реанимирую жж
Ничего нового не пишется, зато есть куча статей, которых, кроме читателей одного специализированного журнала, никто не видел.
Так что перепощу-ка тут одну - про нежно любимый мной портрет кисти Сарджента.
Мужчина в красном.
В 1881 году двадцатипятилетний американский художник Джон Сингер Сарджент закончил мужской портрет. Название картины обещало нечто уютное и камерное: «Портрет доктора Самюэля-Жана Поцци в домашней обстановке». Возможно, у другого художника герой, облаченный в халат и вышитые турецкие туфли, и выглядел бы «по-домашнему», но не у Сарджента, решившего сыграть на оттенках красного, белого и черного, и выделившего красному примерно девяносто процентов холста.
Он выбрал для этого портрета формат практически «дворцовый» - 201 на 102 см, вертикальную композицию и совершенный минимализм в антураже. Из обстановки на картине присутствует только подхваченная шелковым шнуром красная портьера, словно выпавшая из парадного портрета кисти Рубенса. Компанию портьере составляет пол, вероятно покрытый красным ковром и стена, возможно затянутая красными обоями, но честнее их будет назвать «условно горизонтальным и условно вертикальным красным фоном». Вишнево-бордово-пурпурный хаос мазков окружает высокую, стройную фигуру, облаченную в длинный халат алого бархата. Одна изящная, длиннопалая рука мужчины придерживает на груди застежку халата, вторая замерла на бедре, стягивая вниз тонкий шнур крученого пояса. Хрупкость и силу этих нервных рук подчеркивают накрахмаленные манжеты белой рубашки, красоту высокой гладкой шеи - ее сборчатый воротник. Лицо мужчины заставляет вспомнить героев Эль-Греко - со своей темной бородкой и гордым разлетом бровей на смугло-бледном, чеканном лице он похож на испанского гранда или молодого картинала в алой сутане.
Джон Сингер Сарджент, «Портрет доктора Самюэля-Жана Поцци в домашней обстановке», 1881 г.
Молодой художник и уже довольно известный врач познакомились в «Кружке Художественного союза» (Поцци, собиравший произведения искусства, был почетным членом этого объединения). Мы не знаем, вмешивался ли доктор в процесс создания портрета, но знаем, что Сарджент не выставлял его на парижских салонах. Впрочем, через год он показал его в Королевской академии в Лондоне, а позже - в Бельгии, на первой «Выставке двадцати».
Бельгийский поэт Эмиль Верхарн высказался о портрете так: «Красный цвет Сарджента - шумный, он возмущает, кричит, он злой и напыщенный. Во всем этом слишком много стильности, это искусство, которому недостает содержания, цельности, фундамента. Оно нацелено на то, чтобы шокировать и удивлять, оно театрально, в конце концов оно утомляет, в нем, как в бокале шампанского, наполненного слишком быстро, больше пены, чем золотистого вина».
В том, что этот отзыв вышел из под пера бельгийца, есть определенная ирония - ведь по колориту картина изрядно напоминает многие портреты великого фламандского художника Питера Пауля Рубенса, любившего звучный красный цвет.
Хотя скорее всего Сарджент отталкивался в этой работе не столько от Рубенса, сколько от своего знаменитого соотечественника Джеймса Уистлера, чьим изысканным играм с оттенками одного цвета подражали тогда многие художники. Но в одном Верхарн был прав - «содержания» картине действительно не хватало. Не прочитав подпись, зритель мог бесконечно долго гадать о роде занятий красавца в красном, и так и не узнать, что смотрит на портрет врача.
Фотографий доктора сохранилось достаточно, и мы можем быть уверены - художник своему герою не польстил, тот и в самом деле был красив. А кроме этого обаятелен, галантен и убедителен, за что в студенчестве получил прозвище «Сирена» (и нет - студенты имели в виду не сигнал тревоги, а сладкоголосых женщин-птиц, очаровывавших моряков).
Доктор Самюэль-Жан Поцци
Будущий знаменитый доктор родился в 1846 году в городе Бержерак департамента Дордонь, в семье протестантского священника. Мы не знаем, каким образом в руки юноши попала далеко не благочестивая книга Дарвина «Происхождение видов», но впечатление она на него произвела огромное - он решил стать врачом.
В 18 лет он приехал в Париж, чтобы изучать медицину, в 24 - проверял свои знания медика на практике во время франко-прусской войны, позже работал у невролога Поля Брока, занимаясь неврологией, антропологией и сравнительной анатомией, и в 1873 году получил степень доктора медицины.
В 1875 году, защитив свою вторую диссертацию, Поцци стал профессором парижского университета.
Теория Дарвина была не единственной занимавшей его новой идеей. Доктор Поцци заинтересовался антисептикой в то время, когда в большинстве парижских больниц не было водопровода, а изрядная часть врачей считали, что мыть руки вовсе не обязательно - у благородного человека они и так всегда чистые.
Его основной специализацией стала гинекология. Пожалуй, этого красавца итало-швейцарских кровей можно назвать «отцом французской гинекологии». Собственно ровно в год создание портрета, Самюэль Поцци начал работать в больнице, специализирующейся на гинекологической и абдоминальной хирургии. Через два года он стал хирургом госпиталя де Лурсин-Паскаль, а в 1884 году основал первую кафедру гинекологии в Париже.
Карьерному росту доктора отчасти способствовал выгодный брак - в 1879 году он женился на наследнице железнодорожного магната Терезе Лот-Казалис. В их доме на Вандомской площади бывал Анатоль Франс (посвятивший доктору Поцци рассказ «Красное яйцо»), Жорж Клемансо (будущий премьер-министр Франции), поэт Робер де Монтескью, доктор Адриан Пруст с сыновьями Марселем и Робером - первый станет знаменитым писателем, второй - врачом, работавший с доктором Поцци в госпитале Брока.
Сами супруги бывали гостями самых популярных парижских салонов. Они посещали вечера племянницы Наполеона Матильды Бонапарт, бывали у вдовы Бизе Женевьевы Штраус. Лидия Оберон, салоны которой были знамениты острыми темами для бесед, а сама она - острым языком, подарила Поцци прозвище «Доктор любви». Основной причиной этому была не специализация доктора, а его многочисленные романы.
Его любовницами были оперная певица Жоржет Леблан (сестра писателя Мориса Леблана), Женевьева Штраус, актриса Габриэль Режан. Его роман с молодой актрисой Сарой Бернар начался вскоре после приезда Поцци в Париж, продлился почти до его женитьбы и перешел в удивительно прочную дружбу.
В переписке актриса называла его «Доктор Бог» и чрезвычайно доверяла Поцци, как врачу - в 1889 году он ее прооперирует по поводу кисты яичников. Сохранилось письмо Поцци к графу Роберу де Монтескью, бывшему большим поклонником таланта Бернар: «Сара выздоравливает, и, как всегда, ловчит. Решительная, отважная, твердая и послушная в то же время… Она восстановится быстрее, чем кто бы то ни было… Сыграв какие угодно роли, от Федры до Жанны Д’Арк, теперь она хочет сыграть роль пациента хирурга, и довела ее исполнение до совершенства!»
В 1915 году, решившись на ампутацию ноги, Сара Бернар будет советоваться с Поцци о выборе врача.
В 1916 году великая актриса (и немолодая женщина) напишет ему: «И вот теперь я заключаю тебя в объятья, я любила тебя больше сорока шести лет, давших нам множество воспоминаний, за которые тебе вечно благодарна Сара Бернар».
В 2010 году врач и писательница Каролайн де Коста издаст книгу «Дива и Доктор Бог», в которой будут опубликованы сохранившиеся письма актрисы к Самюэлю Поцци.
Его последняя любовью стала дочь известного арт-дилера Эмма Фишхоф - Поцци познакомился с ней в 1894 году на парижской выставке картин Уильяма Тернера. Жена отказалась дать доктору развод, но это не помешало им с Эммой провести вместе двадцать шесть лет в странном зыбком браке-не браке, который благословил армянский священник в монастыре венецианского острова Сан-Ладзаро.
Впрочем, похоже, что неспособность к моногамии была едва ли не единственным заметным недостатком Поцци-человека. Зато у Поцци-врача достоинств было множество: он был умен, любознателен и деятелен. Благодаря его настойчивости в клиниках, где он работал, были введены новые требования к чистоте (работу Джозефа Листера по антисептической хирургии Поцци сам перевел на французский язык). Несмотря на популярность среди светских клиентов, он работал в основном в государственных больницах, помогая людям из самых разных слоев общества. Он старался, чтобы его больницы были не только чистыми, но и красивыми (резонно считая, что это помогает настрою больных) и даже заказал любимому художнику Сары Бернар Жоржу Кларену цикл росписей для госпиталя Брока.
Доктор Поцци написал более 400 работ по хирургии, в том числе вышедший в 1890 году двухтомный «Трактат о клинической и операционной гинекологии». Этот труд был переведен на множество языков (в том числе и на русский).
В 1898 году родной город избрал Поцци сенатором, после чего он три года представлял интересы округа Бержерак в правительстве - и, судя по всему, делал это неплохо.
Во время процесса над Дрейфусом, который буквально расколол французское общество, Поцци (вместе с Эмилем Золя, Марселем Прустом и Сарой Бернар) был в лагере противников обвинения. Позже ему довелось оказать Дрейфусу не только моральную поддержку - когда в 1908 году в того стреляли в Пантеоне во время захоронения праха Эмиля Золя, Поцци был первым, кто оказал раненому помощь.
Самому доктору повезло меньше.
Прошедший невредимым две войны, 13 июня 1918 года он был смертельно ранен в собственном кабинете неким Морисом Мачу. Убийца не был ревнивым мужем одной из пациенток доктора. Хотя нельзя сказать, что любовь - в самом примитивном, физиологическом смысле - не была в этой истории замешена. Дело в том, что за два года до нападения, Поцци прооперировал Мачу по поводу варикоцеле мошонки, и тот решил, что операция стала причиной его импотенции. Не добившись согласия врача на повторную операцию, Матчу выстрелил в него четыре раза и вскоре застрелился сам.
Доктор Поцци был срочно доставлен в госпиталь Астория. По воспоминаниям оперировавшего его доктора Тьери Мартеля, у него хватило самообладания, чтобы практически руководить собственной операцией: «Хлороформа не нужно, только морфин, атропин и локальная анестезия. Мне семьдесят два года, ты же
понимаешь, это не нужно объяснять. Я хочу знать как идет операция, и я помогу тебе, если нужно… Попробуй забыть, кто я, оперируй, будто я просто неизвестный солдат».
Он скончался во время операции и был похоронен на протестантском кладбище в Бержераке - в военной форме, как сам пожелал.
Робер де Монтескью так отозвался на его уход: «Никогда я не встречал человека настолько соблазнительного, всегда - улыбка, любезность, всегда был неподражаемо только лишь самим собой. Какой блестящий пример для кого-то, кто как и я предан аристократической насмешливости и ироничности, видеть постоянную улыбку человека, который мог так прекрасно ее использовать, и унес ее с собой в могилу, вместе с искусством услаждать, в котором его никто не мог превзойти!»
А портрет работы Сарджента останется у семьи доктора - его вдовы, сына Жана и дочери Екатерины. Кстати, по словам друзей Поцци, при жизни доктора он обычно стоял на мольберте под покрывалом. Тот же де Монтескью писал об этом: «…портрет нашего друга Доктора Поцци хранится накрытым, и не без причины - художник почему-то одел его полностью в красное… Вкус - это очень особенная вещь, Мистер Сарджент, великий художник, очевидно им не обладает». Утонченного денди Монтескью можно понять - кричаще-красный портрет плохо сочетался бы практически с любым тогдашним интерьером «в хорошем вкусе». Однако то, что Поцци не убирал накрытый портрет с мольберта, заставляет думать, что ему было приятно иногда снимать покрывало и смотреть на себя - молодого, гордого, великолепного.
В 1967 портрет приобрел для своей коллекции Арманд Хаммер - таким образом картина, написанная американским художником, наконец-то оказалась в Америке. Здесь она и выставляется - в Лос-Анджелесе, в музее Хаммера.
Так что перепощу-ка тут одну - про нежно любимый мной портрет кисти Сарджента.
Мужчина в красном.
В 1881 году двадцатипятилетний американский художник Джон Сингер Сарджент закончил мужской портрет. Название картины обещало нечто уютное и камерное: «Портрет доктора Самюэля-Жана Поцци в домашней обстановке». Возможно, у другого художника герой, облаченный в халат и вышитые турецкие туфли, и выглядел бы «по-домашнему», но не у Сарджента, решившего сыграть на оттенках красного, белого и черного, и выделившего красному примерно девяносто процентов холста.
Он выбрал для этого портрета формат практически «дворцовый» - 201 на 102 см, вертикальную композицию и совершенный минимализм в антураже. Из обстановки на картине присутствует только подхваченная шелковым шнуром красная портьера, словно выпавшая из парадного портрета кисти Рубенса. Компанию портьере составляет пол, вероятно покрытый красным ковром и стена, возможно затянутая красными обоями, но честнее их будет назвать «условно горизонтальным и условно вертикальным красным фоном». Вишнево-бордово-пурпурный хаос мазков окружает высокую, стройную фигуру, облаченную в длинный халат алого бархата. Одна изящная, длиннопалая рука мужчины придерживает на груди застежку халата, вторая замерла на бедре, стягивая вниз тонкий шнур крученого пояса. Хрупкость и силу этих нервных рук подчеркивают накрахмаленные манжеты белой рубашки, красоту высокой гладкой шеи - ее сборчатый воротник. Лицо мужчины заставляет вспомнить героев Эль-Греко - со своей темной бородкой и гордым разлетом бровей на смугло-бледном, чеканном лице он похож на испанского гранда или молодого картинала в алой сутане.
Джон Сингер Сарджент, «Портрет доктора Самюэля-Жана Поцци в домашней обстановке», 1881 г.
Молодой художник и уже довольно известный врач познакомились в «Кружке Художественного союза» (Поцци, собиравший произведения искусства, был почетным членом этого объединения). Мы не знаем, вмешивался ли доктор в процесс создания портрета, но знаем, что Сарджент не выставлял его на парижских салонах. Впрочем, через год он показал его в Королевской академии в Лондоне, а позже - в Бельгии, на первой «Выставке двадцати».
Бельгийский поэт Эмиль Верхарн высказался о портрете так: «Красный цвет Сарджента - шумный, он возмущает, кричит, он злой и напыщенный. Во всем этом слишком много стильности, это искусство, которому недостает содержания, цельности, фундамента. Оно нацелено на то, чтобы шокировать и удивлять, оно театрально, в конце концов оно утомляет, в нем, как в бокале шампанского, наполненного слишком быстро, больше пены, чем золотистого вина».
В том, что этот отзыв вышел из под пера бельгийца, есть определенная ирония - ведь по колориту картина изрядно напоминает многие портреты великого фламандского художника Питера Пауля Рубенса, любившего звучный красный цвет.
Хотя скорее всего Сарджент отталкивался в этой работе не столько от Рубенса, сколько от своего знаменитого соотечественника Джеймса Уистлера, чьим изысканным играм с оттенками одного цвета подражали тогда многие художники. Но в одном Верхарн был прав - «содержания» картине действительно не хватало. Не прочитав подпись, зритель мог бесконечно долго гадать о роде занятий красавца в красном, и так и не узнать, что смотрит на портрет врача.
Фотографий доктора сохранилось достаточно, и мы можем быть уверены - художник своему герою не польстил, тот и в самом деле был красив. А кроме этого обаятелен, галантен и убедителен, за что в студенчестве получил прозвище «Сирена» (и нет - студенты имели в виду не сигнал тревоги, а сладкоголосых женщин-птиц, очаровывавших моряков).
Доктор Самюэль-Жан Поцци
Будущий знаменитый доктор родился в 1846 году в городе Бержерак департамента Дордонь, в семье протестантского священника. Мы не знаем, каким образом в руки юноши попала далеко не благочестивая книга Дарвина «Происхождение видов», но впечатление она на него произвела огромное - он решил стать врачом.
В 18 лет он приехал в Париж, чтобы изучать медицину, в 24 - проверял свои знания медика на практике во время франко-прусской войны, позже работал у невролога Поля Брока, занимаясь неврологией, антропологией и сравнительной анатомией, и в 1873 году получил степень доктора медицины.
В 1875 году, защитив свою вторую диссертацию, Поцци стал профессором парижского университета.
Теория Дарвина была не единственной занимавшей его новой идеей. Доктор Поцци заинтересовался антисептикой в то время, когда в большинстве парижских больниц не было водопровода, а изрядная часть врачей считали, что мыть руки вовсе не обязательно - у благородного человека они и так всегда чистые.
Его основной специализацией стала гинекология. Пожалуй, этого красавца итало-швейцарских кровей можно назвать «отцом французской гинекологии». Собственно ровно в год создание портрета, Самюэль Поцци начал работать в больнице, специализирующейся на гинекологической и абдоминальной хирургии. Через два года он стал хирургом госпиталя де Лурсин-Паскаль, а в 1884 году основал первую кафедру гинекологии в Париже.
Карьерному росту доктора отчасти способствовал выгодный брак - в 1879 году он женился на наследнице железнодорожного магната Терезе Лот-Казалис. В их доме на Вандомской площади бывал Анатоль Франс (посвятивший доктору Поцци рассказ «Красное яйцо»), Жорж Клемансо (будущий премьер-министр Франции), поэт Робер де Монтескью, доктор Адриан Пруст с сыновьями Марселем и Робером - первый станет знаменитым писателем, второй - врачом, работавший с доктором Поцци в госпитале Брока.
Сами супруги бывали гостями самых популярных парижских салонов. Они посещали вечера племянницы Наполеона Матильды Бонапарт, бывали у вдовы Бизе Женевьевы Штраус. Лидия Оберон, салоны которой были знамениты острыми темами для бесед, а сама она - острым языком, подарила Поцци прозвище «Доктор любви». Основной причиной этому была не специализация доктора, а его многочисленные романы.
Его любовницами были оперная певица Жоржет Леблан (сестра писателя Мориса Леблана), Женевьева Штраус, актриса Габриэль Режан. Его роман с молодой актрисой Сарой Бернар начался вскоре после приезда Поцци в Париж, продлился почти до его женитьбы и перешел в удивительно прочную дружбу.
В переписке актриса называла его «Доктор Бог» и чрезвычайно доверяла Поцци, как врачу - в 1889 году он ее прооперирует по поводу кисты яичников. Сохранилось письмо Поцци к графу Роберу де Монтескью, бывшему большим поклонником таланта Бернар: «Сара выздоравливает, и, как всегда, ловчит. Решительная, отважная, твердая и послушная в то же время… Она восстановится быстрее, чем кто бы то ни было… Сыграв какие угодно роли, от Федры до Жанны Д’Арк, теперь она хочет сыграть роль пациента хирурга, и довела ее исполнение до совершенства!»
В 1915 году, решившись на ампутацию ноги, Сара Бернар будет советоваться с Поцци о выборе врача.
В 1916 году великая актриса (и немолодая женщина) напишет ему: «И вот теперь я заключаю тебя в объятья, я любила тебя больше сорока шести лет, давших нам множество воспоминаний, за которые тебе вечно благодарна Сара Бернар».
В 2010 году врач и писательница Каролайн де Коста издаст книгу «Дива и Доктор Бог», в которой будут опубликованы сохранившиеся письма актрисы к Самюэлю Поцци.
Его последняя любовью стала дочь известного арт-дилера Эмма Фишхоф - Поцци познакомился с ней в 1894 году на парижской выставке картин Уильяма Тернера. Жена отказалась дать доктору развод, но это не помешало им с Эммой провести вместе двадцать шесть лет в странном зыбком браке-не браке, который благословил армянский священник в монастыре венецианского острова Сан-Ладзаро.
Впрочем, похоже, что неспособность к моногамии была едва ли не единственным заметным недостатком Поцци-человека. Зато у Поцци-врача достоинств было множество: он был умен, любознателен и деятелен. Благодаря его настойчивости в клиниках, где он работал, были введены новые требования к чистоте (работу Джозефа Листера по антисептической хирургии Поцци сам перевел на французский язык). Несмотря на популярность среди светских клиентов, он работал в основном в государственных больницах, помогая людям из самых разных слоев общества. Он старался, чтобы его больницы были не только чистыми, но и красивыми (резонно считая, что это помогает настрою больных) и даже заказал любимому художнику Сары Бернар Жоржу Кларену цикл росписей для госпиталя Брока.
Доктор Поцци написал более 400 работ по хирургии, в том числе вышедший в 1890 году двухтомный «Трактат о клинической и операционной гинекологии». Этот труд был переведен на множество языков (в том числе и на русский).
В 1898 году родной город избрал Поцци сенатором, после чего он три года представлял интересы округа Бержерак в правительстве - и, судя по всему, делал это неплохо.
Во время процесса над Дрейфусом, который буквально расколол французское общество, Поцци (вместе с Эмилем Золя, Марселем Прустом и Сарой Бернар) был в лагере противников обвинения. Позже ему довелось оказать Дрейфусу не только моральную поддержку - когда в 1908 году в того стреляли в Пантеоне во время захоронения праха Эмиля Золя, Поцци был первым, кто оказал раненому помощь.
Самому доктору повезло меньше.
Прошедший невредимым две войны, 13 июня 1918 года он был смертельно ранен в собственном кабинете неким Морисом Мачу. Убийца не был ревнивым мужем одной из пациенток доктора. Хотя нельзя сказать, что любовь - в самом примитивном, физиологическом смысле - не была в этой истории замешена. Дело в том, что за два года до нападения, Поцци прооперировал Мачу по поводу варикоцеле мошонки, и тот решил, что операция стала причиной его импотенции. Не добившись согласия врача на повторную операцию, Матчу выстрелил в него четыре раза и вскоре застрелился сам.
Доктор Поцци был срочно доставлен в госпиталь Астория. По воспоминаниям оперировавшего его доктора Тьери Мартеля, у него хватило самообладания, чтобы практически руководить собственной операцией: «Хлороформа не нужно, только морфин, атропин и локальная анестезия. Мне семьдесят два года, ты же
понимаешь, это не нужно объяснять. Я хочу знать как идет операция, и я помогу тебе, если нужно… Попробуй забыть, кто я, оперируй, будто я просто неизвестный солдат».
Он скончался во время операции и был похоронен на протестантском кладбище в Бержераке - в военной форме, как сам пожелал.
Робер де Монтескью так отозвался на его уход: «Никогда я не встречал человека настолько соблазнительного, всегда - улыбка, любезность, всегда был неподражаемо только лишь самим собой. Какой блестящий пример для кого-то, кто как и я предан аристократической насмешливости и ироничности, видеть постоянную улыбку человека, который мог так прекрасно ее использовать, и унес ее с собой в могилу, вместе с искусством услаждать, в котором его никто не мог превзойти!»
А портрет работы Сарджента останется у семьи доктора - его вдовы, сына Жана и дочери Екатерины. Кстати, по словам друзей Поцци, при жизни доктора он обычно стоял на мольберте под покрывалом. Тот же де Монтескью писал об этом: «…портрет нашего друга Доктора Поцци хранится накрытым, и не без причины - художник почему-то одел его полностью в красное… Вкус - это очень особенная вещь, Мистер Сарджент, великий художник, очевидно им не обладает». Утонченного денди Монтескью можно понять - кричаще-красный портрет плохо сочетался бы практически с любым тогдашним интерьером «в хорошем вкусе». Однако то, что Поцци не убирал накрытый портрет с мольберта, заставляет думать, что ему было приятно иногда снимать покрывало и смотреть на себя - молодого, гордого, великолепного.
В 1967 портрет приобрел для своей коллекции Арманд Хаммер - таким образом картина, написанная американским художником, наконец-то оказалась в Америке. Здесь она и выставляется - в Лос-Анджелесе, в музее Хаммера.