Черновые отрывки из книги о Большом терроре. ч.4
Как-то, в самом начале нулевых, я Приморскому транспортному прокурору привез проект рапорта об обнаружении признаков преступления с прилагаемыми к нему несекретными материалами, полученными в результате проведения оперативно-розыскных мероприятий. Знакомы мы с прокурором были давно и друг другу вполне доверяли, поэтому я старался возбуждение всех более-менее значимых уголовных дел предварительно согласовывать с ним еще до регистрации рапорта об обнаружении признаков преступления в КУСП (книга учета сообщений о преступлениях) и передаче материалов дознавателю.
Дело обещало быть интересным и резонансным, прокурор заинтересовался. Начали обсуждать возможный ход расследования: где и у кого проводить обыски, кого допрашивать в какую очередь, как будет вести себя защита, что ждать от подозреваемых и т.п.. Как обычно бывает в таких случаях, прокурор поинтересовался агентурным обеспечением всей этой катавасии и захотел ознакомиться с материалами оперативной разработки. Да нет проблем! Привез ему свои материалы. Человек опытный, он сразу понял, что у меня имеются внедренные в преступную группировку агенты. Это было видно из агентурной информации. Она, естественно, в тех оперативных материалах, с которыми мог ознакомиться прокурор, была обезличена. Но степень подробности информации от агентуры вполне позволяла это предполагать. У прокурора загорелись глаза:
- А давай мы твоих агентов потом допросим по делу, как свидетелей?
- Долго думал?
- А что?! Что нам мешает?
- Да я не привык своими агентами разбрасываться. Пригодятся еще. Это - во-первых. Кроме того, они же не вещи, а люди. И не дай бог, с ними что-то случится, мне начальство башку открутит. А если убьют? Мне тогда останется только из своего табельного застрелиться…
На самом деле, закон не ставит никаких ограничений насчет допроса агентов правоохранительных органов в качестве свидетелей. Они такие же граждане с такими же правами и обязанностями, как и остальные. Разве что, находятся под особой защитой тех сотрудников и тех органов, на которые работают. А так - как все граждане. В конце концов, как свидетели выступают и сами сотрудники правоохранительных органов. Свидетель - не понятой. Разный статус. Но вы же сами должны отлично знать, первое, что делают подозреваемые, ставшие подследственными, начинают выяснять - кто же их сдал. Поэтому оперативники делают всё максимально возможное, чтобы от агентуры отвести подозрения. Проводятся целые комбинации для этого. А тут тебе предлагают самому своего источника выставить свидетелем… Хотя, изредка комбинация по прикрытию агента подразумевает и его допрос - чтобы не выделять его из числа всех прочих свидетелей. И, разумеется, что следователь, ведущий расследование по уголовному делу, никогда не узнает, что он допрашивал агента. Да следователи и не знают агентуру оперативников, у них элементарно нет таких прав - знать агентуру. К агентурной работе следователи никакого отношения не имеют.
По уголовному делу следователь может и сто агентов допросить, но он никогда не будет знать о том, что они являются оперативными источниками.
Это мне вспомнилось, когда я в первый раз натолкнулся на известную записку министра МГБ Игнатьева Сталину об Особом совещании. Настолько известную, что даже в Википедии она выложена. Как в документах о реабилитации дедушки Дениса Карагодина чудесным образом совпали исходящие номера, так и в той записке чудесным образом оказалась откровенейшая чепуха прямо с первого абзаца, а когда я ее дочитал до:
« Допрос агентуры в качестве свидетелей превратился из крайнего средства в обычное явление…» - стало ясно, что никакой министр МГБ это не писал. Точнее, кто-то подменил реальное письмо Игнатьева на эту фальшивку. И этот «кто-то» - наподобие Ю.И.Мухина, который будучи обвиняемым по уголовному делу, связанному с деятельностью его организации «ЗОВ», писал на своем сайте, что один из свидетелей являлся агентом ФСБ. Это сочинение как раз в стиле того, что нам в своих страшилках представляет «Мемориал».
Осталось только показать нам следственные дела, рассмотренные ОСО, в которых есть такие протоколы допроса : «Я, агент МГБ, Сидоров свидетельствую…».
Ни один следователь МГБ элементарно не мог знать, что кто-то из свидетелей по делу является агентом. Комиссия ОСО при МГБ элементарно не могла видеть из материалов следственных дел, кто из свидетелей состоит на связи у оперативников. Я даже не касаюсь того, что оперативники МГБ вдруг обезумели и начали массово «палить» свою агентуру, выставляя их перед следствием.
Это всё чушь собачья. Это в письме Игнатьева оказалось из фольклора околокриминальной или диссидентской среды, которая давно обвиняла органы в том, что они фальсифицируют свидетельские показания, выставляя в качестве свидетелей агентуру. Фишка именно в том, что органы как раз крайне не любят этого делать.
Ну и самое начало письма: «Постановлением ЦИК и СНК СССР от 5 ноября 1934 года Особому Совещанию при Народном Комиссаре внутренних дел СССР было предоставлено право рассматривать все дела о лицах, признаваемых общественно опасными, и применять к ним меры наказания не свыше 5 лет лишения свободы.
В 1937 году Особое Совещание при НКВД СССР начало применять по рассматриваемым делам меры наказания до 8 лет лишения свободы».
Прекрасно, правда? Если в 1935 году Постановлением ЦИК и СНК Особому совещанию дали права до 5 лет, то чем ему дали «восьмерку»? Постановлением Политбюро? Лень было оформить это постановление в виде закона? У нас будут еще случаи, когда вдруг вместо законодательного акта в СССР начинают принимать силу закона решения Политбюро.
Интересно, сколько «жертв режима», осужденных судами на срок до 8 лет заключения, реабилитанты успели реабилитировать, как осужденных Особым совещанием? Ведь так же проще, можно из дела повыдергивать почти все листы, чтобы не париться с рассмотрением, написать заключение, что в деле всего пара «доносов» и его прекратить за отсутствием состава. Да и - зверство! Без суда! «Тройка» ОСО приговорила! Сатрапы! Невинного!
Одного такого я нашел - Сергей Павлович Королев…
Дело обещало быть интересным и резонансным, прокурор заинтересовался. Начали обсуждать возможный ход расследования: где и у кого проводить обыски, кого допрашивать в какую очередь, как будет вести себя защита, что ждать от подозреваемых и т.п.. Как обычно бывает в таких случаях, прокурор поинтересовался агентурным обеспечением всей этой катавасии и захотел ознакомиться с материалами оперативной разработки. Да нет проблем! Привез ему свои материалы. Человек опытный, он сразу понял, что у меня имеются внедренные в преступную группировку агенты. Это было видно из агентурной информации. Она, естественно, в тех оперативных материалах, с которыми мог ознакомиться прокурор, была обезличена. Но степень подробности информации от агентуры вполне позволяла это предполагать. У прокурора загорелись глаза:
- А давай мы твоих агентов потом допросим по делу, как свидетелей?
- Долго думал?
- А что?! Что нам мешает?
- Да я не привык своими агентами разбрасываться. Пригодятся еще. Это - во-первых. Кроме того, они же не вещи, а люди. И не дай бог, с ними что-то случится, мне начальство башку открутит. А если убьют? Мне тогда останется только из своего табельного застрелиться…
На самом деле, закон не ставит никаких ограничений насчет допроса агентов правоохранительных органов в качестве свидетелей. Они такие же граждане с такими же правами и обязанностями, как и остальные. Разве что, находятся под особой защитой тех сотрудников и тех органов, на которые работают. А так - как все граждане. В конце концов, как свидетели выступают и сами сотрудники правоохранительных органов. Свидетель - не понятой. Разный статус. Но вы же сами должны отлично знать, первое, что делают подозреваемые, ставшие подследственными, начинают выяснять - кто же их сдал. Поэтому оперативники делают всё максимально возможное, чтобы от агентуры отвести подозрения. Проводятся целые комбинации для этого. А тут тебе предлагают самому своего источника выставить свидетелем… Хотя, изредка комбинация по прикрытию агента подразумевает и его допрос - чтобы не выделять его из числа всех прочих свидетелей. И, разумеется, что следователь, ведущий расследование по уголовному делу, никогда не узнает, что он допрашивал агента. Да следователи и не знают агентуру оперативников, у них элементарно нет таких прав - знать агентуру. К агентурной работе следователи никакого отношения не имеют.
По уголовному делу следователь может и сто агентов допросить, но он никогда не будет знать о том, что они являются оперативными источниками.
Это мне вспомнилось, когда я в первый раз натолкнулся на известную записку министра МГБ Игнатьева Сталину об Особом совещании. Настолько известную, что даже в Википедии она выложена. Как в документах о реабилитации дедушки Дениса Карагодина чудесным образом совпали исходящие номера, так и в той записке чудесным образом оказалась откровенейшая чепуха прямо с первого абзаца, а когда я ее дочитал до:
« Допрос агентуры в качестве свидетелей превратился из крайнего средства в обычное явление…» - стало ясно, что никакой министр МГБ это не писал. Точнее, кто-то подменил реальное письмо Игнатьева на эту фальшивку. И этот «кто-то» - наподобие Ю.И.Мухина, который будучи обвиняемым по уголовному делу, связанному с деятельностью его организации «ЗОВ», писал на своем сайте, что один из свидетелей являлся агентом ФСБ. Это сочинение как раз в стиле того, что нам в своих страшилках представляет «Мемориал».
Осталось только показать нам следственные дела, рассмотренные ОСО, в которых есть такие протоколы допроса : «Я, агент МГБ, Сидоров свидетельствую…».
Ни один следователь МГБ элементарно не мог знать, что кто-то из свидетелей по делу является агентом. Комиссия ОСО при МГБ элементарно не могла видеть из материалов следственных дел, кто из свидетелей состоит на связи у оперативников. Я даже не касаюсь того, что оперативники МГБ вдруг обезумели и начали массово «палить» свою агентуру, выставляя их перед следствием.
Это всё чушь собачья. Это в письме Игнатьева оказалось из фольклора околокриминальной или диссидентской среды, которая давно обвиняла органы в том, что они фальсифицируют свидетельские показания, выставляя в качестве свидетелей агентуру. Фишка именно в том, что органы как раз крайне не любят этого делать.
Ну и самое начало письма: «Постановлением ЦИК и СНК СССР от 5 ноября 1934 года Особому Совещанию при Народном Комиссаре внутренних дел СССР было предоставлено право рассматривать все дела о лицах, признаваемых общественно опасными, и применять к ним меры наказания не свыше 5 лет лишения свободы.
В 1937 году Особое Совещание при НКВД СССР начало применять по рассматриваемым делам меры наказания до 8 лет лишения свободы».
Прекрасно, правда? Если в 1935 году Постановлением ЦИК и СНК Особому совещанию дали права до 5 лет, то чем ему дали «восьмерку»? Постановлением Политбюро? Лень было оформить это постановление в виде закона? У нас будут еще случаи, когда вдруг вместо законодательного акта в СССР начинают принимать силу закона решения Политбюро.
Интересно, сколько «жертв режима», осужденных судами на срок до 8 лет заключения, реабилитанты успели реабилитировать, как осужденных Особым совещанием? Ведь так же проще, можно из дела повыдергивать почти все листы, чтобы не париться с рассмотрением, написать заключение, что в деле всего пара «доносов» и его прекратить за отсутствием состава. Да и - зверство! Без суда! «Тройка» ОСО приговорила! Сатрапы! Невинного!
Одного такого я нашел - Сергей Павлович Королев…