ДВЕ ПОБЕДЫ.
Ко Дню Победы не хочется писать ничего победно-пафосного. Поймите меня правильно, дело не в том, что этот Праздник у меня вызывает изжогу, как у некоторых отечественных скотов, считающих, что «трупами завалили» и баварское лучше жигулевского, а немцы живут кучерявее, поэтому неизвестно кто кого еще победил.
Смущает другое - подлый официоз, сопровождающий Победу и наше бездумное поддакивание этой подлости. Причем, на протяжении почти 60 лет.
Мы каким-то образом умудрились не заметить, что вместо реальной истории Великой Отечественной войны нам подсунули нечто совершенно другое. Настолько отличающееся от того, с чем пришел советский народ к 9 мая 1945 года, что… Ну вот представим вдруг ожившего Сталина, который услышал бы ежегодную праздничную речь нынешнего Главнокомандующего с ежегодно повторяемыми словами о принесенных на алтарь победы 27 млн. погибших советских граждан.
Думаю, что Иосиф Виссарионович просто сказал бы, глядя на нас, как на моральных уродов: «Вам не стыдно? Я назвал вам цифру 7 млн.. Вам мало? Вы считаете, что это маленькая цена победы и поэтому вы ее увеличили почти в четыре раза? А я - лжец? Советским народом-победителем руководили партия и правительство во главе с вруном?»
Есть, фактически, два Праздника Победы. Сталинский - это Победа в войне советского народа, который нанес Германии и ее союзникам кратные военные потери, в несколько раз большие, чем они нам. Праздник воинской славы советского народа.
Нынешний, как продолжение хрущевско-брежневского - победа, достигнутая невероятно высокой ценой. В хрущевско-брежневской трактовке - 20 млн. погибших. В нынешней - уже 27. Победа-катастрофа.
Выбирайте сами, какая из двух вам больше по душе, ту и празднуйте. Я выбрал первую. У меня 9 мая - Праздник воинской славы советского народа. Если вы выбрали второй вариант - ну можете хоть какие оговорки делать, что это не «трупами завалили», но не звучат эти оговорки.
Можете, читая эти строки, крутить пальцем у виска, называя меня сбрендившим сталинистом, ссылаясь на «научные исследования» историков…
Давайте я вам покажу, как писалась эта история Великой Отечественной войны, чтобы было наглядно видно, каким научным исследования вы верите?
Мемуарная литература. Согласитесь, что воспоминания очевидцев, являются такими же историческими документами, как и любые архивные документы. Это, фактически, свидетельские показания. Как протокол допроса свидетеля в уголовном деле - документ, так и мемуар - документ в истории. Любое историческое исследование по любому вопросу, если этот вопрос отражен в мемуарной литературе, обязательно должно опираться на воспоминания очевидцев, состыковывать их между собой и архивными документами… Более того, мемуары - это еще и мощное средство пропаганды. Оценка их объективности имеет очень важное значение. А если воспоминания принадлежат очень авторитетному человеку, непосредственному участнику событий, то они формируют и массовое общественное мнение.
Вот давайте посмотрим, что у нас творится с мемуарами участников Великой Отечественной войны. Возьмем самого уважаемого ныне среди советских полководцев - Константина Константиновича Рокоссовского. «Солдатский долг». Почти по единодушному мнению историков - лучшее из мемуарной военной литературы периода ВОВ. Я с этим согласен. Остальное всё с «Солдатским долгом» даже сравнивать смешно. Тем более, что Константин Константинович - человек, честность и порядочность которого неоспоримы. Историки его книгой в своих исследованиях пользуются активно.
Особенно нравится нынешним историкам вариант «Солдатского долга», в который включены главы в их первоначальном виде, в каком они, якобы, написаны Рокоссовским до редакторской правки.
Нынешним историкам в этих главах особенно интересны строки с уничижающей характеристикой маршала Жукова. Но там есть еще кое-что более значимое - оценка роли Ставки ВГК. В «неправленных» главах Ставка мешала Рокоссовскому воевать. Много примеров того, что она принимала неверные решения, которые вели к неудачам и излишним потерям. Например, вот такое: «К Ставке я имею право предъявить законную претензию в том, что, ослабляя фронт перенацеливанием главных сил на другое направление, она не сочла своим долгом тут же усилить 2-й Белорусский фронт не менее чем двумя армиями и несколькими танковыми или мехкорпусами для продолжения операции на западном направлении. Тогда не случилось бы того, что произошло на участке 1-го Белорусского фронта, когда его правый фланг повис в воздухе из-за невозможности 2-му Белорусскому фронту его обеспечить. Пожалуй, и падение Берлина произошло бы значительно раньше...».
Или вот еще: «Вот тут-то я еще раз окончательно убедился в ненужности этой инстанции - представителей Ставки - в таком виде, как они использовались. Это мнение сохранилось и сейчас, когда пишу воспоминания».
Я не буду даже касаться того, что тот «Рокоссовский», который такое понаписал о Ставке, забыл, что настоящий Рокоссовский в своей книге сам с гордостью вспоминал об эпизоде, когда он сам в качестве представителя Ставки оказывал помощь Ватутину под Киевом. И гордился тем, что сама Ставка высоко оценила его работу в качестве ее представителя.
Всё это - мелочи. Лучше вот что из дополненных глав процитирую: «Тщательно все продумав и всесторонне обсудив возникший план со своими помощниками, я ознакомил с ним Главнокомандующего фронтом».
На этом с «неправленными» главами можно закончить. «Рокоссовский», который их сочинял был не военным человеком. Их писал шпак. Какой-нибудь кабинетный историк. Во-первых, у командующего армией нет помощников, есть заместители и начальник штаба армии. Еще бы и помогайками их назвали! Во-вторых, шпак может и командира взвода назвать взводным главнокомандующим. Но реальный Рокоссовский командующему фронтом звание Главкома не присвоил бы.
Больше ничего и не надо. «Дополненные главы» - фальшивка. Мы их отбрасываем и читаем только первый вариант «Солдатского долга».
Доходим до обороны Москвы и тут… Цитирую:
«Само водохранилище, река Истра и прилегающая местность представляли прекрасный рубеж, заняв который заблаговременно, можно было, по моему мнению, организовать прочную оборону, притом небольшими силами. Тогда некоторое количество войск мы вывели бы во второй эшелон, создав этим глубину обороны, а значительную часть перебросили бы на клинское направление.
Всесторонне все продумав и тщательно обсудив со своими помощниками (опять помощники! Даже в первом варианте книги - авт.), я доложил наш замысел командующему фронтом и просил его разрешить отвести войска на истринский рубеж, не дожидаясь, пока противник силою отбросит туда обороняющихся и на их плечах форсирует реку и водохранилище.
Ко всему сказанному выше в пользу такого решения надо добавить и то, что войска армии понесли большие потери и в людях и в технике. Я не говорю уже о смертельной усталости всех, кто оставался в строю. Сами руководители буквально валились с ног. Поспать иногда удавалось накоротке в машине при переездах с одного участка на другой.
Командующий фронтом не принял во внимание моей просьбы и приказал стоять насмерть, не отходя ни на шаг.
На войне возникают ситуации, когда решение стоять насмерть является единственно возможным. Оно безусловно оправданно, если этим достигается важная цель- спасение от гибели большинства или же создаются предпосылки для изменения трудного положения и обеспечивается общий успех, во имя которого погибнут те, кто должен с самоотверженностью солдата отдать свою жизнь. Но в данном случае позади 16-й армии не было каких-либо войск, и если бы обороняющиеся части погибли, путь на Москву был бы открыт, чего противник все время и добивался.
Я считал вопрос об отходе на истринский рубеж чрезвычайно важным. Мой долг командира и коммуниста не позволил безропотно согласиться с решением командующего фронтом, и я обратился к начальнику Генерального штаба маршалу Б. М. Шапошникову. В телеграмме ему мы обстоятельно мотивировали свое предложение. Спустя несколько часов получили ответ. В нем было сказано, что предложение наше правильное и что он, как начальник Генштаба, его санкционирует.
Зная Бориса Михайловича еще по службе в мирное время, я был уверен, что этот ответ безусловно согласован с Верховным Главнокомандующим. Во всяком случае, он ему известен.
Мы немедленно подготовили распоряжение войскам об отводе ночью главных сил на рубеж Истринского водохранилища. На прежних позициях оставлялись усиленные отряды, которые должны были отходить только под давлением противника.
Распоряжение было разослано в части с офицерами связи.
Настроение у нас поднялось. Теперь, думали мы, на истринском рубеже немцы сломают себе зубы. Их основная сила - танки упрутся в непреодолимую преграду, а моторизованные соединения не смогут использовать свою подвижность.
Радость, однако, была недолгой. Не успели еще все наши войска получить распоряжение об отходе, как последовала короткая, но грозная телеграмма от Жукова. Приведу ее дословно:
«Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не отступать. Генерал армии Жуков».
Особенно интересно, что эта история в описании «Рокоссовского» принята военными историками на-ура. Все ей безоговорочно поверили. Заметьте, у меня и здесь фамилия маршала в кавычках, хотя я цитирую по первому изданию «Солдатского долга», еще без фальшивых дополнений.
Что смущает? Про то, что немцам вдруг захотелось форсировать водохранилище, хотя его можно было обойти - это я даже не хочу рассматривать. Хотя, в реальных событиях, как потом и написано в этой же книге Константина Константиновича, немцы именно и обошли водохранилище. Это - ладно. Стратегия - такая штука, что задним числом можно хоть какую соплю на палец накрутить.
Там есть другое. Сразу бросающееся в глаза. Командарм вышел на своего прямого начальника, комфронтом, с предложением об отводе войск с оборонительного рубежа. Комфронтом отклонил это предложение. Вместо того, чтобы поставить комфронтом в известность о несогласии и о том, что его решение будет обжаловаться прямому начальнику комфронтом, а это - Верховный, сам Сталин, «Рокоссовский» пошел обходным маневром. Начал слать телеграммы своему знакомому, начальнику Генштаба. От него получил одобрение. Сам сделал предположение, что начальник Генштаба согласовал всё с Верховным и отдал распоряжение об отводе войск. Заметьте, что приказа от Верховного на отвод «Рокоссовский» так и не получил.
Вот же гнида этот «Рокоссовский»! Согласитесь, что первое же, что сделал бы любой командир, да еще и в боевой обстановке, с таким подчиненным - немедленное отстранение от командования.
Но там ситуация усугублена еще и тем, что распоряжение об отводе войск армии «Рокоссовский» отдал, не ставя в известность командующего фронтом, как следует из текста. Жуков узнал об этом черт знает от кого. Т.е., ты командуешь фронтом - и командуй на здоровье, а куда твои армии идут - не твое собачье дело?! Хочешь узнать - сам звони Шапошникову.
За такой фортель - уже не просто отстранение, а предание суду. На этом биография командарма Рокоссовского и оборвалась бы. Не расстреляли бы, конечно, но, думаю, даже командование дивизией ему не светило бы. Такой командир в армии не нужен. Командир в армии должен иметь представление о субординации и Уставе.
Но автор «Солдатского долга» еще и в заслугу себе поставил эту ситуацию. Типа, поступил, как коммунист.
Так кто писал эти строки? Константин Константинович, представляя себя мастером обходных маневров в отношениях со своим командующим? Нет, конечно. Автор этих строк - шпак. Человек, не имеющий об армии и о взаимоотношениях в армии командиров и подчиненных никакого представления. Автор, скорей всего, кабинетный историк.
А ведь «дополненные главы» «Солдатского долга» изданы в 1989 году. Это понятно - Перестройка, гласность. «Трупами завалили» по вине Сталина и его Ставки.
А первое издание «Солдатского долга» - 1968 год. Эта история с истринским рубежом увидела свет еще задолго до Перестройки. Но уже Г.К.Жуков был в опале, поэтому какой-то кабинетный шпак и вписал в мемуары Рокоссовского эту историю, как порочащую методы командования Жукова.
Как сам Константин Константинович отреагировал на такую правку своей книги? Никак. Он ее не видел, Рокоссовский не дожил до публикации своей книги. Поэтому братва-редакторы могли резвиться на полную катушку, подгоняя воспоминания очевидца под политику партии.
Теперь попробуйте мне назвать хоть одного более-менее известного военного историка, который усомнился бы в том, что написано в «Солдатском долге» про Истру и Жукова.
Вот такая у нас военно-историческая наука. В которой рулят кабинетные шпаки и гнущиеся под линию партии. И такие у нас исторические документы. Сочиненные этими же типами от имени маршалов.
И история Великой Отечественной войны - такая же, основанная на этих «документах». Подогнанная под 27 млн. погибших.
Празднуйте на здоровье, не поперхнитесь. Победа с неимоверными жертвами - 27 млн.! А я буду праздновать сталинскую ПОБЕДУ!
Смущает другое - подлый официоз, сопровождающий Победу и наше бездумное поддакивание этой подлости. Причем, на протяжении почти 60 лет.
Мы каким-то образом умудрились не заметить, что вместо реальной истории Великой Отечественной войны нам подсунули нечто совершенно другое. Настолько отличающееся от того, с чем пришел советский народ к 9 мая 1945 года, что… Ну вот представим вдруг ожившего Сталина, который услышал бы ежегодную праздничную речь нынешнего Главнокомандующего с ежегодно повторяемыми словами о принесенных на алтарь победы 27 млн. погибших советских граждан.
Думаю, что Иосиф Виссарионович просто сказал бы, глядя на нас, как на моральных уродов: «Вам не стыдно? Я назвал вам цифру 7 млн.. Вам мало? Вы считаете, что это маленькая цена победы и поэтому вы ее увеличили почти в четыре раза? А я - лжец? Советским народом-победителем руководили партия и правительство во главе с вруном?»
Есть, фактически, два Праздника Победы. Сталинский - это Победа в войне советского народа, который нанес Германии и ее союзникам кратные военные потери, в несколько раз большие, чем они нам. Праздник воинской славы советского народа.
Нынешний, как продолжение хрущевско-брежневского - победа, достигнутая невероятно высокой ценой. В хрущевско-брежневской трактовке - 20 млн. погибших. В нынешней - уже 27. Победа-катастрофа.
Выбирайте сами, какая из двух вам больше по душе, ту и празднуйте. Я выбрал первую. У меня 9 мая - Праздник воинской славы советского народа. Если вы выбрали второй вариант - ну можете хоть какие оговорки делать, что это не «трупами завалили», но не звучат эти оговорки.
Можете, читая эти строки, крутить пальцем у виска, называя меня сбрендившим сталинистом, ссылаясь на «научные исследования» историков…
Давайте я вам покажу, как писалась эта история Великой Отечественной войны, чтобы было наглядно видно, каким научным исследования вы верите?
Мемуарная литература. Согласитесь, что воспоминания очевидцев, являются такими же историческими документами, как и любые архивные документы. Это, фактически, свидетельские показания. Как протокол допроса свидетеля в уголовном деле - документ, так и мемуар - документ в истории. Любое историческое исследование по любому вопросу, если этот вопрос отражен в мемуарной литературе, обязательно должно опираться на воспоминания очевидцев, состыковывать их между собой и архивными документами… Более того, мемуары - это еще и мощное средство пропаганды. Оценка их объективности имеет очень важное значение. А если воспоминания принадлежат очень авторитетному человеку, непосредственному участнику событий, то они формируют и массовое общественное мнение.
Вот давайте посмотрим, что у нас творится с мемуарами участников Великой Отечественной войны. Возьмем самого уважаемого ныне среди советских полководцев - Константина Константиновича Рокоссовского. «Солдатский долг». Почти по единодушному мнению историков - лучшее из мемуарной военной литературы периода ВОВ. Я с этим согласен. Остальное всё с «Солдатским долгом» даже сравнивать смешно. Тем более, что Константин Константинович - человек, честность и порядочность которого неоспоримы. Историки его книгой в своих исследованиях пользуются активно.
Особенно нравится нынешним историкам вариант «Солдатского долга», в который включены главы в их первоначальном виде, в каком они, якобы, написаны Рокоссовским до редакторской правки.
Нынешним историкам в этих главах особенно интересны строки с уничижающей характеристикой маршала Жукова. Но там есть еще кое-что более значимое - оценка роли Ставки ВГК. В «неправленных» главах Ставка мешала Рокоссовскому воевать. Много примеров того, что она принимала неверные решения, которые вели к неудачам и излишним потерям. Например, вот такое: «К Ставке я имею право предъявить законную претензию в том, что, ослабляя фронт перенацеливанием главных сил на другое направление, она не сочла своим долгом тут же усилить 2-й Белорусский фронт не менее чем двумя армиями и несколькими танковыми или мехкорпусами для продолжения операции на западном направлении. Тогда не случилось бы того, что произошло на участке 1-го Белорусского фронта, когда его правый фланг повис в воздухе из-за невозможности 2-му Белорусскому фронту его обеспечить. Пожалуй, и падение Берлина произошло бы значительно раньше...».
Или вот еще: «Вот тут-то я еще раз окончательно убедился в ненужности этой инстанции - представителей Ставки - в таком виде, как они использовались. Это мнение сохранилось и сейчас, когда пишу воспоминания».
Я не буду даже касаться того, что тот «Рокоссовский», который такое понаписал о Ставке, забыл, что настоящий Рокоссовский в своей книге сам с гордостью вспоминал об эпизоде, когда он сам в качестве представителя Ставки оказывал помощь Ватутину под Киевом. И гордился тем, что сама Ставка высоко оценила его работу в качестве ее представителя.
Всё это - мелочи. Лучше вот что из дополненных глав процитирую: «Тщательно все продумав и всесторонне обсудив возникший план со своими помощниками, я ознакомил с ним Главнокомандующего фронтом».
На этом с «неправленными» главами можно закончить. «Рокоссовский», который их сочинял был не военным человеком. Их писал шпак. Какой-нибудь кабинетный историк. Во-первых, у командующего армией нет помощников, есть заместители и начальник штаба армии. Еще бы и помогайками их назвали! Во-вторых, шпак может и командира взвода назвать взводным главнокомандующим. Но реальный Рокоссовский командующему фронтом звание Главкома не присвоил бы.
Больше ничего и не надо. «Дополненные главы» - фальшивка. Мы их отбрасываем и читаем только первый вариант «Солдатского долга».
Доходим до обороны Москвы и тут… Цитирую:
«Само водохранилище, река Истра и прилегающая местность представляли прекрасный рубеж, заняв который заблаговременно, можно было, по моему мнению, организовать прочную оборону, притом небольшими силами. Тогда некоторое количество войск мы вывели бы во второй эшелон, создав этим глубину обороны, а значительную часть перебросили бы на клинское направление.
Всесторонне все продумав и тщательно обсудив со своими помощниками (опять помощники! Даже в первом варианте книги - авт.), я доложил наш замысел командующему фронтом и просил его разрешить отвести войска на истринский рубеж, не дожидаясь, пока противник силою отбросит туда обороняющихся и на их плечах форсирует реку и водохранилище.
Ко всему сказанному выше в пользу такого решения надо добавить и то, что войска армии понесли большие потери и в людях и в технике. Я не говорю уже о смертельной усталости всех, кто оставался в строю. Сами руководители буквально валились с ног. Поспать иногда удавалось накоротке в машине при переездах с одного участка на другой.
Командующий фронтом не принял во внимание моей просьбы и приказал стоять насмерть, не отходя ни на шаг.
На войне возникают ситуации, когда решение стоять насмерть является единственно возможным. Оно безусловно оправданно, если этим достигается важная цель- спасение от гибели большинства или же создаются предпосылки для изменения трудного положения и обеспечивается общий успех, во имя которого погибнут те, кто должен с самоотверженностью солдата отдать свою жизнь. Но в данном случае позади 16-й армии не было каких-либо войск, и если бы обороняющиеся части погибли, путь на Москву был бы открыт, чего противник все время и добивался.
Я считал вопрос об отходе на истринский рубеж чрезвычайно важным. Мой долг командира и коммуниста не позволил безропотно согласиться с решением командующего фронтом, и я обратился к начальнику Генерального штаба маршалу Б. М. Шапошникову. В телеграмме ему мы обстоятельно мотивировали свое предложение. Спустя несколько часов получили ответ. В нем было сказано, что предложение наше правильное и что он, как начальник Генштаба, его санкционирует.
Зная Бориса Михайловича еще по службе в мирное время, я был уверен, что этот ответ безусловно согласован с Верховным Главнокомандующим. Во всяком случае, он ему известен.
Мы немедленно подготовили распоряжение войскам об отводе ночью главных сил на рубеж Истринского водохранилища. На прежних позициях оставлялись усиленные отряды, которые должны были отходить только под давлением противника.
Распоряжение было разослано в части с офицерами связи.
Настроение у нас поднялось. Теперь, думали мы, на истринском рубеже немцы сломают себе зубы. Их основная сила - танки упрутся в непреодолимую преграду, а моторизованные соединения не смогут использовать свою подвижность.
Радость, однако, была недолгой. Не успели еще все наши войска получить распоряжение об отходе, как последовала короткая, но грозная телеграмма от Жукова. Приведу ее дословно:
«Войсками фронта командую я! Приказ об отводе войск за Истринское водохранилище отменяю, приказываю обороняться на занимаемом рубеже и ни шагу назад не отступать. Генерал армии Жуков».
Особенно интересно, что эта история в описании «Рокоссовского» принята военными историками на-ура. Все ей безоговорочно поверили. Заметьте, у меня и здесь фамилия маршала в кавычках, хотя я цитирую по первому изданию «Солдатского долга», еще без фальшивых дополнений.
Что смущает? Про то, что немцам вдруг захотелось форсировать водохранилище, хотя его можно было обойти - это я даже не хочу рассматривать. Хотя, в реальных событиях, как потом и написано в этой же книге Константина Константиновича, немцы именно и обошли водохранилище. Это - ладно. Стратегия - такая штука, что задним числом можно хоть какую соплю на палец накрутить.
Там есть другое. Сразу бросающееся в глаза. Командарм вышел на своего прямого начальника, комфронтом, с предложением об отводе войск с оборонительного рубежа. Комфронтом отклонил это предложение. Вместо того, чтобы поставить комфронтом в известность о несогласии и о том, что его решение будет обжаловаться прямому начальнику комфронтом, а это - Верховный, сам Сталин, «Рокоссовский» пошел обходным маневром. Начал слать телеграммы своему знакомому, начальнику Генштаба. От него получил одобрение. Сам сделал предположение, что начальник Генштаба согласовал всё с Верховным и отдал распоряжение об отводе войск. Заметьте, что приказа от Верховного на отвод «Рокоссовский» так и не получил.
Вот же гнида этот «Рокоссовский»! Согласитесь, что первое же, что сделал бы любой командир, да еще и в боевой обстановке, с таким подчиненным - немедленное отстранение от командования.
Но там ситуация усугублена еще и тем, что распоряжение об отводе войск армии «Рокоссовский» отдал, не ставя в известность командующего фронтом, как следует из текста. Жуков узнал об этом черт знает от кого. Т.е., ты командуешь фронтом - и командуй на здоровье, а куда твои армии идут - не твое собачье дело?! Хочешь узнать - сам звони Шапошникову.
За такой фортель - уже не просто отстранение, а предание суду. На этом биография командарма Рокоссовского и оборвалась бы. Не расстреляли бы, конечно, но, думаю, даже командование дивизией ему не светило бы. Такой командир в армии не нужен. Командир в армии должен иметь представление о субординации и Уставе.
Но автор «Солдатского долга» еще и в заслугу себе поставил эту ситуацию. Типа, поступил, как коммунист.
Так кто писал эти строки? Константин Константинович, представляя себя мастером обходных маневров в отношениях со своим командующим? Нет, конечно. Автор этих строк - шпак. Человек, не имеющий об армии и о взаимоотношениях в армии командиров и подчиненных никакого представления. Автор, скорей всего, кабинетный историк.
А ведь «дополненные главы» «Солдатского долга» изданы в 1989 году. Это понятно - Перестройка, гласность. «Трупами завалили» по вине Сталина и его Ставки.
А первое издание «Солдатского долга» - 1968 год. Эта история с истринским рубежом увидела свет еще задолго до Перестройки. Но уже Г.К.Жуков был в опале, поэтому какой-то кабинетный шпак и вписал в мемуары Рокоссовского эту историю, как порочащую методы командования Жукова.
Как сам Константин Константинович отреагировал на такую правку своей книги? Никак. Он ее не видел, Рокоссовский не дожил до публикации своей книги. Поэтому братва-редакторы могли резвиться на полную катушку, подгоняя воспоминания очевидца под политику партии.
Теперь попробуйте мне назвать хоть одного более-менее известного военного историка, который усомнился бы в том, что написано в «Солдатском долге» про Истру и Жукова.
Вот такая у нас военно-историческая наука. В которой рулят кабинетные шпаки и гнущиеся под линию партии. И такие у нас исторические документы. Сочиненные этими же типами от имени маршалов.
И история Великой Отечественной войны - такая же, основанная на этих «документах». Подогнанная под 27 млн. погибших.
Празднуйте на здоровье, не поперхнитесь. Победа с неимоверными жертвами - 27 млн.! А я буду праздновать сталинскую ПОБЕДУ!