весь вечер на арене
- Надо выпить кофе, - говорю я моей прекрасной Меерзон, пережив очередной этап Семейного путешествия.
- А лучше бы и что покрепче, - говорит Меерзон - и мы идём в Обед буфет, где есть вино.
- А давайте нам вот это "Дон Кихот", - просит Меерзон. Маленький бокал. Ой, нет, большой.
- Большо-ой, - наливает юноша, - а как вы думаете - дон Кихот вино пил?
- Точно пил, - практически хором отвечаем мы, - как выпьет, да как попрёт на мельницы...
Мы пьём и треплемся, перескакивая с отторжения публикой портрета Иды Рубинштейн на неприятие публикой же первой постановки "Кармен", потом отчего-то на одного талантливого современного композитора, отлично выживающего в современных условиях и другого - более талантливого, но выживающего хреново.
- Меерзон, - говорю я, - это я тебе уже объясняла на примере Ван Гога. Очень сложно встроиться в систему, если ты не обладаешь честолюбием, обаянием и способностью лицемерить. Художников, прилично устроившихся в жизни и при этом некрасивых, неопрятных и злых на язык можно буквально по пальцам пересчитать. Ну, Микеланджело. Но у него к удачному этапу жизни уже чётко за спиной стояла пара сильно уставших от его характера ангелов, живших в режиме: - Тихо, ша, уважаемый папа римский, он совершенно случайно уронил на вас с лесов ведро извёстки...
- Что, правда ронял?
- Практически.
- Слушай, куся, - внезапно переключается Меерзон, - а почему ты всё-таки не купишь себе зимнюю куртку? Может, у тебя нет денег?
- Меерзон, у меня есть деньги, а ещё у меня есть жопа, которая не лезет ни в одну куртку. Я тебе рассказывала мою берлинскую эпопею? Так вот там я нашла магазин для больших женщин, где в самой маленькой куртке могла бы жить, как Снусмумрик в палатке! Это, конечно, подняло мне самооценку....
- Ой, дамы, простите, - говорит барышня, что-то тихо евшая за соседним столиком, - но вы такие клёвые. И это только у нас возможно - вот сразу от Микеланджело к жопам.
- Милая барышня, - говорит Меерзон, - а вы видели, сколько в его творчестве всяческих жоп? Хотя, конечно, чтобы поднимать самооценку, лучше идти смотреть Рубенса. Но вам это не нужно.
- Зачем ей поднимать самиооценку? - я рассматриваю барышню - невысокая, с удлинённым бледно-смуглым лицом, узкими плечами и мягко округлыми бёдрами, - У неё всё прекрасно, Гойя, "Маха обнажённая".
- Ксаник, ну что ты говоришь?!"
- Простите, "Одетая".
- Вы такие клёвые.
- Ага, - машет ей рукой Меерзон, - приходите к нам в музей Скрябина, мы весь вечер на манеже.
- А лучше бы и что покрепче, - говорит Меерзон - и мы идём в Обед буфет, где есть вино.
- А давайте нам вот это "Дон Кихот", - просит Меерзон. Маленький бокал. Ой, нет, большой.
- Большо-ой, - наливает юноша, - а как вы думаете - дон Кихот вино пил?
- Точно пил, - практически хором отвечаем мы, - как выпьет, да как попрёт на мельницы...
Мы пьём и треплемся, перескакивая с отторжения публикой портрета Иды Рубинштейн на неприятие публикой же первой постановки "Кармен", потом отчего-то на одного талантливого современного композитора, отлично выживающего в современных условиях и другого - более талантливого, но выживающего хреново.
- Меерзон, - говорю я, - это я тебе уже объясняла на примере Ван Гога. Очень сложно встроиться в систему, если ты не обладаешь честолюбием, обаянием и способностью лицемерить. Художников, прилично устроившихся в жизни и при этом некрасивых, неопрятных и злых на язык можно буквально по пальцам пересчитать. Ну, Микеланджело. Но у него к удачному этапу жизни уже чётко за спиной стояла пара сильно уставших от его характера ангелов, живших в режиме: - Тихо, ша, уважаемый папа римский, он совершенно случайно уронил на вас с лесов ведро извёстки...
- Что, правда ронял?
- Практически.
- Слушай, куся, - внезапно переключается Меерзон, - а почему ты всё-таки не купишь себе зимнюю куртку? Может, у тебя нет денег?
- Меерзон, у меня есть деньги, а ещё у меня есть жопа, которая не лезет ни в одну куртку. Я тебе рассказывала мою берлинскую эпопею? Так вот там я нашла магазин для больших женщин, где в самой маленькой куртке могла бы жить, как Снусмумрик в палатке! Это, конечно, подняло мне самооценку....
- Ой, дамы, простите, - говорит барышня, что-то тихо евшая за соседним столиком, - но вы такие клёвые. И это только у нас возможно - вот сразу от Микеланджело к жопам.
- Милая барышня, - говорит Меерзон, - а вы видели, сколько в его творчестве всяческих жоп? Хотя, конечно, чтобы поднимать самооценку, лучше идти смотреть Рубенса. Но вам это не нужно.
- Зачем ей поднимать самиооценку? - я рассматриваю барышню - невысокая, с удлинённым бледно-смуглым лицом, узкими плечами и мягко округлыми бёдрами, - У неё всё прекрасно, Гойя, "Маха обнажённая".
- Ксаник, ну что ты говоришь?!"
- Простите, "Одетая".
- Вы такие клёвые.
- Ага, - машет ей рукой Меерзон, - приходите к нам в музей Скрябина, мы весь вечер на манеже.