Duty Free. Лейт Уок
Оригинал взят у dmitrypastushok в Duty Free. Лейт Уок
Лейт Уок
В Эдинбург можно задешево доехать на автобусе от Виктория Стэйшн, билетами там барыжат чехи. Может, еще кто торгует, но я брал у них. Кроме двух операционисток в офисе на задворках вокзала сидел подтянутый, как жопка лыжницы, старикан и указывал всем, куда им идти и что им делать. Операционистки никуда не спешили, а я прикидывался, что деда не понимал. Он был владельцем этой шарашки, а потому имел полное право выписать мне билет лично.
Дед припомнил мне 1968 год, танки, Massenvergewaltigungen, которыми прославились на всю Чехословакию советские солдаты и которые, быть может, распространялись на его жену, хотя старикан спохватился и не решился дальше развивать эту тему.
Я не присел на непредложенный мне стул, а так и остался стоять перед конторкой, попивая из банки черный, как вакса, стаут Мерфис. Дед закряхтел и постучал нестриженным заскорузлым ногтем по икеевской столешнице.
- Тридцать пять фунтов, молодой человек.
«Ах, ты ж падаль», - подумал я, протянул старику деньги, взял билеты и был таков.
Каков я был, дедок так и не узнал, а вдаваться в подробности жизни моей оккупантской семьи в Чехословакии я не стал. До отправления автобуса оставалось полтора часа. В киоске я купил большую цветную газету с Паоло ди Канио на первой странице. Почитал его интервью, особый интерес журналиста вызывала моральная составляющая карьеры Паоло. Пойманный в руки мяч перед пустыми воротами и отыгранным травмировавшимся вратарем, знаменитые зиги за Лацио. Все правильно, кому интересны беседы со святым Кака, хотя, в принципе, любопытно было бы узнать, как господь Бог помог ему не потерять девственность до двадцати трех лет. А ведь парнишка еще до женитьбы огреб кучу бабла, которую в Милане есть, где потратить.
Выкинув смятую жестянку в кусты, я направился в магазин, в девятичасовой дороге по-любому возникнет необходимость бухнуть. У входа в супермаркет меня подловил малолетний кент в фанатской парке до колен.
- Чувак, купи ящик Стеллы пацанам, нам не продают, - сказал он и протянул мне деньги.
Из темноты на меня глядело четыре пары злобных, как фанаты Миллуола, глаз. Одна пара просто висела в воздухе, поэтому я легко распознал в карапузе ниггера. Взяв бабки, пошел в магазин. Ублюдки, честно говоря, выглядели довольно грозно. Тот факт, что я лет на десять старше самого взрослого из них, не прибавляет весу пиздюлям, которые я теоретически мог им выписать. А вот то, что эти мелкие жлобы все, как на подбор, гребаные психи, добавляло мне обдуманных опасений и джентльменской сговорчивости.
Я сидел на втором ярусе двухэтажного автобуса, которым умело рулил пухлый розовощекий словак. Через полчаса после выезда из Лондона на трассу наконец-то выполз настоящий британский туман. Хорошо, что в автобусе был сортир, а не то, выйдя на обочину отлить, я б испугался тому, куда делась эта самая обочина, не видно было ни черта, ехали в молоке. Компанию в дороге мне составили три бутылки Стеллы, которые я предупредительно, еще в магазине присвоил себе из пацанского ящика. Если ты в некоторой степени конформист, это еще не повод забывать про собственное брюхо.
Я пошел отлить. Примерно в таком же крошечном вонючем туалете Марк Рентон пускал по вене дозу чистейшего порошка по дороге из Эдинбурга в Лондон. Мой автобус двигался в обратном направлении. Возвращаясь на свое место, я впалил любопытную сцену. Одна из многих ехавших с нами в автобусе китаянок втиснула свое блиноподобное лицо между спинок впередистоящих кресел и, открыв, насколько это было для нее возможно, свои глазенки, наблюдала, как два сопляка смотрели на айподе порнуху. Когда я проходил мимо, китаеза резко откинулась назад и притворилась спящей. Я подмигнул пацанятам, мол, у вас наклевывается партнерша, не щелкайте пастью. Однако парни предпочли наслаждаться сиськами с экрана вместо того, чтобы окучить спутницу в страдающей от отсутствия макияжа действительности. Мне их не в чем было упрекнуть.
Когда я разлепил пересохшие от пьяного сна глаза, уже рассвело. За окном проносились покрытые зелеными лугами холмы, на которых мирно пощипывали траву овечки. Точно, как на картинках в журнале "Вокруг света". Глядя на них, можно довольно здраво рассуждать о смысле существования, который, возможно, состоит в том, чтобы соответствовать сложившимся стереотипам.
Центральная улица Эдинбурга называется Принцесс Стрит. Улица по нашим меркам небольшая, но по-европейски уютная и тематическая. С одной стороны - вид на главный замок города и монумент Вальтера Скотта. С другой - магазины на первых этажах древних, как сам Эдинбург, зданий. В первом попавшемся Старбаксе у меня сорвало днище, так что я даже не побрезговал помыть в раковине жопу. Позже я где-то читал, что в этой кофейне писалась книжка про Гарри Поттера. Это не делает заведению чести, что и подтвердила оставленная мной куча дерьма.
Взяв баттл пива, я вышел на променад, хотелось щуриться на солнце и наблюдать за прохожими. Я согрелся и деструктивные мысли, вызванные тяжелым автобусным похмельем, бесследно исчезли.
На Принцесс Стрит не происходило ничего интересного. Вот мимо прошел упитанный клерк в белой рубашке и расстегнутом сером плаще, подмышкой он нес толстую и, видимо, очень информативную газету. Пара дряхлых стариков в смешных ботинках, кларксы или еще какие британские утюгообразные башмаки. Девушка в школьной форме в клетку. Туристы со зрачками объективов, безразлично осматривающими мокрую после дождя мостовую. Рабочий в спецодежде, бегущий вдоль обочины за автобусом, как будто это последний автобус в его жизни и еще одного шанса прокатиться на даблдекере он никогда не получит. Меня это "никогда" немного испугало, я кинулся вслед за мужиком, и вот я сижу на втором этаже автобуса, на самом переднем сиденье, попивая местный лагер, а водила ловко вписывается, практически не оттормаживаясь, в узкие повороты. Изредка на маршруте нашего следования попадаются предметы современного искусства, от которого в Европе можно спрятаться только на Украине, вроде металлического жирафа, который мне, кстати, понравился.
Цвета Эдинбурга - коричневый, серый, черный. Только раскрашивают город здесь не грязь или землистые лица местных жителей. Таким Эдинбург делают дома, мостовые, свинцовая вата неба, сковывающее тело дыхание Северного моря... Суровый уют деревянных бараков на берегу залива, в которых рыбаки заваривают в железных кружках сводящий своей крепостью скулы сладчайший чай, пожилая женщина с сияющими глазами за стойкой бара, куда каждый день приходит один и тот же дед с собакой. Ты невольно фантазируешь, как этот самый дед на этом самом месте наблюдал по телевизору за Арчи Джемиллом, забивающим сборной Англии, и как один за одним уходили из жизни его друзья, и как в новом веке он остался совсем один, скоро и он уйдет, а фасад паба по-новому выкрасят зеленой краской и он заживет своей новой жизнью, которая ничем не отличается от старой.
Мы въехали в Лейт. Я хотел видеть своими глазами торчков Ирвина Уэлша, заливы Северного моря, стадион Истер Роуд, снова торчков и их изможденных на скудном социальном пособии блядей.
Я хотел своими глазами увидеть, как Хиберниан разделывает на глазах лейтской публики беспомощный Хартс. Во многом благодаря Уэлшу я надеялся именно на такой расклад в сегодняшнем дерби. На фотках в интернете Истер Роуд, домашний стадион Хиббис, вмещал, казалось тысяч тридцать пять. На деле оказалось всего пятнадцать.
На улице быстро темнело. До игры оставалось два часа. На подходе к стадиону попадались редкие прохожие. Утосанный пацан в килте с голыми худыми ногами стрельнул у меня сигарету.
В окнах домов стал зажигаться свет. В одной из комнат на первом этаже я разглядел на стене плакат Trainspotting. Я допил очередную банку пива. Казалось, что вот сейчас в свете фонаря покажется усатый Бегби и, нарисовав на лице безумную улыбку, ткнет меня в ебало бильярдным кием. Увидев вывеску бара с надписью "Бар", я зашагал быстрее. На входе висел листок бумаги: "no football colours". Я соблюдал правила, пришел на праздник во всем черном. В баре собралась приличная толпа, все орали и ржали, как болельщики ЦСКА. Пурпурных футболок Хартс видно не было, как, впрочем, не было заметно и зеленых цветов Хиббис. Но по флагам за стойкой бара я понял, что попал в нужное место. Дядя Уэлш одобрил бы мой случайный выбор. Взяв на баре пинту Гиннесса, я пристроился у окна и стал смотреть, как местные отморозки катали шары за игрой в пул. Ко мне подошел коротко стриженный и резкий, как понос, чувак.
- Awright. Aye... What ur ye daein? Ur ye fuckin Weedjie?
Можно было легко подумать, что чувак говорит со мной по-немецки. Но я смотрел кино Дэнни Бойла, этого хватило мне, чтоб отрицательно помотать головой. Как оказалось, парень спрашивал у меня, не из Глазго ли я. А потому одобрительно растянул губы, когда я ответил, и пригласил меня сыграть с ним в пул на пиво.
Пока мы играли, он что-то говорил, я почти ничего не понимал, но на всякий случай сразу отметил, что поддерживаю коммунистов и Хиберниан.
Играл я дерьмово, но чувак играл еще хуже. Проиграть коммунисту было для него, видимо, не зазорно. Он купил мне пиво и, хлопнув по плечу, прогавкал:
- Awright, brar! Ye ur piece ay communist's cunt!
Так я поладил с болелами Хиберниана. Выполняй определенные правила, будь внимателен, следи за языком, и никто тебя здесь не тронет. Так мне показалось, во всяком случае.
На Истер Роуд крепко шизили фанаты обеих команд, за ними было наблюдать намного интереснее, чем за игрой - там футболисты старательно возили по полю груженую дерьмом тачку. Что Хартс, что Хиббис - третье колесо в шотландском мопеде.
Зеленые сливали игру, болельщики тянулись к выходу. Фаны Хартс выломали пару кресел и швырнули их по направлению к полю. Я курил и думал о том, что уэлшевские парни ходили сюда не игрой наслаждаться, потому что получать кайф от такого говна может только последний мудила.
Во время матча я не пил, поэтому со стадиона выписывался в таком же состоянии, в котором обычно выходишь с Лужников: накидываешься перед игрой, прекращаешь за полчаса до матча и потом после игры плетешься сквозь коридор мусоров с трехчасовым похмельем, с ужасом заглядывая в пасть стоящим по обе стороны коридора лошадям, стараешься вжаться в центр потока, чтоб голодное животное не откусило голову, в это время болелы издеваются над ментами, самые смелые щипают лошадей за морду, те вскидываются, мусора-наездники едва не падают на заплеванный и загаженный навозом асфальт, фанаты ржут, а менты сужают коридор.
На Истер Роуд - никакой конной полиции, все было спокойно, как после игр Торпедо на Автозаводской. Большинство болел казались безобиднее кузьмичей. Те на алкогольном кураже могут хотя бы помять щщи своими рабочими кулаками.
Я зашел в уже знакомый мне паб, опрокинул кружку сидра, немного поводил жалом и пошел к Лейт Уок. У выхода на улице терлась пара бритых чуваков, на ногах белые кроссовки, куртки Стоун Айленд, сигареты в руках. Все по правилам: на лугах - овцы, в Лейте - фанаты. Я проследил взглядом за сигаретой, которую один из парней ловким щелчком отправил в окно паба. Окурок нарисовал в воздухе дугу, ударился о стекло и плюхнулся на асфальт. Вслед за окурком на асфальт отправился я, когда второй мудила неожиданно всадил мне в скулу увесистый кулак.
- Fuckin' Hibbs! - рявкнул чувак и, перед тем как съебаться, ткнул меня напоследок ногой в живот. Успел заметить, что говнюк носит гребаные Фред Перри. Хорошо, что бил с левой, думал я, медленно вставая с мокрого тротуара. Но вслух сказал только:
- Блядь, ну и говно.
Мне стало себя немного жаль. После римских каникул прошло не так много времени, я столкнулся с хуевой тенденцией. You are fucking bastard.
Из паба вышла пара мужиков. Молча посмотрели вслед чувакам из вражеского моба. Кто-то протянул мне пинту пива. Я осушил бокал. В туалете умыл харю и почистил одежду. Пузо не болело, но правая скула быстро окрасилась в цвета Хартс.
Да и хрен с ним, главное, зубы на месте. Всегда, блядь, боялся за зубы.
В хорошем настроении я двинул на Калтон Роуд. Хотелось приятно окончить вечер. На свои физические возможности я особо не рассчитывал, а бить в отместку попадавшихся по дороге детей мне не позволял страх получить в жбан от местных копов.
Мне было приятно рассекать по местным улочкам, в брусчатке которых тепло отражался желтый свет фонарей. Бывают места и враждебнее. Я с детства привык ездить в незнакомые мне города, врубаться в чужие, недружелюбно настроенные спальные районы, где между бетонных коробок пряталось футбольное поле, на котором мы месили болото с местной футбольной командой в чемпионате страны в своей возрастной категории.
Мне редко везло в конце сезона. Даже если моя команда выносила всех вперед ногами, как в той выездной игре в Орле, мне все равно не везло. Спасшись от вылета в последнем туре, на размокшем от ноябрьского дождя огороде я получал в голеностоп пару гвоздей с шестишиповых адидасов и уезжал домой в гипсе. А ровно через год, в ноябре, на убитой поляне родного стадиона при счете ноль-ноль, в центре поля в порыве ничем не объяснимой детской ярости я неудачно включал косу, и меня привычно заматывали теплыми бинтами в холодном помещении травматологического отделения.
Я тяжело переживаю конец сезона, прямо как тогда в Эдинбурге. Хиббис сливают Хартс, мне наваливают по щщам, но жизнь продолжается и, периодически ощупывая похожую на баклажан скулу, я иду на Калтон Роуд.
Примерно в том месте, где в начале фильма «На игле» МакГрегор сматывается от охранников, находится довольно смрадная дыра, Пиво Кафе. Очевидно, здесь наливают пивас, и до трех часов ночи человек с приставкой «диджей» колдует над пластинками, обстановка дружелюбная и располагающая к общению.
Внутри было темно, на диванах валялись полуживые бухие тела и наслаждались приятной музыкой. Я взял на баре пинту темного и подсел за один из диванчиков.
Напротив меня спали два типа, между ними сидела рыжая баба и гладила обоих отморозков по макушке. Перед ними на столе я насчитал шестнадцать пустых бокалов. Когда я зафиксировал в голове эту цифру, рыжая посмотрела на меня и сказала:
- Пивом не угостишь?
- Угощу.
- Ну, так вперед.
- Садись ко мне, я тебя почти не слышу.
Рыжая осторожно, стараясь не разбудить своих друзей, выбралась со своего дивана и села рядом со мной. Отпила пару глотков из моего бокала. Чуваки напротив тем временем привалились плечом к плечу и спали дальше. У одного из них в уголке рта надувался пузырь из слюней. Я загипнотизировано смотрел на этот пузырь. Когда он, наконец, лопнул, я пошел к бару. Взял пару лагера и вернулся к рыжей. Она молчала.
- Говорят, у британцев плохие зубы, - начал я.
- Может быть.
Разговор не ладился.
- Я это сказал, чтоб ты улыбнулась. Ну, типа показала свои красивые зубы и опровергла то, что я сказал.
- Да мне все равно.
- Пойдем отсюда?
- Ну, пойдем.
Мы вышли на улицу.
- А как же твои друзья?
- Это не друзья, просто пиво вместе пили. Вина хочется.
Мы зашли в магазин и купили бутылку красного. На улице было сыро. Казалось, влагой, висевшей в воздухе, можно напиться. Далеко внизу слышался шум проезжающих поездов. Мы пошли в сторону вокзала. К железнодорожным путям вели узкие крутые лестницы, на которых убиться было легче, чем не убиться.
Мы сидели на скамейке, передавали друг другу бутылку и смотрели на проходящие поезда. В это время суток их было не очень много.
- Если бы у нас было расписание, могли бы сверять с ним время, когда поезда проходят. Как трейнспоттеры, - мимо как раз проехал пассажирский состав.
- Да ну к черту, - сказала рыжая и забрала у меня бутылку.
- Ты чего такая угрюмая все время?
- А с чего бы мне радоваться. У меня все, как бы это сказать, ровно. Вот, скоро дождь пойдет, наверное.
- Вам-то к этому не привыкать.
- Как можно к дерьму привыкнуть?
Мы сидели и ждали, когда из-за поворота вынырнет очередной поезд.
- Ты «Клей» Ирвина Уэлша читала?
- Неа.
Мы замолчали.
- А что там было? - наконец, спросила она.
- Ну, был там момент, когда парни пошли на футбол, тут в Эдинбурге, на дерби, Хиберниан против Хартс… Ты за кого, кстати?
- Срать я хотела на футбол.
- Ладно, неважно… Я так понимаю, у тебя сейчас амебный период. Тебя сложно заинтересовать.
- Нет, мне интересно, - выражение ее лица было настолько безразличным, что она даже не врала. Ей просто было все равно, что говорить.
- Так вот, один из чуваков в той книжке, а все они были фанами Хиббс, пробрался под видом стюарда к трибуне Хартс и устроил их болельщикам ад боли.
- И что?
- Мы с друзьями как-то на футбол в Рим ездили… В общем, там мы несколько дней перед матчем бродили по городу, заходили в бары, знакомились с людьми, и всем говорили, что болеем против Ромы, а там каждая собака за Рому болеет, и никто нас сначала не тронул даже. Но мы же ехали в город, где полно диких фанатов, мы об этом слышали, во всяком случае… В конце концов, после игры мне все-таки надавали по щщам, в обоссанном туалете какого-то бара.
- Это ты там получил? - она повернулась ко мне и смотрела на мою покрасневшую скулу.
- Нет. Это сегодня уже, в Лейте…
Тишину разорвал шум проезжающего поезда.
- А здесь? Чего ты ждал от этого города?
- Что люди здесь без нужды не улыбаются, что дома в спальных районах похожи на советские коробки, что город серый и холодный, что здесь могут отоварить за просто так, как и у нас…
Я поежился от порыва холодного ветра и коснулся пальцами ноющей скулы.
Из кустов вылез бездомный пес, сел напротив и уставился на нас.
- Посадишь меня на такси? Мне в Муирхаус.
Мы выбрались на пустынную дорогу и медленно пошли по обочине.
- А тебе куда? - спросила она.
- Для начала - выпить.
У бара на перекрестке стояла свободная машина. Рыжая открыла заднюю дверь и залезла внутрь, потом посмотрела на меня и похлопала ладонью по пустому сиденью рядом с собой.
Я нерешительно переминался с ноги на ногу.
- Парень, так ты едешь или нет? - рявкнул водитель.
- Нет. Пока.
Задняя дверь захлопнулась, и машина покатила прочь. Я немного постоял на месте, вдыхая холодный северный воздух. Потом зашел в бар и взял пинту Гиннесса.
Дома меня уже давно никто не ждал. Я вспомнил ее. Это единственное, что мне оставалось. Память никогда не заменит живого человека, когда речь идет о чем-то позитивном, а вот в плане негатива эта сука достанет тебя, где бы ты ни был. Дерьмо, - подумал я, - надо было ехать.
Часы за стойкой показывали 3:45 ночи. Сезон заканчивался, я хотел просто идти по этому городу и пить свое пиво. И еще, пожалуй, мне не хватало сочного поджаристого куска мяса. И больше ничего, совсем ничего.
ОГЛАВЛЕНИЕ
Лейт Уок
В Эдинбург можно задешево доехать на автобусе от Виктория Стэйшн, билетами там барыжат чехи. Может, еще кто торгует, но я брал у них. Кроме двух операционисток в офисе на задворках вокзала сидел подтянутый, как жопка лыжницы, старикан и указывал всем, куда им идти и что им делать. Операционистки никуда не спешили, а я прикидывался, что деда не понимал. Он был владельцем этой шарашки, а потому имел полное право выписать мне билет лично.
Дед припомнил мне 1968 год, танки, Massenvergewaltigungen, которыми прославились на всю Чехословакию советские солдаты и которые, быть может, распространялись на его жену, хотя старикан спохватился и не решился дальше развивать эту тему.
Я не присел на непредложенный мне стул, а так и остался стоять перед конторкой, попивая из банки черный, как вакса, стаут Мерфис. Дед закряхтел и постучал нестриженным заскорузлым ногтем по икеевской столешнице.
- Тридцать пять фунтов, молодой человек.
«Ах, ты ж падаль», - подумал я, протянул старику деньги, взял билеты и был таков.
Каков я был, дедок так и не узнал, а вдаваться в подробности жизни моей оккупантской семьи в Чехословакии я не стал. До отправления автобуса оставалось полтора часа. В киоске я купил большую цветную газету с Паоло ди Канио на первой странице. Почитал его интервью, особый интерес журналиста вызывала моральная составляющая карьеры Паоло. Пойманный в руки мяч перед пустыми воротами и отыгранным травмировавшимся вратарем, знаменитые зиги за Лацио. Все правильно, кому интересны беседы со святым Кака, хотя, в принципе, любопытно было бы узнать, как господь Бог помог ему не потерять девственность до двадцати трех лет. А ведь парнишка еще до женитьбы огреб кучу бабла, которую в Милане есть, где потратить.
Выкинув смятую жестянку в кусты, я направился в магазин, в девятичасовой дороге по-любому возникнет необходимость бухнуть. У входа в супермаркет меня подловил малолетний кент в фанатской парке до колен.
- Чувак, купи ящик Стеллы пацанам, нам не продают, - сказал он и протянул мне деньги.
Из темноты на меня глядело четыре пары злобных, как фанаты Миллуола, глаз. Одна пара просто висела в воздухе, поэтому я легко распознал в карапузе ниггера. Взяв бабки, пошел в магазин. Ублюдки, честно говоря, выглядели довольно грозно. Тот факт, что я лет на десять старше самого взрослого из них, не прибавляет весу пиздюлям, которые я теоретически мог им выписать. А вот то, что эти мелкие жлобы все, как на подбор, гребаные психи, добавляло мне обдуманных опасений и джентльменской сговорчивости.
Я сидел на втором ярусе двухэтажного автобуса, которым умело рулил пухлый розовощекий словак. Через полчаса после выезда из Лондона на трассу наконец-то выполз настоящий британский туман. Хорошо, что в автобусе был сортир, а не то, выйдя на обочину отлить, я б испугался тому, куда делась эта самая обочина, не видно было ни черта, ехали в молоке. Компанию в дороге мне составили три бутылки Стеллы, которые я предупредительно, еще в магазине присвоил себе из пацанского ящика. Если ты в некоторой степени конформист, это еще не повод забывать про собственное брюхо.
Я пошел отлить. Примерно в таком же крошечном вонючем туалете Марк Рентон пускал по вене дозу чистейшего порошка по дороге из Эдинбурга в Лондон. Мой автобус двигался в обратном направлении. Возвращаясь на свое место, я впалил любопытную сцену. Одна из многих ехавших с нами в автобусе китаянок втиснула свое блиноподобное лицо между спинок впередистоящих кресел и, открыв, насколько это было для нее возможно, свои глазенки, наблюдала, как два сопляка смотрели на айподе порнуху. Когда я проходил мимо, китаеза резко откинулась назад и притворилась спящей. Я подмигнул пацанятам, мол, у вас наклевывается партнерша, не щелкайте пастью. Однако парни предпочли наслаждаться сиськами с экрана вместо того, чтобы окучить спутницу в страдающей от отсутствия макияжа действительности. Мне их не в чем было упрекнуть.
Когда я разлепил пересохшие от пьяного сна глаза, уже рассвело. За окном проносились покрытые зелеными лугами холмы, на которых мирно пощипывали траву овечки. Точно, как на картинках в журнале "Вокруг света". Глядя на них, можно довольно здраво рассуждать о смысле существования, который, возможно, состоит в том, чтобы соответствовать сложившимся стереотипам.
Центральная улица Эдинбурга называется Принцесс Стрит. Улица по нашим меркам небольшая, но по-европейски уютная и тематическая. С одной стороны - вид на главный замок города и монумент Вальтера Скотта. С другой - магазины на первых этажах древних, как сам Эдинбург, зданий. В первом попавшемся Старбаксе у меня сорвало днище, так что я даже не побрезговал помыть в раковине жопу. Позже я где-то читал, что в этой кофейне писалась книжка про Гарри Поттера. Это не делает заведению чести, что и подтвердила оставленная мной куча дерьма.
Взяв баттл пива, я вышел на променад, хотелось щуриться на солнце и наблюдать за прохожими. Я согрелся и деструктивные мысли, вызванные тяжелым автобусным похмельем, бесследно исчезли.
На Принцесс Стрит не происходило ничего интересного. Вот мимо прошел упитанный клерк в белой рубашке и расстегнутом сером плаще, подмышкой он нес толстую и, видимо, очень информативную газету. Пара дряхлых стариков в смешных ботинках, кларксы или еще какие британские утюгообразные башмаки. Девушка в школьной форме в клетку. Туристы со зрачками объективов, безразлично осматривающими мокрую после дождя мостовую. Рабочий в спецодежде, бегущий вдоль обочины за автобусом, как будто это последний автобус в его жизни и еще одного шанса прокатиться на даблдекере он никогда не получит. Меня это "никогда" немного испугало, я кинулся вслед за мужиком, и вот я сижу на втором этаже автобуса, на самом переднем сиденье, попивая местный лагер, а водила ловко вписывается, практически не оттормаживаясь, в узкие повороты. Изредка на маршруте нашего следования попадаются предметы современного искусства, от которого в Европе можно спрятаться только на Украине, вроде металлического жирафа, который мне, кстати, понравился.
Цвета Эдинбурга - коричневый, серый, черный. Только раскрашивают город здесь не грязь или землистые лица местных жителей. Таким Эдинбург делают дома, мостовые, свинцовая вата неба, сковывающее тело дыхание Северного моря... Суровый уют деревянных бараков на берегу залива, в которых рыбаки заваривают в железных кружках сводящий своей крепостью скулы сладчайший чай, пожилая женщина с сияющими глазами за стойкой бара, куда каждый день приходит один и тот же дед с собакой. Ты невольно фантазируешь, как этот самый дед на этом самом месте наблюдал по телевизору за Арчи Джемиллом, забивающим сборной Англии, и как один за одним уходили из жизни его друзья, и как в новом веке он остался совсем один, скоро и он уйдет, а фасад паба по-новому выкрасят зеленой краской и он заживет своей новой жизнью, которая ничем не отличается от старой.
Мы въехали в Лейт. Я хотел видеть своими глазами торчков Ирвина Уэлша, заливы Северного моря, стадион Истер Роуд, снова торчков и их изможденных на скудном социальном пособии блядей.
Я хотел своими глазами увидеть, как Хиберниан разделывает на глазах лейтской публики беспомощный Хартс. Во многом благодаря Уэлшу я надеялся именно на такой расклад в сегодняшнем дерби. На фотках в интернете Истер Роуд, домашний стадион Хиббис, вмещал, казалось тысяч тридцать пять. На деле оказалось всего пятнадцать.
На улице быстро темнело. До игры оставалось два часа. На подходе к стадиону попадались редкие прохожие. Утосанный пацан в килте с голыми худыми ногами стрельнул у меня сигарету.
В окнах домов стал зажигаться свет. В одной из комнат на первом этаже я разглядел на стене плакат Trainspotting. Я допил очередную банку пива. Казалось, что вот сейчас в свете фонаря покажется усатый Бегби и, нарисовав на лице безумную улыбку, ткнет меня в ебало бильярдным кием. Увидев вывеску бара с надписью "Бар", я зашагал быстрее. На входе висел листок бумаги: "no football colours". Я соблюдал правила, пришел на праздник во всем черном. В баре собралась приличная толпа, все орали и ржали, как болельщики ЦСКА. Пурпурных футболок Хартс видно не было, как, впрочем, не было заметно и зеленых цветов Хиббис. Но по флагам за стойкой бара я понял, что попал в нужное место. Дядя Уэлш одобрил бы мой случайный выбор. Взяв на баре пинту Гиннесса, я пристроился у окна и стал смотреть, как местные отморозки катали шары за игрой в пул. Ко мне подошел коротко стриженный и резкий, как понос, чувак.
- Awright. Aye... What ur ye daein? Ur ye fuckin Weedjie?
Можно было легко подумать, что чувак говорит со мной по-немецки. Но я смотрел кино Дэнни Бойла, этого хватило мне, чтоб отрицательно помотать головой. Как оказалось, парень спрашивал у меня, не из Глазго ли я. А потому одобрительно растянул губы, когда я ответил, и пригласил меня сыграть с ним в пул на пиво.
Пока мы играли, он что-то говорил, я почти ничего не понимал, но на всякий случай сразу отметил, что поддерживаю коммунистов и Хиберниан.
Играл я дерьмово, но чувак играл еще хуже. Проиграть коммунисту было для него, видимо, не зазорно. Он купил мне пиво и, хлопнув по плечу, прогавкал:
- Awright, brar! Ye ur piece ay communist's cunt!
Так я поладил с болелами Хиберниана. Выполняй определенные правила, будь внимателен, следи за языком, и никто тебя здесь не тронет. Так мне показалось, во всяком случае.
На Истер Роуд крепко шизили фанаты обеих команд, за ними было наблюдать намного интереснее, чем за игрой - там футболисты старательно возили по полю груженую дерьмом тачку. Что Хартс, что Хиббис - третье колесо в шотландском мопеде.
Зеленые сливали игру, болельщики тянулись к выходу. Фаны Хартс выломали пару кресел и швырнули их по направлению к полю. Я курил и думал о том, что уэлшевские парни ходили сюда не игрой наслаждаться, потому что получать кайф от такого говна может только последний мудила.
Во время матча я не пил, поэтому со стадиона выписывался в таком же состоянии, в котором обычно выходишь с Лужников: накидываешься перед игрой, прекращаешь за полчаса до матча и потом после игры плетешься сквозь коридор мусоров с трехчасовым похмельем, с ужасом заглядывая в пасть стоящим по обе стороны коридора лошадям, стараешься вжаться в центр потока, чтоб голодное животное не откусило голову, в это время болелы издеваются над ментами, самые смелые щипают лошадей за морду, те вскидываются, мусора-наездники едва не падают на заплеванный и загаженный навозом асфальт, фанаты ржут, а менты сужают коридор.
На Истер Роуд - никакой конной полиции, все было спокойно, как после игр Торпедо на Автозаводской. Большинство болел казались безобиднее кузьмичей. Те на алкогольном кураже могут хотя бы помять щщи своими рабочими кулаками.
Я зашел в уже знакомый мне паб, опрокинул кружку сидра, немного поводил жалом и пошел к Лейт Уок. У выхода на улице терлась пара бритых чуваков, на ногах белые кроссовки, куртки Стоун Айленд, сигареты в руках. Все по правилам: на лугах - овцы, в Лейте - фанаты. Я проследил взглядом за сигаретой, которую один из парней ловким щелчком отправил в окно паба. Окурок нарисовал в воздухе дугу, ударился о стекло и плюхнулся на асфальт. Вслед за окурком на асфальт отправился я, когда второй мудила неожиданно всадил мне в скулу увесистый кулак.
- Fuckin' Hibbs! - рявкнул чувак и, перед тем как съебаться, ткнул меня напоследок ногой в живот. Успел заметить, что говнюк носит гребаные Фред Перри. Хорошо, что бил с левой, думал я, медленно вставая с мокрого тротуара. Но вслух сказал только:
- Блядь, ну и говно.
Мне стало себя немного жаль. После римских каникул прошло не так много времени, я столкнулся с хуевой тенденцией. You are fucking bastard.
Из паба вышла пара мужиков. Молча посмотрели вслед чувакам из вражеского моба. Кто-то протянул мне пинту пива. Я осушил бокал. В туалете умыл харю и почистил одежду. Пузо не болело, но правая скула быстро окрасилась в цвета Хартс.
Да и хрен с ним, главное, зубы на месте. Всегда, блядь, боялся за зубы.
В хорошем настроении я двинул на Калтон Роуд. Хотелось приятно окончить вечер. На свои физические возможности я особо не рассчитывал, а бить в отместку попадавшихся по дороге детей мне не позволял страх получить в жбан от местных копов.
Мне было приятно рассекать по местным улочкам, в брусчатке которых тепло отражался желтый свет фонарей. Бывают места и враждебнее. Я с детства привык ездить в незнакомые мне города, врубаться в чужие, недружелюбно настроенные спальные районы, где между бетонных коробок пряталось футбольное поле, на котором мы месили болото с местной футбольной командой в чемпионате страны в своей возрастной категории.
Мне редко везло в конце сезона. Даже если моя команда выносила всех вперед ногами, как в той выездной игре в Орле, мне все равно не везло. Спасшись от вылета в последнем туре, на размокшем от ноябрьского дождя огороде я получал в голеностоп пару гвоздей с шестишиповых адидасов и уезжал домой в гипсе. А ровно через год, в ноябре, на убитой поляне родного стадиона при счете ноль-ноль, в центре поля в порыве ничем не объяснимой детской ярости я неудачно включал косу, и меня привычно заматывали теплыми бинтами в холодном помещении травматологического отделения.
Я тяжело переживаю конец сезона, прямо как тогда в Эдинбурге. Хиббис сливают Хартс, мне наваливают по щщам, но жизнь продолжается и, периодически ощупывая похожую на баклажан скулу, я иду на Калтон Роуд.
Примерно в том месте, где в начале фильма «На игле» МакГрегор сматывается от охранников, находится довольно смрадная дыра, Пиво Кафе. Очевидно, здесь наливают пивас, и до трех часов ночи человек с приставкой «диджей» колдует над пластинками, обстановка дружелюбная и располагающая к общению.
Внутри было темно, на диванах валялись полуживые бухие тела и наслаждались приятной музыкой. Я взял на баре пинту темного и подсел за один из диванчиков.
Напротив меня спали два типа, между ними сидела рыжая баба и гладила обоих отморозков по макушке. Перед ними на столе я насчитал шестнадцать пустых бокалов. Когда я зафиксировал в голове эту цифру, рыжая посмотрела на меня и сказала:
- Пивом не угостишь?
- Угощу.
- Ну, так вперед.
- Садись ко мне, я тебя почти не слышу.
Рыжая осторожно, стараясь не разбудить своих друзей, выбралась со своего дивана и села рядом со мной. Отпила пару глотков из моего бокала. Чуваки напротив тем временем привалились плечом к плечу и спали дальше. У одного из них в уголке рта надувался пузырь из слюней. Я загипнотизировано смотрел на этот пузырь. Когда он, наконец, лопнул, я пошел к бару. Взял пару лагера и вернулся к рыжей. Она молчала.
- Говорят, у британцев плохие зубы, - начал я.
- Может быть.
Разговор не ладился.
- Я это сказал, чтоб ты улыбнулась. Ну, типа показала свои красивые зубы и опровергла то, что я сказал.
- Да мне все равно.
- Пойдем отсюда?
- Ну, пойдем.
Мы вышли на улицу.
- А как же твои друзья?
- Это не друзья, просто пиво вместе пили. Вина хочется.
Мы зашли в магазин и купили бутылку красного. На улице было сыро. Казалось, влагой, висевшей в воздухе, можно напиться. Далеко внизу слышался шум проезжающих поездов. Мы пошли в сторону вокзала. К железнодорожным путям вели узкие крутые лестницы, на которых убиться было легче, чем не убиться.
Мы сидели на скамейке, передавали друг другу бутылку и смотрели на проходящие поезда. В это время суток их было не очень много.
- Если бы у нас было расписание, могли бы сверять с ним время, когда поезда проходят. Как трейнспоттеры, - мимо как раз проехал пассажирский состав.
- Да ну к черту, - сказала рыжая и забрала у меня бутылку.
- Ты чего такая угрюмая все время?
- А с чего бы мне радоваться. У меня все, как бы это сказать, ровно. Вот, скоро дождь пойдет, наверное.
- Вам-то к этому не привыкать.
- Как можно к дерьму привыкнуть?
Мы сидели и ждали, когда из-за поворота вынырнет очередной поезд.
- Ты «Клей» Ирвина Уэлша читала?
- Неа.
Мы замолчали.
- А что там было? - наконец, спросила она.
- Ну, был там момент, когда парни пошли на футбол, тут в Эдинбурге, на дерби, Хиберниан против Хартс… Ты за кого, кстати?
- Срать я хотела на футбол.
- Ладно, неважно… Я так понимаю, у тебя сейчас амебный период. Тебя сложно заинтересовать.
- Нет, мне интересно, - выражение ее лица было настолько безразличным, что она даже не врала. Ей просто было все равно, что говорить.
- Так вот, один из чуваков в той книжке, а все они были фанами Хиббс, пробрался под видом стюарда к трибуне Хартс и устроил их болельщикам ад боли.
- И что?
- Мы с друзьями как-то на футбол в Рим ездили… В общем, там мы несколько дней перед матчем бродили по городу, заходили в бары, знакомились с людьми, и всем говорили, что болеем против Ромы, а там каждая собака за Рому болеет, и никто нас сначала не тронул даже. Но мы же ехали в город, где полно диких фанатов, мы об этом слышали, во всяком случае… В конце концов, после игры мне все-таки надавали по щщам, в обоссанном туалете какого-то бара.
- Это ты там получил? - она повернулась ко мне и смотрела на мою покрасневшую скулу.
- Нет. Это сегодня уже, в Лейте…
Тишину разорвал шум проезжающего поезда.
- А здесь? Чего ты ждал от этого города?
- Что люди здесь без нужды не улыбаются, что дома в спальных районах похожи на советские коробки, что город серый и холодный, что здесь могут отоварить за просто так, как и у нас…
Я поежился от порыва холодного ветра и коснулся пальцами ноющей скулы.
Из кустов вылез бездомный пес, сел напротив и уставился на нас.
- Посадишь меня на такси? Мне в Муирхаус.
Мы выбрались на пустынную дорогу и медленно пошли по обочине.
- А тебе куда? - спросила она.
- Для начала - выпить.
У бара на перекрестке стояла свободная машина. Рыжая открыла заднюю дверь и залезла внутрь, потом посмотрела на меня и похлопала ладонью по пустому сиденью рядом с собой.
Я нерешительно переминался с ноги на ногу.
- Парень, так ты едешь или нет? - рявкнул водитель.
- Нет. Пока.
Задняя дверь захлопнулась, и машина покатила прочь. Я немного постоял на месте, вдыхая холодный северный воздух. Потом зашел в бар и взял пинту Гиннесса.
Дома меня уже давно никто не ждал. Я вспомнил ее. Это единственное, что мне оставалось. Память никогда не заменит живого человека, когда речь идет о чем-то позитивном, а вот в плане негатива эта сука достанет тебя, где бы ты ни был. Дерьмо, - подумал я, - надо было ехать.
Часы за стойкой показывали 3:45 ночи. Сезон заканчивался, я хотел просто идти по этому городу и пить свое пиво. И еще, пожалуй, мне не хватало сочного поджаристого куска мяса. И больше ничего, совсем ничего.
ОГЛАВЛЕНИЕ