Живой//Газета "Молодой дальневосточник" N46, 15-22.11.2006 г.

Nov 21, 2013 12:25

Как относиться к тексту, который я разместил в своём журнале? Возможно, действительно, надо сказать так: герой этого рассказа рассчитался за свои грехи.

Он попал в Чечню по ошибке, а там ему сломали жизнь. И сегодня бывший зек Женя Бабушкин в свои 30 лет полный инвалид, к тому же БЕЗДОМНЫЙ"

"РАБОТАЛ В МОРГЕ? ТАКИЕ ТАМ НУЖНЫ..."

Когда он вышел по амнистии, то первым делом поехал в село Валдгейм. В последний его интернат, где и заканчивал "восьмилетку". Но как раз это меня удивило меньше всего. Он же родом из Еврейской области, из легендарной Волочаевки, которую почти не помнит, потому что с двух лет по детдомам: Комсомольск, Биробиджан, а в десяти минутах езды - Валдгейм...

Как только отца с матерью лишили за пьянку родительских прав, всех семерых детей тут же и определили на попечение государства. Причем растолкали по разным казенным домам, чтобы больше не пересекались. И все получилось. Они выросли как чужие.

Спроси сейчас, кого он помнит, с кем контачит, назовет только двоих - младшую сестру Аленку и брата Игоря. Оба теперь в Полетном, куда в свое время они вызвали мать, купив вскладчину небольшой домик, и где сам Женька был прописан по паспорту: сюда он им из Чечни писал, потом - из зоны...

Про еще двоих он ничего не знает, а про самых старших сам ничего знать не хочет. Нет обиды, нет. На что тут обижаться, если старшая сестра, которая по-хорошему могла бы заменить им мать, теперь нормально устроена и ни разу не попыталась их разыскать, хотя живет в Приморье, и на приличной должности (служит она в системе УИНа) - бывают же по жизни такие сюрпризы! Нарочно не придумаешь. Как и с братом, который во время отсидки Жени взял да и продал их дом. Благо (прости его,Господи) мать к тому времени умерла, а что младшие? Не указ. У них - свои семьи, свои углы. И с чем же останется брат Евгений? А какой он брат, он - убийца...

Так что - в Валдгейм, первым делом - в Валдгейм. К старым своим учителям, кто там из них еще жив остался? Тамара Петровна Симонова - "химичка", теперь - директор. Она его и встречала.

Я только приготовилась слушать, как съездил, чем угощали? Может, кого из знакомых встретил или хоть фотографии свои детские нашел, взял на память. Ведь ничего же не осталось, сколько я ни просила, чтобы поискал, ну а вдруг? Наверное и ночевать оставили, ведь с такой дороги, и проговорили до темна, было же о чем.

-А я всего на полчаса туда заскочил и - на автобус...

-Как на полчаса? И что, обратно в Хабаровск?

Он кивнул, а у меня не было слов.

-Да что я там со своим туберкулезом, распугал бы всех...

Сочиняет. Хотя, конечно, заработал, но не в открытой форме, без запрета на общение, за этим четко следили доктора. И очень кстати, куда же ему было - без прописки? Одна дорога - в тубдиспансер...

...А умчался он из Валдгейма совсем по другой причине. Просто Тамара Петровна с первого взгляда его не узнала. А когда узнала, стала плакать. В том Женьке Бабушкине, которого она выпускала в светлую жизнь - учиться дальше, на пчеловода, было 65 килограммов нормальной мужской комплекции, а теперь перед ней стоял изможденный мальчик, как только что из Освенцима - сорок пять килограммов живого веса: острые скулы, еле слышный голос, одного легкого нет, и одышка, и первая седина, и очки.

-Какая Чечня, почему Чечня? Ты же сирота, ты не должен был туда попасть!..

Да он же в морге служил, Тамара Петровна, в судмедэкспертизе при нашем 301-м госпитале, куда попал лечиться уже из Млечника (так именуется место расположения общевойсковой воинской части в городском районе Красная Речка г.Хабаровска.) сразу же после призыва. Что ему и зачлось:”Работал в морге? Как прикольно, значит, пойдешь в санроту. Там (имелась в виду Чечня - Авт.) такие нужны!"

И отправили туда Бабушкина в числе первых, а он даже присяги не принимал - дикая история.

"ПО ОДНОЙ ГРАНАТЕ БРОСИЛИ - И ВСЕ, К ЧЕЧНЕ ГОТОВЫ..."

Про казус с его присягой он офицерам говорил и в Мулино, когда их перебросили с Дальнего Востока под Нижний Новгород для ускоренной подготовки перед вводом в Чечню, но там решили, что Бабушкин просто дурит. Отмазку ищет.

Достали его документы, все нормально. Никаких особых отметок. А тот твердил, что обещали его на присягу забрать из госпиталя, но не забрали и, видимо, в части за него сами расписались, а он даже текста не знает. Ну-ну, сочиняй. Ври больше. Принимал ты ее, как миленький. В нашей армии не бывает такого. Да если бы?!.

Вот как в мае 1994-го призвал его, толком не обследованного, лазовский военкомат, так сразу - на Красную Речку, проходить на Млечнике курс молодого бойца, а первая же медицинская проверка показала, что у Бабушкина проблемы со зрением. Причем хроника с детства. А вдруг наркота, заподозрили и - в госпиталь, а там уже разобрались - мол, пока обследуем, выясним,, что с глазами, оперировать - нет, а ты же ходячий, вот и помогай. Таким макаром он санитаром в "медэкспертизе" и оказался.

А про Мулино? Да что говорить про Мулино? Как их готовили к большой крови - это же полный цинизм. Опытные офицеры, были среди них и афганцы, наверняка догадывались, что молодняк ожидает в Чечне, но почему-то на полигоне их тренировали, как для банальной сдачи норм ГТО: "По два раза выстрелили, по одной гранате бросили - все, готовы!.." А завтра началась война.

Бабушкина определили санинструктором в медроту 245-го полка, который прибыл на станцию Червленная в первых числах января 1995 года, потом двинулся в район Толстой Юрта, потом пошли на селение Гойты, где и расположились на территории бывшего госплемсовхоза: палатки, землянки, передвижная операционная, блок-пост. В начале был на подхвате, потом научился уколы делать и даже капельницы, ведь между рутиной - прививками, инъекциями, таблетками от головы, от зубной боли - пошла и страшная работа: ранения пулевые, травмы минно-разрывные, черепно-мозговые, ампутации. Настоящий ад.

Женя помнит, как однажды с задания не вернулась полковая разведка. Командир пошел с ним молодой, амбициозный, без четкой карты, без свежих данных, но уверенный в том, что местный народ на нашей стороне, он против Дудаева. А чеченские аксакалы намеренно завели их на старое мусульманское кладбище, а там была засада, и через недели полторы, когда всех уже "похоронили", к своим пробился только один сержант - Николай Турчинский из Приморья.

-Так и стоит он перед моими глазами, как снимает с себя бандану, а голова вся белая...

А "крышу" постепенно начинало сносить у всех, и чем спасались? Стреляли. Отрывались и на пленных, и на своих. Как-то раз "влетел" по пьяному делу и начмед Крутелев. Наши тогда взяли коньячный завод, хорошо, что это попало на Рамадан и было временное перемирие, но старлей приключений на свою голову все-таки нашел. Устроил погоню за ЗИЛом из соседнего подразделения, ему почудилось, что бойцы спирттом затариваться в медроту приезжали, одного срочника серьезно ранил. Но эту историю быстро "разрулили", начмеду замену прислали и без последствий обошлось. Списали на шальную перестрелку.

А так - офицеры да "деды" трясли их постоянно: спирт - для "местной анестизии", антидепрессанты, обезболивающие. И однажды - случилось.

Из аптечки медроты полка пропало целая партия феназепама. Может,и не хватились бы, да в соседнем артдивизионе случилось ЧП. Один солдат, по дури наглотавшись "колес", пульнул из ракетницы в своей землянке прямо в буржуйку и с сильными ожогами попал в госпиталь. Начались разборки.

А совпало это с тем, что практически вся бригада контрактников медроты полка (офицеры Москальков, Гойдюк и прапорщики Молдаван, Бобыкин, Демченко) уходила на замену. Буквально недели через две они должны были отправиться в тыл. И кому бы понравилось, когда такая подстава?!

Пошли допросы с пристрастием. Подозрение пало на молодых - на санинструкторов Зигуру, Гомзяка, Гришина - все пацаны наши, дальневосточники - и на Бабушкина. Прапоры (все прошедшие Афган, мужики мощные, матерые) и раньше-то ничем не брезговали - избить, отпрессовать, они даже собственную забаву придумали, под названием "добыча нефти" - это когда наказанному приказывали выкопать яму (по-чеченски - зиндан) с размерами 2 на 2 метра, с глубиной в семь с половиной и сажали туда, как на "губу". От нескольких часов и до двух-трех суток, было бы за что.

Ну а тут решили наказание ужесточить. Приблизить к военной обстановке: "Не признаетесь - пустим в расход и спишем на боевые потери..." и всех троих, Женька в тот момент был в соседней части, с прививками, усадили в яму. Когда он вернулся, "поговорили" и с ним: "Давал кому-нибудь феназепам?" - "Давал, два бластера, отпускал Саша Гайлицкий, аптекарь..." - "Врешь. Тот не подтверждает. И подельники твои молчат. За всех и ответишь!" Измолотили его, потом выдали ему лопату и послали яму копать - под братскую могилу.

Это было, как забудешь, 2 апреля. Погода, как на заказ: небо ясное-ясное, солнце глаза слепит до слез, - и это всё? Конец? И сейчас меня убьют, а я тут, как вол, землю копаю, чтобы они меня тут присыпали...

Больше он ни о чем не думал. Бросил лопату, бегом - к передвижному госпиталю, а там, он вспомнил, что лежал на всякий пожарный случай неиспользованный гранатомет; он схватил его - и к землянке, куда прапорщики отправились отдыхать. Часовой стоял тут же с автоматом, спал на посту. Бабушкин заскочил и дал залп, а в голове мелькнуло, что телевизор работал, и шли "Новости", и кто-то крикнул: "Мужики, это что, дудаевцы?!."

Сколько их там полегло? Кому досталось? Он не видел, не считал. Выскочил наружу, а часовой, бросив автомат, умчался в штаб. Ну вот оно и спасение. Подобрал автомат и, вспомнив, как учили в Мулино, выстрелил в себя очередью.

Целился в сердце, но пули прошли навылет, разорвав левое легкое, раздробив лопатку. И кровь хлестала так, что еле-еле успели довезти до Ханкалы, где в госпитале ему отняли две трети легкого, два ребра, собрали остатки лопатки, зашили и - в путь: Моздок, Подольск, а потом комиссовали инвалидом.

-Дурак-дурак, что же ты натворил,Бабушкин? Ты же себе всю жизнь исковеркал, - он потом долго будет вспоминать слова Саши Косенка, своего сослуживца, парня из Солнечного; он вез его бортовой машиной в Ханкалу, в первый его госпиталь, но уже не как друг, а как конвоир.

"А ДУШИ УБИЕННЫХ ТЕБЕ НЕ СНЯТСЯ?.."

За ним приедут в феврале 1996-го. В Лазовский РОВД придет бумага из ГВП следующего содержания: "Задержать Бабушкина Е.Б. за ряд преступлений, совершенных в Чечне, в том числе и за расстрел офицеров из РПГ-26, и за то, что скрылся в неизвестном направлении..."

Да не скрывался он. Комиссовали, приехал в Полетное. К своим. И ждал, когда про него вспомнят.

И пошли его этапы - от Хабаровска на Самару, от Самары на Сызрань, в Волгоград, Пятигорск, Владикавказ, потом - в Москву, в Матросскую Тишину, а там следователя увидел тлько раз. Познакомился с делом: понятно, виноват он один и во всем. Даже кражу феназепама вменили. Хотели впаять еще и наркоманию, но - забегая вперед - даже экспертиза в институте Сербского этого не подтвердила.

Почитал паказания пацанов, и тут все стало понятно: как под диктовку, одни и те же выражения, только слова временами переставлены. Никто не издевался, не угрожал убийством. Никакой "дедовщины", никаких зинданов, никакой "добычи нефти". А вот от мерзкого поступка рядового Бабушкина погиб капитан медслужбы Михаил Москальков, серьезно пострадал аптекарь Гайлицкий (ему ампутировали ступню), и все трое прапорщиков получили травмы средней тяжести.

...На суде, который состоялся в Москве в октябре 1997 года, к его клетке вдруг подошла жена капитана:

-Скажи, Женя, а за что ты Мишу убил? - ужас, и что он мог ей ответить? Что меньше всего хотел причинить зло именно Москалькову? Тот пытался остановить беспредел, ему претило и пьянство, и хамство офицерское, и был он среди них, как белая ворона. Всегда так - хорошие люди долго не живут...

После того, как она вникла в доводы следствия, прослушала все заочные показания, но очно - только прапорщика Молдавана, который сказал: "Это я-то его бил? Да вы посмотрите на меня и на этого заморыша, если бы я ударил, от него бы мокрого места не осталось. Так, легкий подзатыльник - это я мог" и потребовал взыскать с Бабушкина 1 миллион рублей морального вреда, вдова капитана Москалькова попросила суд не губить парня. Парню дали 10 лет, обвинение требовало 12 лет колонии общего режима. И пошли зоны.

...Будукан, Бира - там впервые обнаружили у него затемнение в легких, впервые стали "глушить" процесс, и на свободу он вышел потенциальным клиентом тубдиспансера, по амнистии, в марте 2004-го, не досидев до полного срока один год, 10 месяцев и 23 дня. Вышел с группой инвалидности, с заработком в одну тысячу шестьсот сорок рублей 41 копейку, с пенсией в три тысячи с небольшим и с долгами по суду: приставы требуют, чтобы он выплатил по искам воинской части, госпиталей и за судебные издержки еще 188 тысяч 716 рублей 80 копеек.

С чего? Попытался на воле работать электриком - в зоне выучился, а друзья помогли устроиться, снять комнату, но больше полугода не выдержал. Стал хиреть, пришлось сдаться докторам, а в итоге его уже 9 раз оперировали, а в хирургии краевого тубдиспансера, где он и поселился, шутят, что на нам можно докторскую степень защищать.

Узнал, что можно восстановить документы документы участника чеченских событий, чтобы выплатили "боевые", пошел к юристам, те - только за плату, поехал в Переяславку, в свой РВК, и - какя встреча: бывший замполит Млечника, который его и отправлял в Чечню, присягу не принявшего, встретил его как исповедник:

-Тебе справку? А души убиенных тебе в глаза не смотрят?..

И смотрят. И снятся. И наказал он сам себя покруче любого суда, только не вам, товарищ комиссар, за то убиваться. За вас все сделал комитет солдатских матерей: запросил Мулино, оттуда уже и справка пришла, что рядовой Бабушкин отбыл на войне 73 полных дня, и пусть Минобороны ему платит.

Чтобы приставы остались довольны.

ИРИНА ПОЛНИКОВА

3 мсд, чеченская война 1994-1996 гг.

Previous post Next post
Up