Визит Минотавра
Если пантеон советской государственной религии для взрослых в послевоенный период сводился к Марксу-Энгельсу-Ленину, то в детско-юношеском варианте персонажи бывали довольно неожиданные.
Тот же «списание в детскую», которое произошло с Гулливером и Робинзоном, настигло таких героев революционного пантеона двадцатых годов как утописты Томмазо Кампанелла и Томас Мор. К ним подверстали борца с мракобесием Джордано Бруно и титанов итальянского Возрождения, а также видного партийного деятеля времён римского рабовладения товарища Спартака.
В детской книге, посвящённой, скажем, химическим процессам в лёгкой промышленности, запросто можно было напороться (на самой первой странице) на описание тюремных страданий того самого Кампанеллы, которое для детей заменяло дежурную ссылку на классиков марксизма-ленинизма.
В издательствах и сценарных отделах сидели не совсем идиоты, и помимо «детских» святых и мучеников (Джордано Бруно и Зины Портновой вместо Ленина и Лазо) пытались дать детям и юношеству каких-то чуть менее трагических героев.
Эти менее трагические герои в ролевые модели тоже не годились, поскольку их поведение обычно было совершенно разрушительным. Но они носили флёр иностранщины и старины и не ассоциировались с тоскливым ужасом, который наводили истории советских пионеров-мучеников. Каждый понимал, что «поймали немцы» - это и есть конечное испытание, для которого ты живёшь, но хорошо бы помереть раньше.
Удалось, как видим, не всем.
Последние отблески этой традиции я застала младшеклассницей на страницах «Пионерской правды», где публиковалась какая-то повесть из подростковой жизни. Переживания главного героя на фоне летней Одессы были уложены в параллель с историей Эвариста Галуа, которого герой, собственно, и играл в кино, отобранный ассистенткой в школе за красоту. Красота, понятное дело, осуждалась, как и злоупотребление длинными волосами, которые разрешили отпустить для сходства с персонажем.
Автора и названия повести я не помню.
Замечу, что приём параллельных временных потоков в послевоенной советской литературе и кино - отдельное любопытное явление, но меня интересуют сейчас именно романтические образы в духе фэнтези (до появления этого термина в нашем обиходе), которые задействовались в такого рода произведениях.
В 80-е годы было снято минимум два вполне взрослых фильма, где использовался тот же приём, а параллельное действие происходило в эпоху Возрождения/Новое время. Можно предположить, что за полным провалом попыток поэтизации и осовременивания непростых отношений между членами РСДРП взрослым решили выдать рыбий жир причастия в сахарной пилюле: заветы труда и аскетизма от гуманистов былых времён.
Я намеренно здесь употребляю слово «гуманист», потому что в советском восприятии оно претерпело изумительные трансформации, в которых я и хочу разобраться.
Речь, собственно, не о фильмах, а о мини-сериалах: «Визит к Минотавру» (1987) с параллельной линией, посвящённой Антонио Страдивари, и менее удачном «Входе в лабиринт» с историей Парацельса (1989).
Важно, что оба сериала в современной их части по духу совершенно не «перестроечные», со спокойной, брежневского образца, обстановкой и событийной канвой. Это связано ещё и с тем, что литературная основа в обоих случаях - романы, написанные в семидесятые годы, то есть десятью-пятнадцатью годами раньше экранизации.
Любопытно, что «Лабиринт» на потребу перестроечным вкусам перемонтировали с изъятием линии Парацельса и выпустили повторно с актуальным названием: «В сетях рэкета».