем, Кто прежде создания провидел все даже до мелочи и от начала знал, что мы напишем. Пред Кем нам и держать ответ за все написанное и сделанное. Ему и слава во веки веков!
К сему добавлю, что принятый Вами помысел о том, что эта война - лишь дань мальчишеству моего сына, этот помысел - ошибочен.
С уважением, М.Солохин."
- Иди к тете Вале и передай ей письмо. Скажи ей, что мы на нее не в обиде. Нам понятно, почему она так погорячилась.
- А почему?
- Потому что она там каждую ночь плачет над своими сиротками. И ломает голову, кто виноват.
- Угу. - Петька стоял.
- Ну, иди.
- А ты? - не понял Петька.
- А что - я?..
- Ну, как, мы же вместе. Ты не пойдешь со мной?
Я кивнул, глядя ему в глаза.
- Что, уже пора?..
Я опять кивнул.
- А может, останешься? - он не понимал.
- У нас не получится все время быть вместе, - сказал я, глотнув.
- Почему? Ты же все можешь.
Я больше не мог смотреть на него и отвел глаза.
- Написать-то, что хочешь, могу. Но я же не могу без конца писать.