история про автобус
Это история о том, как в Москву приехала Машина книга. Еще летом.
История для своих и посторонних.
Неслучайный читатель все знает и так, а случайному я расскажу, что ездить из Киева в Москву и обратно - это, в некотором роде, дело моей жизни.
Я наблюдала, как люди добирались «волной» электричек, как вводились миграционные карты, как дорожали поезда, как применяли и отменяли регистрации в пятидневный срок, как самолет был дешевле плацкарта, как самолет был дешевле плацкарта, как самолет, еще раз повторю, был дешевле плацкарта, а потом исчез. Как вставали и рушились вселенные.
Сейчас дела обстоят так: самолет летит через Минск и стоит, как самолет, плацкарт стоит в три раза дороже автобуса, купе - в шесть, блаблакар - в полтора, зато полон веселых гастарбайтеров. Зато в автобусе два этажа и официальный перевозчик.
В общем, на этот раз мы выбрали автобус.
Украинскую таможню мы прошли меньше, чем за час. Паспортный контроль был проведен в салоне, вещи были досмотрены прямо в багаже, мы вообще не выходили из автобуса.
На российской таможне автобус остановился и простоял три часа. Потом нас попросили с вещами на выход. Мы вышли, прошли в здание погранконтроля и таможенного досмотра, и прождали там час, стоя, включая стариков, детей и животных в переносках. Мы предъявляли паспорта и ждали, пока таможня досмотрит автобус.
- Игнат, - спросила я мужа, - а почему мы не взяли серую сумку из салона?
- Да ну, - отвечал Игнат, - там еда, ерунда всякая, смысл это на ленте просвечивать?
Минут через тридцать нашего глухого стояния у неподвижной ленты мы увидели, как в здание стремительно входит работник таможни. В руках работник таможни торжествующе держит какой-то вещдок.
- Чья книга?! - Спрашивает работник таможни, и я уже немного сочувствую человеку, который пытался провезти контрабанду, но был пойман. - Кто забыл в салоне сумку?!
Тут я понимаю, что это я, я забыла в салоне сумку, ту самую, «со всякой ерундой», а книга - это заказ Маши, искусствоведа и моей приятельницы.
- Я, - кричу я, - это моя книга!
Таможенник идет ко мне. Я вижу, что картон, в которую книга была завернута, бумага, в которую книга была завернута, пленка, в которую книга была завернута - все это разрезано в мое отсутствие, разумеется, и сама обложка книги разрезана тоже. Вместе с закладками, которые издатель приложил к заказу в качестве подарка, вместе с рекламным проспектом - все порезано к чертовой матери.
- Что за книга? - спрашивает таможенник так, что каждому очевидно - он поймал меня на горячем.
- Книга о художнике, - отвечаю я, - для моей подруги, она, эээээ (ищу слова, чтобы таможеннику было понятно, нахожу первые попавшиеся), культуролог! Искусствовед! Изучает этого художника!
- Сколько эта книга стоит? - спрашивает таможенник очень сурово.
- Недорого, - говорю я, - если честно, я не помню точно, я купила ее два месяца назад.
Таможенник открывает книгу.
В книге мелованная бумага, репродукции картин, много текста - биографические, очевидно, подробности.
- Читайте! - приказывает таможенник.
Я читаю по-украински что-то о том, как именно художник родился и жил.
- Переводите! - приказывает таможенник.
Я перевожу. Да, художник действительно родился и жил, кто бы мог подумать.
- Теперь читайте здесь.
Я читаю.
- Теперь переводите.
Перевожу.
- Теперь здесь.
Читаю, перевожу, боюсь, что мы никуда не поедем, но нет - ничего опасного: художник действительно родился и жил, и писал свои картины.
- Забирайте, - говорит пограничник и вручает мне порезанную книгу. Никаких извинений за испорченную обложку, он в своем праве. Не нравится - нечего ездить. Нечего оставлять сумки в салоне. Нечего возить книги о художниках. Я все понимаю.
Мы возвращаемся в салон. На сидении лежит моя сумка. Моя особо опасная серая сумка с зайчиком: вместо того, чтобы воспользоваться молнией, пограничники порвали ее вдоль молнии по шву. Нитки торчат. Видимо, такой протокол? Так надо обращаться с забытыми сумками? В стране с угрозой терроризма? Больше никогда не оставлю ничего в автобусе. Я кладу изрезанную книгу в растерзанную сумку и засыпаю, насколько это вообще возможно в автобусе.
Просыпаюсь, и вижу в окно наш домишко в Северном Бутово. Мы приближаемся к конечной точке нашего маршрута. Автобус опоздал на несколько часов, но есть кое-какая надежда все-таки успеть и поработать в этот день. Светит солнце. Лето, июль. Автобус останавливается.
На улице - полиция с мигалками. Полицейский заходит в салон, не здороваясь, не представляясь и ничего не объясняя, собирает паспорта. Уносит. Мы послушно их отдаем, в голове нет ни малейшей мыслишки насчет того, чтобы как-то так просто взять и не послушаться российского полицейского.
Час автобус стоит на дороге, кто-то из детишек бегает со второго этажа на первый, кто-то плачет. Лает собака. В салон возвращается водитель, объявляет по громкой связи:
- Они просили передать, что мы задержаны за украинские номера, а будем рыпаться - ляжем мордой в асфальт. Простите, я сейчас цитирую.
Пассажиры звонят в полицию, задают вопросы о правомерности действий полицейских. Полиция, судя по всему, отвечает неохотно и невпопад, но в какой-то момент ситуация все-таки меняется: нас, весь автобус, везут в полицейский участок.
Участок огражден решеткой, нас просят выйти и подойти ко входу в здание. Мы стоим у входа. Воздух полуденный, странно-горячий для этого холодного лета. Туда-сюда ходят полицейские, ругаются на детей, повышают голос, просят отойти от входа, подойти ко входу, снова отойти.
Час или полтора мы стоим у входа в здание полиции. Дети лезут на руки к взрослым. Наши паспорта - в здании, наши вещи - в машине, нам сказали, что никто не получит ни паспорта, ни вещей, пока «с нами не разберутся».
Наконец, из здания выходит полицейский, измученный работой. В руках у него пачка паспортов, свидетельств о рождении, пластиковых карточек. Он называет фамилии по одной и просит подойти лично за документом. Первой оказывается маленькая девочка, она радостно бросается к полицейскому, все смеются.
Наконец, документы у владельцев. Без преувеличения, большая часть пассажиров автобуса - граждане России.
Полицейский разворачивается и уходит. Ни извинений за недоразумение и неудобства, ни объяснений произошедшего - только то, в автобусе, про «мордой в асфальт». Он в своем праве. Это Россия, детка. Не нравится - вали туда, откуда приехал. А, ты россиянин. Ну, извини. Хотя нет, не извини.
Мы забираем вещи, вызываем такси и едем домой. Мы переговариваемся между собой так, что таксист понимает, о чем речь. Он говорит, что творится беспредел и все вконец охренели, и мы соглашаемся. Мы со всем соглашаемся, такой день.
Мы заходим домой, бросаем вещи и я начинаю писать этот текст, чтобы закончить его через полгода - на холодную голову, без риска преувеличений и передергиваний. С надеждой, что все, возмущавшее меня тогда, забылось.
Спасибо, как говорится, что живые.
Государство бдит, не дремлет, о нас же заботится.
Как тут можно быть неблагодарным.
История для своих и посторонних.
Неслучайный читатель все знает и так, а случайному я расскажу, что ездить из Киева в Москву и обратно - это, в некотором роде, дело моей жизни.
Я наблюдала, как люди добирались «волной» электричек, как вводились миграционные карты, как дорожали поезда, как применяли и отменяли регистрации в пятидневный срок, как самолет был дешевле плацкарта, как самолет был дешевле плацкарта, как самолет, еще раз повторю, был дешевле плацкарта, а потом исчез. Как вставали и рушились вселенные.
Сейчас дела обстоят так: самолет летит через Минск и стоит, как самолет, плацкарт стоит в три раза дороже автобуса, купе - в шесть, блаблакар - в полтора, зато полон веселых гастарбайтеров. Зато в автобусе два этажа и официальный перевозчик.
В общем, на этот раз мы выбрали автобус.
Украинскую таможню мы прошли меньше, чем за час. Паспортный контроль был проведен в салоне, вещи были досмотрены прямо в багаже, мы вообще не выходили из автобуса.
На российской таможне автобус остановился и простоял три часа. Потом нас попросили с вещами на выход. Мы вышли, прошли в здание погранконтроля и таможенного досмотра, и прождали там час, стоя, включая стариков, детей и животных в переносках. Мы предъявляли паспорта и ждали, пока таможня досмотрит автобус.
- Игнат, - спросила я мужа, - а почему мы не взяли серую сумку из салона?
- Да ну, - отвечал Игнат, - там еда, ерунда всякая, смысл это на ленте просвечивать?
Минут через тридцать нашего глухого стояния у неподвижной ленты мы увидели, как в здание стремительно входит работник таможни. В руках работник таможни торжествующе держит какой-то вещдок.
- Чья книга?! - Спрашивает работник таможни, и я уже немного сочувствую человеку, который пытался провезти контрабанду, но был пойман. - Кто забыл в салоне сумку?!
Тут я понимаю, что это я, я забыла в салоне сумку, ту самую, «со всякой ерундой», а книга - это заказ Маши, искусствоведа и моей приятельницы.
- Я, - кричу я, - это моя книга!
Таможенник идет ко мне. Я вижу, что картон, в которую книга была завернута, бумага, в которую книга была завернута, пленка, в которую книга была завернута - все это разрезано в мое отсутствие, разумеется, и сама обложка книги разрезана тоже. Вместе с закладками, которые издатель приложил к заказу в качестве подарка, вместе с рекламным проспектом - все порезано к чертовой матери.
- Что за книга? - спрашивает таможенник так, что каждому очевидно - он поймал меня на горячем.
- Книга о художнике, - отвечаю я, - для моей подруги, она, эээээ (ищу слова, чтобы таможеннику было понятно, нахожу первые попавшиеся), культуролог! Искусствовед! Изучает этого художника!
- Сколько эта книга стоит? - спрашивает таможенник очень сурово.
- Недорого, - говорю я, - если честно, я не помню точно, я купила ее два месяца назад.
Таможенник открывает книгу.
В книге мелованная бумага, репродукции картин, много текста - биографические, очевидно, подробности.
- Читайте! - приказывает таможенник.
Я читаю по-украински что-то о том, как именно художник родился и жил.
- Переводите! - приказывает таможенник.
Я перевожу. Да, художник действительно родился и жил, кто бы мог подумать.
- Теперь читайте здесь.
Я читаю.
- Теперь переводите.
Перевожу.
- Теперь здесь.
Читаю, перевожу, боюсь, что мы никуда не поедем, но нет - ничего опасного: художник действительно родился и жил, и писал свои картины.
- Забирайте, - говорит пограничник и вручает мне порезанную книгу. Никаких извинений за испорченную обложку, он в своем праве. Не нравится - нечего ездить. Нечего оставлять сумки в салоне. Нечего возить книги о художниках. Я все понимаю.
Мы возвращаемся в салон. На сидении лежит моя сумка. Моя особо опасная серая сумка с зайчиком: вместо того, чтобы воспользоваться молнией, пограничники порвали ее вдоль молнии по шву. Нитки торчат. Видимо, такой протокол? Так надо обращаться с забытыми сумками? В стране с угрозой терроризма? Больше никогда не оставлю ничего в автобусе. Я кладу изрезанную книгу в растерзанную сумку и засыпаю, насколько это вообще возможно в автобусе.
Просыпаюсь, и вижу в окно наш домишко в Северном Бутово. Мы приближаемся к конечной точке нашего маршрута. Автобус опоздал на несколько часов, но есть кое-какая надежда все-таки успеть и поработать в этот день. Светит солнце. Лето, июль. Автобус останавливается.
На улице - полиция с мигалками. Полицейский заходит в салон, не здороваясь, не представляясь и ничего не объясняя, собирает паспорта. Уносит. Мы послушно их отдаем, в голове нет ни малейшей мыслишки насчет того, чтобы как-то так просто взять и не послушаться российского полицейского.
Час автобус стоит на дороге, кто-то из детишек бегает со второго этажа на первый, кто-то плачет. Лает собака. В салон возвращается водитель, объявляет по громкой связи:
- Они просили передать, что мы задержаны за украинские номера, а будем рыпаться - ляжем мордой в асфальт. Простите, я сейчас цитирую.
Пассажиры звонят в полицию, задают вопросы о правомерности действий полицейских. Полиция, судя по всему, отвечает неохотно и невпопад, но в какой-то момент ситуация все-таки меняется: нас, весь автобус, везут в полицейский участок.
Участок огражден решеткой, нас просят выйти и подойти ко входу в здание. Мы стоим у входа. Воздух полуденный, странно-горячий для этого холодного лета. Туда-сюда ходят полицейские, ругаются на детей, повышают голос, просят отойти от входа, подойти ко входу, снова отойти.
Час или полтора мы стоим у входа в здание полиции. Дети лезут на руки к взрослым. Наши паспорта - в здании, наши вещи - в машине, нам сказали, что никто не получит ни паспорта, ни вещей, пока «с нами не разберутся».
Наконец, из здания выходит полицейский, измученный работой. В руках у него пачка паспортов, свидетельств о рождении, пластиковых карточек. Он называет фамилии по одной и просит подойти лично за документом. Первой оказывается маленькая девочка, она радостно бросается к полицейскому, все смеются.
Наконец, документы у владельцев. Без преувеличения, большая часть пассажиров автобуса - граждане России.
Полицейский разворачивается и уходит. Ни извинений за недоразумение и неудобства, ни объяснений произошедшего - только то, в автобусе, про «мордой в асфальт». Он в своем праве. Это Россия, детка. Не нравится - вали туда, откуда приехал. А, ты россиянин. Ну, извини. Хотя нет, не извини.
Мы забираем вещи, вызываем такси и едем домой. Мы переговариваемся между собой так, что таксист понимает, о чем речь. Он говорит, что творится беспредел и все вконец охренели, и мы соглашаемся. Мы со всем соглашаемся, такой день.
Мы заходим домой, бросаем вещи и я начинаю писать этот текст, чтобы закончить его через полгода - на холодную голову, без риска преувеличений и передергиваний. С надеждой, что все, возмущавшее меня тогда, забылось.
Спасибо, как говорится, что живые.
Государство бдит, не дремлет, о нас же заботится.
Как тут можно быть неблагодарным.