Борис Иванович Белобородов.
Борис Иванович БЕЛОБОРОДОВ
(воспоминания Л.Д.Широковой)
Борис Иванович Белобородов очень выделялся среди окружающих людей и по внешнему виду, и по манере общения. Его нельзя было не заметить, и за всю жизнь я не встретила человека похожего на него.
В нашей квартире он жил, наверно, с 1934 года до ухода на фронт в середине 42/43 учебного года.
У Бориса Ивановича совершенно белые волосы, белые брови и ресницы, розовая кожа. Очки с очень выпуклыми линзами. Лёгкий, спортивный, сильный, весёлый, громогласный.
В возрасте 4-5 лет я бывала в Бежецке в августе, когда поспевала вишня. Борис Иванович летом уезжал в Москву и в Крапивну. Сестра мне рассказывала, что летом он учится в Москве и навещает родных. Ещё я узнала много новых слов: «Его изгнали из Университета за сокрытие своего купеческого происхождения. Теперь он учится заочно».
С августа 1937 года я стала жить снова в Бежецке (папа вернулся из Севвостлага, мама тяжело болела). Тогда я и увидела Бориса Ивановича и познакомилась с его младшей сестрой Тасей. Борис Иванович был учителем математики в Образцовой средней школе №1, Тася училась в 10 классе.
Борис Иванович приходил из школы, мыл на кухне руки и, вытирая их полотенцем, вставал в дверях маленькой комнаты, где лежала наша больная мама.
- Ну-с, мамочка, как дела?
Он подробно рассказывал об учебном дне, новостях, учителях и учениках. Весело и с юмором. Так я выучила много фамилий учеников, не зная их в лицо, знала способности и особенности. Весело восторгался, едко высмеивал. Об учителях говорил тоже, не называя имён. Постепенно я узнала прозвища учителей в их коллективе, а когда сама пошла в школу - их прозвища ученические.
Каждый день Борис Иванович проверял тетради. Все классные и домашние работы. Я любила пристраиваться в его комнате и рисовать в это время. Ужасался и восхищался он шумно. Вскакивал, бегал по комнате: «Умница какая! Гениально!» Или: «Какой дундук! Ужас!»
С учениками Борис Иванович часто ходил на Остречину, летом на купания, зимой на лыжах. Они катались с высокого берега на лёд реки, укладывая хороший трамплин.
В дом приходили ученики Бориса Ивановича. Старшие классы по очереди выпускали стенгазеты. Самые интересные получались у класса Бориса Ивановича. Помню, я очень переживала, когда поместили рисунок с подписью: «Ария Ленского в женском исполнении Лидии Лобановой :
Что день грядущий мне готовит?
Паду ли я добычей лени,
Иль мимо «плохо» пролечу?
А может счастье улыбнётся,
И я «отлично» получу»
Я очень обиделась, потому что очень любила эту девочку. Её мама учила меня играть на рояле. А после занятий просила своих дочерей проводить меня до моей улицы.
В 1938 году Тася окончила 10 класс и уехала учиться в институте, а к Борису Ивановичу приехала сестра Муза. Она стала учиться в Бежецком 2-х годичном учительском институте на факультете русского языка. В 1940 году Муза вышла замуж за выпускника математического факультета Кавского. Они получили назначение на работу в семилетнюю школу села Градницы.
Борис Иванович был для нас с сестрой очень близким человеком, мы считали его нашим родственником.
15 апреля 1941 года в 5 часов утра скончалась наша мама. Сообщил об этом нам Борис Иванович. Он пришёл в нашу спальню и сказал: «Вставайте, девочки, у вас больше нет мамы». Открываю глаза - кровати Борис Иванович с совершенно белым лицом.
Папа его попросил сказать нам, надеясь на его умение находить нужные слова в трудных ситуациях. Папа занимался с врачами и документами. Соседка тётя Феня уже закрывала трюмо и зеркальный шкаф простынями. Сестре было 13 лет, мне через 3 недели исполнилось 10.
После похорон я долго болела. Лежала, не хотела есть, не хотела ни с кем разговаривать. Борис Иванович часто приходил раньше из школы, чем сестра - шестиклассница и папа со службы. Он предлагал еду, ставил градусник, приводил врачей. Сестра плакала, у папы дрожали руки, а Борис Иванович бледнел. Мне было жалко Инну и папу и стыдно перед Борисом Ивановичем - я заставляла его волноваться.
К концу мая я встала. Инна принесла табель из школы, я переведена в 4 класс.
И скоро новое потрясение. Война!
О том, что началась война 22 июня 1941 года, мы с сестрой узнали в Градницах. Кавский сводил нас на колокольню, мы полюбовались видом Бежецка и окрестностей, спускаемся - у разрушающейся церкви Муза с ребёнком на руках, бледная и растерянная: «Ребята, война!».
Вскоре Кавский ушёл на фронт, потом пришла похоронка. Муза работала в Градницах до начала 50-х. Затем переехала в Бежецк с дочерью Женей.
Был Борис Иванович классным руководителем у тех, кто окончил девятый класс в 1941 году. Школу же они окончили в 1942. Некоторые мальчики осенью 41 года ушли в ополчение, остальные заканчивали год в средней школе №4 (После того, как бомбы разрушили двухэтажное здание школы №1, занятия 26 января 1942 года начались там.) 1 апреля освободилось здание школы №2, Борис Иванович стал работать в школе №2 завучем. Вёл математику в старших классах.
Я училась в 4 классе. Наш класс находился на 2 этаже. Из зала надо было проходить через старший класс, кажется это был девятый. За стеной же нашего класса была квартира директора - Ивана Васильевича Хайлова. Из нашего класса была дверь в их квартиру. Жену и дочь директора мы ни разу не видели, а он часто проходил, показывая жестом, что вставать не надо.
Если во время урока из среднего класса раздавался громкий хоровой хохот - значит, идёт урок математики, Борис Иванович отпустил очередную остроту. Остроты эти передавались «из уст в уста», становились бежецким фольклором.
Умел посмеяться Борис Иванович и над собой.
Весной, раз мы жарили картошку на кухне, на шестке русской печки были установлены таганки, под ними разводили костёрчики из палочек. Вдруг Борис Иванович мне крикнул: «Лёлька, дожарь, загаси, я переставил себе уроки и забыл - опаздываю!» Убежал, стремглав.
Через часик пришёл обратно. Несёт сковородку в комнату, сообщает: «Чуть-чуть опоздал, влетел, урок провёл, звонок прозвенел, а один руку вверх тянет. Спрашиваю - чего тебе? А он: Борис Иванович, у Вас вся плешь в саже! И ведь за урок никто не хохотнул даже».
Приходит Борис Иванович из бани. Слышу хохот из комнаты тёти Фени. Ясно, там Борис Иванович. Проникаю. Рассказывает он, как запарился долго в парной. Вышел, что-то шумно очень, и сразу вдруг визг поднялся. Понял. Банщица не заметила один одинокий шкафчик с одеждой и пустила в отделение женщин с детьми. Кричу: «Бабоньки, я без очков даже лиц ваших не вижу, а вы меня видите, но я же, не вижу!»
Произошедшее распространяется устно по городу. Ещё один городской анекдот.
Мобилизовали Бориса Ивановича зимой 1942/43 учебного года. Во второй четверти я помню, что он был, как завуч, у нас на уроке истории. А в третьей четверти в его комнате уже жила семья, вывезенная из Ленинграда по Ладоге.
Помню, как свой письменный стол и книги перед уходом на фронт Борис Иванович погрузил на сани-розвальни и увёз на хранение к Елене Ивановне Обломковой.
С фронта мы получали письма. Военная цензура запрещала называть города и посёлки. Но мы знали, где он воюет. Письмо заканчивалось «До свидания. Ваш Борис Гомельский» (Брянский и т.п.), по изменённой фамилии нашего Бориса Ивановича мы знали его путь.
К сожалению, 13 августа 1944 года наш дом на ул. Гражданской, 8, сгорел, письма и многое другое пропало.
Продолжение текста написано мной (Д.Ш.) со слов Л.Д.Широковой. В 1945 она уехала из Бежецка, и узнавала о жизни Бориса Ивановича от своей сестры Инны Титовой (в замужестве Георгиевской), которая жила в Бежецке с 1946 по 1953 год.
Вернувшись с войны, Борис Иванович вскоре женился на Елене Ивановне. Шутил, что определил его судьбу стол, который был перевезён к Елене Иванове, когда Борис Иванович уходил на фронт. У них родилась дочь. После возвращения с войны Борис Иванович стал очень религиозен, стал прихожанином храма Спаса Нерукотворного. Правда, говорили, что и до войны он однажды на Пасху, вместе с братьями Галаховыми, устроил крестный ход вокруг Дедюхинского пруда.
Инна спрашивала: «Почему Вы стали верующим?» На что Борис Иванович отвечал: «На эту тему я не буду разговаривать, вы всё равно не поймёте».
В свою очередь, при встречах на улицах Бежецка, Борис Иванович громко приветствовал Инну: «Молодой Песталоцци! Новый Макаренко!», (Инна Дмитриевна была тоже школьным учителем).
Борису Ивановичу пришлось перейти работать из школы в техникум при следующих обстоятельствах: в Бежецк прибыла проверка в связи с самоубийством ученика (не той школы, где преподавал Борис Иванович). Проверка была тщательная, пришли во все школы, проверялись даже тетради. И некоторые вольные комментарии и замечания, адресованные Борисом Ивановичем ученикам, комиссии не понравились. Например, на сокращённую запись ученика «Зад. №…» ( Задание №), Борис Иванович, не любивший сокращений, приписал: «Чей?».
Последний раз с Борисом Ивановичем я виделась на похоронах С.Н.Георгиевского в 1980 году.
(воспоминания Л.Д.Широковой)
Борис Иванович Белобородов очень выделялся среди окружающих людей и по внешнему виду, и по манере общения. Его нельзя было не заметить, и за всю жизнь я не встретила человека похожего на него.
В нашей квартире он жил, наверно, с 1934 года до ухода на фронт в середине 42/43 учебного года.
У Бориса Ивановича совершенно белые волосы, белые брови и ресницы, розовая кожа. Очки с очень выпуклыми линзами. Лёгкий, спортивный, сильный, весёлый, громогласный.
В возрасте 4-5 лет я бывала в Бежецке в августе, когда поспевала вишня. Борис Иванович летом уезжал в Москву и в Крапивну. Сестра мне рассказывала, что летом он учится в Москве и навещает родных. Ещё я узнала много новых слов: «Его изгнали из Университета за сокрытие своего купеческого происхождения. Теперь он учится заочно».
С августа 1937 года я стала жить снова в Бежецке (папа вернулся из Севвостлага, мама тяжело болела). Тогда я и увидела Бориса Ивановича и познакомилась с его младшей сестрой Тасей. Борис Иванович был учителем математики в Образцовой средней школе №1, Тася училась в 10 классе.
Борис Иванович приходил из школы, мыл на кухне руки и, вытирая их полотенцем, вставал в дверях маленькой комнаты, где лежала наша больная мама.
- Ну-с, мамочка, как дела?
Он подробно рассказывал об учебном дне, новостях, учителях и учениках. Весело и с юмором. Так я выучила много фамилий учеников, не зная их в лицо, знала способности и особенности. Весело восторгался, едко высмеивал. Об учителях говорил тоже, не называя имён. Постепенно я узнала прозвища учителей в их коллективе, а когда сама пошла в школу - их прозвища ученические.
Каждый день Борис Иванович проверял тетради. Все классные и домашние работы. Я любила пристраиваться в его комнате и рисовать в это время. Ужасался и восхищался он шумно. Вскакивал, бегал по комнате: «Умница какая! Гениально!» Или: «Какой дундук! Ужас!»
С учениками Борис Иванович часто ходил на Остречину, летом на купания, зимой на лыжах. Они катались с высокого берега на лёд реки, укладывая хороший трамплин.
В дом приходили ученики Бориса Ивановича. Старшие классы по очереди выпускали стенгазеты. Самые интересные получались у класса Бориса Ивановича. Помню, я очень переживала, когда поместили рисунок с подписью: «Ария Ленского в женском исполнении Лидии Лобановой :
Что день грядущий мне готовит?
Паду ли я добычей лени,
Иль мимо «плохо» пролечу?
А может счастье улыбнётся,
И я «отлично» получу»
Я очень обиделась, потому что очень любила эту девочку. Её мама учила меня играть на рояле. А после занятий просила своих дочерей проводить меня до моей улицы.
В 1938 году Тася окончила 10 класс и уехала учиться в институте, а к Борису Ивановичу приехала сестра Муза. Она стала учиться в Бежецком 2-х годичном учительском институте на факультете русского языка. В 1940 году Муза вышла замуж за выпускника математического факультета Кавского. Они получили назначение на работу в семилетнюю школу села Градницы.
Борис Иванович был для нас с сестрой очень близким человеком, мы считали его нашим родственником.
15 апреля 1941 года в 5 часов утра скончалась наша мама. Сообщил об этом нам Борис Иванович. Он пришёл в нашу спальню и сказал: «Вставайте, девочки, у вас больше нет мамы». Открываю глаза - кровати Борис Иванович с совершенно белым лицом.
Папа его попросил сказать нам, надеясь на его умение находить нужные слова в трудных ситуациях. Папа занимался с врачами и документами. Соседка тётя Феня уже закрывала трюмо и зеркальный шкаф простынями. Сестре было 13 лет, мне через 3 недели исполнилось 10.
После похорон я долго болела. Лежала, не хотела есть, не хотела ни с кем разговаривать. Борис Иванович часто приходил раньше из школы, чем сестра - шестиклассница и папа со службы. Он предлагал еду, ставил градусник, приводил врачей. Сестра плакала, у папы дрожали руки, а Борис Иванович бледнел. Мне было жалко Инну и папу и стыдно перед Борисом Ивановичем - я заставляла его волноваться.
К концу мая я встала. Инна принесла табель из школы, я переведена в 4 класс.
И скоро новое потрясение. Война!
О том, что началась война 22 июня 1941 года, мы с сестрой узнали в Градницах. Кавский сводил нас на колокольню, мы полюбовались видом Бежецка и окрестностей, спускаемся - у разрушающейся церкви Муза с ребёнком на руках, бледная и растерянная: «Ребята, война!».
Вскоре Кавский ушёл на фронт, потом пришла похоронка. Муза работала в Градницах до начала 50-х. Затем переехала в Бежецк с дочерью Женей.
Был Борис Иванович классным руководителем у тех, кто окончил девятый класс в 1941 году. Школу же они окончили в 1942. Некоторые мальчики осенью 41 года ушли в ополчение, остальные заканчивали год в средней школе №4 (После того, как бомбы разрушили двухэтажное здание школы №1, занятия 26 января 1942 года начались там.) 1 апреля освободилось здание школы №2, Борис Иванович стал работать в школе №2 завучем. Вёл математику в старших классах.
Я училась в 4 классе. Наш класс находился на 2 этаже. Из зала надо было проходить через старший класс, кажется это был девятый. За стеной же нашего класса была квартира директора - Ивана Васильевича Хайлова. Из нашего класса была дверь в их квартиру. Жену и дочь директора мы ни разу не видели, а он часто проходил, показывая жестом, что вставать не надо.
Если во время урока из среднего класса раздавался громкий хоровой хохот - значит, идёт урок математики, Борис Иванович отпустил очередную остроту. Остроты эти передавались «из уст в уста», становились бежецким фольклором.
Умел посмеяться Борис Иванович и над собой.
Весной, раз мы жарили картошку на кухне, на шестке русской печки были установлены таганки, под ними разводили костёрчики из палочек. Вдруг Борис Иванович мне крикнул: «Лёлька, дожарь, загаси, я переставил себе уроки и забыл - опаздываю!» Убежал, стремглав.
Через часик пришёл обратно. Несёт сковородку в комнату, сообщает: «Чуть-чуть опоздал, влетел, урок провёл, звонок прозвенел, а один руку вверх тянет. Спрашиваю - чего тебе? А он: Борис Иванович, у Вас вся плешь в саже! И ведь за урок никто не хохотнул даже».
Приходит Борис Иванович из бани. Слышу хохот из комнаты тёти Фени. Ясно, там Борис Иванович. Проникаю. Рассказывает он, как запарился долго в парной. Вышел, что-то шумно очень, и сразу вдруг визг поднялся. Понял. Банщица не заметила один одинокий шкафчик с одеждой и пустила в отделение женщин с детьми. Кричу: «Бабоньки, я без очков даже лиц ваших не вижу, а вы меня видите, но я же, не вижу!»
Произошедшее распространяется устно по городу. Ещё один городской анекдот.
Мобилизовали Бориса Ивановича зимой 1942/43 учебного года. Во второй четверти я помню, что он был, как завуч, у нас на уроке истории. А в третьей четверти в его комнате уже жила семья, вывезенная из Ленинграда по Ладоге.
Помню, как свой письменный стол и книги перед уходом на фронт Борис Иванович погрузил на сани-розвальни и увёз на хранение к Елене Ивановне Обломковой.
С фронта мы получали письма. Военная цензура запрещала называть города и посёлки. Но мы знали, где он воюет. Письмо заканчивалось «До свидания. Ваш Борис Гомельский» (Брянский и т.п.), по изменённой фамилии нашего Бориса Ивановича мы знали его путь.
К сожалению, 13 августа 1944 года наш дом на ул. Гражданской, 8, сгорел, письма и многое другое пропало.
Продолжение текста написано мной (Д.Ш.) со слов Л.Д.Широковой. В 1945 она уехала из Бежецка, и узнавала о жизни Бориса Ивановича от своей сестры Инны Титовой (в замужестве Георгиевской), которая жила в Бежецке с 1946 по 1953 год.
Вернувшись с войны, Борис Иванович вскоре женился на Елене Ивановне. Шутил, что определил его судьбу стол, который был перевезён к Елене Иванове, когда Борис Иванович уходил на фронт. У них родилась дочь. После возвращения с войны Борис Иванович стал очень религиозен, стал прихожанином храма Спаса Нерукотворного. Правда, говорили, что и до войны он однажды на Пасху, вместе с братьями Галаховыми, устроил крестный ход вокруг Дедюхинского пруда.
Инна спрашивала: «Почему Вы стали верующим?» На что Борис Иванович отвечал: «На эту тему я не буду разговаривать, вы всё равно не поймёте».
В свою очередь, при встречах на улицах Бежецка, Борис Иванович громко приветствовал Инну: «Молодой Песталоцци! Новый Макаренко!», (Инна Дмитриевна была тоже школьным учителем).
Борису Ивановичу пришлось перейти работать из школы в техникум при следующих обстоятельствах: в Бежецк прибыла проверка в связи с самоубийством ученика (не той школы, где преподавал Борис Иванович). Проверка была тщательная, пришли во все школы, проверялись даже тетради. И некоторые вольные комментарии и замечания, адресованные Борисом Ивановичем ученикам, комиссии не понравились. Например, на сокращённую запись ученика «Зад. №…» ( Задание №), Борис Иванович, не любивший сокращений, приписал: «Чей?».
Последний раз с Борисом Ивановичем я виделась на похоронах С.Н.Георгиевского в 1980 году.