Сен-Санс разоблачения (концерт Сергея Редькина от 18 февраля 2017 года в КЗМТ)
18-го февраля 2017-го года в Концертном зале Мариинского театра произошло событие: молодой пианист Сергей Редькин исполнил Первый концерт для фортепьяно с оркестром Камиля Сен-Санса. К сожалению, Мариинка никак не оценила всю выдающуюся уникальность публичного исполнения такой музыкальной редкости, как Первый концерт Сен-Санса, и не организовала прямую трансляцию этого концерта, который предвещал быть замечательным во всех отношениях. (Здесь уместно заметить, что во втором отделении предполагалась Девятая симфония Антонина Дворжака «Из Нового света», что уже само по себе внушало определённые предчувствия и всячески воодушевляло.) Вот почему, здесь нужен такой «мастер» художественного слова, как я, который хорошо умеет заворачивать словесные перлы в шелуху газетного штампа. Моя скромная попытка записать этот концерт «в звуке», разумеется, обречена на провал, и мои словесные потуги вряд ли помогут кому-либо представить, что было на самом концерте, но… я, всё-таки, попытаюсь.
Сразу же скажу о том, что я думаю об этом концерте: я думаю, это событие (исполнение Сергеем Редькиным Первого концерта для фортепьяно с оркестром Камиля Сен-Санса) обязательно войдёт в историю фортепьянного искусства.
Во-первых, Первый концерт - это гармоничное и лиричное произведение, исполненное свежести и поэтического полёта, богатое всевозможными красками и примерами довольно тесного взаимодействия оркестра и фортепьяно. Такой Концерт нужно непременно услышать. И, уж, особое удовольствие, исполнять такой Концерт.
Во-вторых, Первый концерт довольно редко исполняют. Говорят, что у Сен-Санса есть и другие не менее грандиозные концерты, но я их ещё не слышал и ничего не могу про них сказать. Но то, что я услышал в Первом концерте, вдохновило меня, однажды, полностью погрузиться в музыку Сен-Санса.
В-третьих, очень приятно иметь возможность услышать ранние Концерты в исполнении именно молодых исполнителей. Кому, как не молодым играть такие концерты!? Да, бывает, очень хочется узнать, как тот или иной «великий» Концерт будет звучать у молодого пианиста (например, Пятый концерт Бетховена или Первый концерт Брамса), но для таких Концертов нужна какая-то особая основательность, приходящая к пианисту со временем и которая никак не может быть компенсирована блестящей фортепьянной техникой и внутренней глубиной. В этом смысле, исполнение молодым пианистом ранних произведений может оказаться примером редкостной гармонии, когда пианист полностью раскрывает весь свой потенциал, когда сама музыка становится музыкой души исполнителя, когда само исполнение рисует перед нами портрет исполнителя, но, что, здесь, самое удивительное, пианист совершенно не задумывается над этим, он не занимается никаким самовыражением, не показывает специально свои умения - филигранную технику, запредельную артикуляцию и интонирование, - он, просто, находится в музыкальной стихии, и, тем самым, полностью выражает самого себя.
Когда я готовился к концерту и искал различные записи Первого Концерта, я слушал таких пианистов как Жан-Филипп Коллар, Паскль Роже, Альдо Чикколини и Анна Маликова. Из этих исполнений наиболее цельным и наполненным мне показалось исполнение Жана-Филиппа Коллара. Это не означает, что другие исполнения Первого концерта чем-то хуже. Они, просто, другие. Хотя, да, при прослушивании других вариантов мне всегда чего-то не хватало, а что-то, наоборот, было новым. Я всегда замечаю (и отмечаю) особою сосредоточенность исполнителя и чрезвычайную концентрацию действия. (Это всегда очень заметно, и, главное, доступно для восприятия любого человека. Надо, только, внимательно слушать и прислушиваться.) Эти качества наиболее всего приглянулись мне именно у Коллара, и я, даже, посмел предположить, что исполнение Сергея Редькина будет в чём-то близким к исполнению Жана-Филиппа Коллара.
Сам Концерт поразил меня свой простотой. Это довольно краткое (не пространное, без каких-либо «длиннот» и, как можно было осторожно выразиться, «лирических отступлений»), но сжатое (когда очень многое довольно быстро происходит, сменяющие друг друга контрастные фрагменты и т.д. и т.п.) произведение. Первая часть начинается небольшой «распевкой» основной темы, и сразу после «распевки» начинается виртуозный пассаж, кажется, что концерт сейчас возьмёт быстрый разгон, но, вместо этого начинается тесное взаимодействие солиста и оркестра, довольно певучее по форме и довольно активное по содержанию. Вторая часть являет собою пример чрезвычайно сложной фактуры при совершеннейшей простоте формы. Кажется, что нот не так, уж, и много, зато, при ближайшем рассмотрении, выявляется множество звуковых планов и пластов, и обнаруживается множество звуковых регистров. В таких «медленных» частях время, как бы, раздвигается, и мы оказываемся, в самом конце, как бы, на вершине горы и наблюдаем сразу всё окружающее нас пространство. Третья, «быстрая», часть, в этом смысле, выглядит виртуозным этюдом, своими высоким динамизмом и напряжением подводящему нас к финалу, где мы снова встречаемся с начальной темой, и всё, что нас мучало и тревожило, находит своё конечное гармоническое разрешение. Такова схема любого классического концерта для фортепьяно с оркестром. В этом смысле, Первый концерт Сен-Санса - самый, что ни сеть, классический концерт для фортепьяно с оркестром. В самом высоком смысле слова «классический».
Приготовленный предварительным прослушиванием, я находился в предвкушении самого настоящего звукового пиршества. Кому, как не Сергею Редькину исполнять такие концерты, где хочется прожить со смыслом каждую ноту, не упустить детали, но и не упустить целое!?
Результат превзошёл все ожидания. Совершенно невозможно было оторваться от звука! У пианиста, в этот вечер, видимо, была особо свежая голова, и ему удавалось с удивительной точностью и размеренностью выполнять все фигуры, предусмотренные в партитуре, превращая даже короткие отрезки в фигуры высшего пилотажа. Совершенно невозможно было оторваться от рук, действовавших мягкими, но решительными движениями, плавно перемещавшихся вдоль клавиатуры, цепко берущими аккорды с хорошо выверенной силой звука. В результате этого пианистического шаманства, Первый Концерт превратился в три грандиозные по размаху этюд-картины, причём, каждая картина была выполнена в своей технике (гуашь-акварель, графика, пастель).
В первой части солист сразу заявляет о себе несколькими довольно изящными пассажами. Тут Вам и беглость пальцев, и синхронность движений и, даже, умение «показать зубы»… Да и, вообще, в первой части довольно много разного рода пассаже й, но ни один из них пианист не играет единообразно и монотонно, везде возникает определённая форма, разные звуки звучат с различной силой, тема фортепьяно то выплывает из-за оркестра, то растворяется в нём. Музыка, словно, бурлит, как морская вода, и клубиться, как дым. Таким образом, мы всё время находимся в плену у стихии, и пианист ни на миг не отпускает наше внимание, заставляя следить за пассажными разворотами. И, конечно, нельзя не сказать о том, что у Сен-Санса имеется (в первой части) несколько параллельных нисходящих ходов, к которым пианист подходит скачкообразными движениями с затуханием силы звука. Пианисту приходится, здесь, особым образом переключаться на настоящий «бриллиантовый» звук, ровно-ровно играя эти пассажи, которые немного напоминают солнечные лучики. Можно и не говорить о том, что у Сергея это всё получилось сделать в самой полной мере, и, даже, скорее, с переизбытком: было вложено столько энергии (солистом и оркестром), что финал первой части более походил на финал всего Концерта, и публика, конечно же, не искушённая в неписанных правилах концертного этикета, хлынула бурными аплодисментами сразу по окончании первой части. Возможно, были и крики «Браво!», но этого я Вам не могу сказать со всей определённостью, так как прошло уже кое-какое время со дня концерта, и многое, увы, уже успело затушеваться в моём сумеречном сознании.
Во второй части Редькину удалось добиться такого разнообразия тембров, такого крутого управления силой звука, такого чувства меры и такого богатства интонирования на весьма коротких отрезках, что просто диву даёшься, как ему удалось (множество раз переключая регистры) докатиться до самого конца (второй части), испив эту чашу до самой последней ноты. Во второй части требуется высочайшая концентрация внимания на деталях, и эта концентрация (вот для чего нужна свежая голова!) позволила пианисту создавать в многочисленных смысловых узлах маленькие, но заметные и ощутимые кульминации. Именно эти кульминации с графической точностью обозначали границы между теми упоительными переливами из одной звуковой наполненности и одной смысловой крайности в другую звуковую наполненность и другую смысловую крайность, которыми Сен-Санс подводил слушателя к концу второй части в состояние полной расстворённости во времени и пространстве. Когда я слушал эту часть, в моём воспалённом воображении, почему-то, пробегали воспоминания о двух произведениях Моцарта: начало второй части напомнило мне начало «Ревиема», а сама атмосфера напомнила мне атмосферу второй части 23-го фортепьянного концерта.
Третья часть предстала бойкой и самозабвенной. Третья часть не лишена некоторого остроумия, идёт своеобразная перекличка между солистом и оркестром (солист и оркестр, как будто, громко друг с другом разговаривают довольно короткими фразами), музыка ни на миг не останавливается, не застывает на месте. Сергей Редькин славится своей фирменной артикуляцией, эта его феноменальная способность здесь позволяет ему, опять же, не теряя ни ноты, ни ритма, ни темпа, великолепным образом выстроить всю фактуру и, в очередной раз, продемонстрировать своё другое умение - умение хорошо работать в ансамбле.
Резюмировать своё мутное многословие я могу, лишь, перефразировать древнего летописца: «Редъкн бо вещий, аще хотяше сенсансову песнь творити, то: разбегатося белкою по древу (первая часть Концерта!), серым волком по земли (вторая часть Концерта!!), шизым орлом под облакы (третья часть Концерта!!!).»
P.S. Всё, что здесь написано, написано совершенным музыкальным профаном. Если Вы хотите узнать квалифицированное мнение о концерте, спросите у Леонида Гаккеля. Он обязательно Вам расскажет в подробностях.
P.P.S. Надобно сказать спасибо и Молодёжному оркестру под чутким управлением Антона Гаккеля, без которого (и дирижёра, и оркестра) вряд ли можно было бы осуществить бойкое, свежее, увлекательное и поучительное исполнение такого грандиозного фортепьянного концерта, как Первый Концерт Сен-Санса.
P. P.S. О Дворжаке и его Девятой симфонии мы поговорим в следующий раз.
P.P.P.S. Да, и я совершенно забыл Вам сказать. Когда я послушал в исполнении Жан-Филиппа Коллара значимый для Сергея Редькина op.39 Сергея Васильевича Рахманинова, я понял, что кое-какое довольно любопытной сходство между игрой Редькина и Коллара имеется. Вот бы сравнить «Рапсодию на тему Паганини» в исполнении Жан-Филиппа Коллара и туже «Рапсодию» в исполнении Сергея Редькина!
Сразу же скажу о том, что я думаю об этом концерте: я думаю, это событие (исполнение Сергеем Редькиным Первого концерта для фортепьяно с оркестром Камиля Сен-Санса) обязательно войдёт в историю фортепьянного искусства.
Во-первых, Первый концерт - это гармоничное и лиричное произведение, исполненное свежести и поэтического полёта, богатое всевозможными красками и примерами довольно тесного взаимодействия оркестра и фортепьяно. Такой Концерт нужно непременно услышать. И, уж, особое удовольствие, исполнять такой Концерт.
Во-вторых, Первый концерт довольно редко исполняют. Говорят, что у Сен-Санса есть и другие не менее грандиозные концерты, но я их ещё не слышал и ничего не могу про них сказать. Но то, что я услышал в Первом концерте, вдохновило меня, однажды, полностью погрузиться в музыку Сен-Санса.
В-третьих, очень приятно иметь возможность услышать ранние Концерты в исполнении именно молодых исполнителей. Кому, как не молодым играть такие концерты!? Да, бывает, очень хочется узнать, как тот или иной «великий» Концерт будет звучать у молодого пианиста (например, Пятый концерт Бетховена или Первый концерт Брамса), но для таких Концертов нужна какая-то особая основательность, приходящая к пианисту со временем и которая никак не может быть компенсирована блестящей фортепьянной техникой и внутренней глубиной. В этом смысле, исполнение молодым пианистом ранних произведений может оказаться примером редкостной гармонии, когда пианист полностью раскрывает весь свой потенциал, когда сама музыка становится музыкой души исполнителя, когда само исполнение рисует перед нами портрет исполнителя, но, что, здесь, самое удивительное, пианист совершенно не задумывается над этим, он не занимается никаким самовыражением, не показывает специально свои умения - филигранную технику, запредельную артикуляцию и интонирование, - он, просто, находится в музыкальной стихии, и, тем самым, полностью выражает самого себя.
Когда я готовился к концерту и искал различные записи Первого Концерта, я слушал таких пианистов как Жан-Филипп Коллар, Паскль Роже, Альдо Чикколини и Анна Маликова. Из этих исполнений наиболее цельным и наполненным мне показалось исполнение Жана-Филиппа Коллара. Это не означает, что другие исполнения Первого концерта чем-то хуже. Они, просто, другие. Хотя, да, при прослушивании других вариантов мне всегда чего-то не хватало, а что-то, наоборот, было новым. Я всегда замечаю (и отмечаю) особою сосредоточенность исполнителя и чрезвычайную концентрацию действия. (Это всегда очень заметно, и, главное, доступно для восприятия любого человека. Надо, только, внимательно слушать и прислушиваться.) Эти качества наиболее всего приглянулись мне именно у Коллара, и я, даже, посмел предположить, что исполнение Сергея Редькина будет в чём-то близким к исполнению Жана-Филиппа Коллара.
Сам Концерт поразил меня свой простотой. Это довольно краткое (не пространное, без каких-либо «длиннот» и, как можно было осторожно выразиться, «лирических отступлений»), но сжатое (когда очень многое довольно быстро происходит, сменяющие друг друга контрастные фрагменты и т.д. и т.п.) произведение. Первая часть начинается небольшой «распевкой» основной темы, и сразу после «распевки» начинается виртуозный пассаж, кажется, что концерт сейчас возьмёт быстрый разгон, но, вместо этого начинается тесное взаимодействие солиста и оркестра, довольно певучее по форме и довольно активное по содержанию. Вторая часть являет собою пример чрезвычайно сложной фактуры при совершеннейшей простоте формы. Кажется, что нот не так, уж, и много, зато, при ближайшем рассмотрении, выявляется множество звуковых планов и пластов, и обнаруживается множество звуковых регистров. В таких «медленных» частях время, как бы, раздвигается, и мы оказываемся, в самом конце, как бы, на вершине горы и наблюдаем сразу всё окружающее нас пространство. Третья, «быстрая», часть, в этом смысле, выглядит виртуозным этюдом, своими высоким динамизмом и напряжением подводящему нас к финалу, где мы снова встречаемся с начальной темой, и всё, что нас мучало и тревожило, находит своё конечное гармоническое разрешение. Такова схема любого классического концерта для фортепьяно с оркестром. В этом смысле, Первый концерт Сен-Санса - самый, что ни сеть, классический концерт для фортепьяно с оркестром. В самом высоком смысле слова «классический».
Приготовленный предварительным прослушиванием, я находился в предвкушении самого настоящего звукового пиршества. Кому, как не Сергею Редькину исполнять такие концерты, где хочется прожить со смыслом каждую ноту, не упустить детали, но и не упустить целое!?
Результат превзошёл все ожидания. Совершенно невозможно было оторваться от звука! У пианиста, в этот вечер, видимо, была особо свежая голова, и ему удавалось с удивительной точностью и размеренностью выполнять все фигуры, предусмотренные в партитуре, превращая даже короткие отрезки в фигуры высшего пилотажа. Совершенно невозможно было оторваться от рук, действовавших мягкими, но решительными движениями, плавно перемещавшихся вдоль клавиатуры, цепко берущими аккорды с хорошо выверенной силой звука. В результате этого пианистического шаманства, Первый Концерт превратился в три грандиозные по размаху этюд-картины, причём, каждая картина была выполнена в своей технике (гуашь-акварель, графика, пастель).
В первой части солист сразу заявляет о себе несколькими довольно изящными пассажами. Тут Вам и беглость пальцев, и синхронность движений и, даже, умение «показать зубы»… Да и, вообще, в первой части довольно много разного рода пассаже й, но ни один из них пианист не играет единообразно и монотонно, везде возникает определённая форма, разные звуки звучат с различной силой, тема фортепьяно то выплывает из-за оркестра, то растворяется в нём. Музыка, словно, бурлит, как морская вода, и клубиться, как дым. Таким образом, мы всё время находимся в плену у стихии, и пианист ни на миг не отпускает наше внимание, заставляя следить за пассажными разворотами. И, конечно, нельзя не сказать о том, что у Сен-Санса имеется (в первой части) несколько параллельных нисходящих ходов, к которым пианист подходит скачкообразными движениями с затуханием силы звука. Пианисту приходится, здесь, особым образом переключаться на настоящий «бриллиантовый» звук, ровно-ровно играя эти пассажи, которые немного напоминают солнечные лучики. Можно и не говорить о том, что у Сергея это всё получилось сделать в самой полной мере, и, даже, скорее, с переизбытком: было вложено столько энергии (солистом и оркестром), что финал первой части более походил на финал всего Концерта, и публика, конечно же, не искушённая в неписанных правилах концертного этикета, хлынула бурными аплодисментами сразу по окончании первой части. Возможно, были и крики «Браво!», но этого я Вам не могу сказать со всей определённостью, так как прошло уже кое-какое время со дня концерта, и многое, увы, уже успело затушеваться в моём сумеречном сознании.
Во второй части Редькину удалось добиться такого разнообразия тембров, такого крутого управления силой звука, такого чувства меры и такого богатства интонирования на весьма коротких отрезках, что просто диву даёшься, как ему удалось (множество раз переключая регистры) докатиться до самого конца (второй части), испив эту чашу до самой последней ноты. Во второй части требуется высочайшая концентрация внимания на деталях, и эта концентрация (вот для чего нужна свежая голова!) позволила пианисту создавать в многочисленных смысловых узлах маленькие, но заметные и ощутимые кульминации. Именно эти кульминации с графической точностью обозначали границы между теми упоительными переливами из одной звуковой наполненности и одной смысловой крайности в другую звуковую наполненность и другую смысловую крайность, которыми Сен-Санс подводил слушателя к концу второй части в состояние полной расстворённости во времени и пространстве. Когда я слушал эту часть, в моём воспалённом воображении, почему-то, пробегали воспоминания о двух произведениях Моцарта: начало второй части напомнило мне начало «Ревиема», а сама атмосфера напомнила мне атмосферу второй части 23-го фортепьянного концерта.
Третья часть предстала бойкой и самозабвенной. Третья часть не лишена некоторого остроумия, идёт своеобразная перекличка между солистом и оркестром (солист и оркестр, как будто, громко друг с другом разговаривают довольно короткими фразами), музыка ни на миг не останавливается, не застывает на месте. Сергей Редькин славится своей фирменной артикуляцией, эта его феноменальная способность здесь позволяет ему, опять же, не теряя ни ноты, ни ритма, ни темпа, великолепным образом выстроить всю фактуру и, в очередной раз, продемонстрировать своё другое умение - умение хорошо работать в ансамбле.
Резюмировать своё мутное многословие я могу, лишь, перефразировать древнего летописца: «Редъкн бо вещий, аще хотяше сенсансову песнь творити, то: разбегатося белкою по древу (первая часть Концерта!), серым волком по земли (вторая часть Концерта!!), шизым орлом под облакы (третья часть Концерта!!!).»
P.S. Всё, что здесь написано, написано совершенным музыкальным профаном. Если Вы хотите узнать квалифицированное мнение о концерте, спросите у Леонида Гаккеля. Он обязательно Вам расскажет в подробностях.
P.P.S. Надобно сказать спасибо и Молодёжному оркестру под чутким управлением Антона Гаккеля, без которого (и дирижёра, и оркестра) вряд ли можно было бы осуществить бойкое, свежее, увлекательное и поучительное исполнение такого грандиозного фортепьянного концерта, как Первый Концерт Сен-Санса.
P. P.S. О Дворжаке и его Девятой симфонии мы поговорим в следующий раз.
P.P.P.S. Да, и я совершенно забыл Вам сказать. Когда я послушал в исполнении Жан-Филиппа Коллара значимый для Сергея Редькина op.39 Сергея Васильевича Рахманинова, я понял, что кое-какое довольно любопытной сходство между игрой Редькина и Коллара имеется. Вот бы сравнить «Рапсодию на тему Паганини» в исполнении Жан-Филиппа Коллара и туже «Рапсодию» в исполнении Сергея Редькина!