Катехизация как мистагогическое измерение Церкви (окончание)
Arhim. Teofan Mada. Catehizarea, o dimensiune mistagogică a Bisericii. Ziarul ”Lumina”, Ediția de Banat. 05.11.2012. Перевод с румынского. Начало статьи.
Безусловно, мы уделяем особое внимание таинствам Крещения и Евхаристии. Однако все таинства, в целом и в частности, рассматриваются как "модусы" и "формы" приобщения к единой и единственной Тайне спасения и Тайне Церкви. Следовательно, в каждом таинстве заключена вся полнота спасения, а не какая-то его часть. Участие в каждом таинстве должно приобщать к этой полноте.
В таинствах предлагается прощение грехов, то есть исцеление больных членов. Каждое таинство имеет особое литургическое действие и является незаменимым. Крещение возрождает каждого члена и прививает его к Телу Церкви. Божественная Евхаристия созидает единство Церкви, питая ее членов Телом и Кровью Христовыми. Соборование дает силы для уничтожения демонических сил и оздоравливает жизнь. Такие отличительные особенности есть и у других таинств. Следует подчеркнуть, что таинства неразрывно связаны с Церковью подобно тому, как ветви произрастают из общего ствола, по выражению Николая Кавасилы. Кроме того, в святоотеческой традиции не наблюдается обязательной связи между различными таинствами, как это иногда случается у нас. Например, когда у нас таинство исповеди становится частью таинства Евхаристии.
В традиции существовало убеждение в том, что полнота спасения есть в каждом таинстве, даже в каждом акте и проявлении Церкви. Любые попытки "разделить" или "распределить" спасение, превозношение или абсолютизация некоторых отдельно взятых таинств, противоречат катехизическим концепциям святоотеческой традиции, которая видит спасение в его целостности, а не в его отдельных плодах или особых эффектах различных таинств и литургических актов Церкви.
Катехизация Церкви рассматривает все таинства как путь к конечной цели божественной икономии. Эта библейская и святоотеческая традиция о единой и единственной Тайне очень интересна. Кроме того, она актуальна для нашей эпохи, в которой не просто наметилась тенденция, но даже сформировалась в сознании верующих тяга к абсолютизации различных таинств (и даже, к сожалению, некоторых обрядов). Если делать исключительный акцент на то или иное таинство, то можно утратить из виду конечную цель христианской жизни - избавление и спасение человека во Христе. Кроме того, если выделять какое-то одно таинство или догму в ущерб остальным, то это может внести нестроения и путаницу в жизнь верующих. Так могут появиться различные отклонения, раскалывающие единство веры и искажающие цельность православной духовности. В каждом таинстве Церкви обобщены все предпосылки спасения. Именно поэтому наше участие в любом таинстве должно иметь универсальный характер и иметь определяющее значение для опытного приобщения к спасению. Множество таинств вовсе не означает «фрагментацию» спасения. Просто мы видим одно и то же под разными углами. Множество таинств расширяет и делает всеобщим этот спасительный опыт. Если изволите, этот опыт таким образом растет и приумножается, не истощаясь и не раздробляясь. Божественная благодать таинств направляет природу или бытие разумных существ в творческом, исцеляющем и преображающем (одновременно естественном) русле.
Интенсивный мистагогический характер превращает катехизацию и проповедь в литургический инструмент для достижения и переживания спасения. Катехизация и проповедь должны занять надлежащее им место в богослужении. Катехизация тесно связана с таинствами и прочими литургическими действиями Церкви. Речь идет не о простом обучении или образовании, но о мистагогии (таинствоводстве).
"Таинственная" жизнь в отрыве от мистагогии превращается в стереотипию. Пустоты служения без мистагогии заполняются инерцией и духовным бесплодием. И самое худшее, вместо торжества Воскресения начинает царить тягостная атмосфера тоски, печали и безысходности. Проповедь в новозаветной Церкви звучала в созидательном и спасительном ключе (1 Кор. 1:21). Так понимали и катехизацию в православной традиции. Проповедь и катехизацию не следует рассматривать как второстепенные функции для жизни Церкви и верующих. Следовательно, неестественно лишать проповедь и катехизацию их харизматического и мистагогического пластов.
Нам следует осознать, что духовная жизнь, в том виде, в каком она предстает в огласительной традиции, не есть нечто, что стяжается только личными усилиями, но нечто более глубинное, передаваемое из поколения в поколение через таинства. То, что мы называем церковным этосом, духовным ростом и зрелостью в общине, лучше всего воплощается в богослужебных собраниях Церкви. Именно там происходят духовное рождение и возрастание, освоение языка веры. И подобно тому, как человек начинает говорить на родном языке не по какой-то искусственной системе обучения, точно так же язык веры осваивается в сущностном отношении с Телом Церкви.