Вот
эта новость и ее тематика напомнила мне
Выход из этого напряженного положения был один - конференция. Над созывом ее Балаганов работал всю зиму. Незнакомымпередал через попадавшихся на пути внуков Маркса. И вот наконец ранней весной 1928 года почти все известные дети лейтенанта Шмидта собрались в московском трактире, у Сухаревой башни. Кворум был велик - у лейтенанта Шмидта оказалось тридцать сыновей в возрасте от 18 до 52 лет и четыре дочки, глупые, немолодые и некрасивые.
В краткой вступительной речи Балаганов выразил надежду, что братья найдут общий язык и выработают наконец конвенцию, необходимость которой диктует сама жизнь.
По проекту Балаганова весь Союз Республик следовало разбить на тридцать четыре эксплуатационных участка по числу собравшихся. Каждый участок передается в долгосрочное пользование одного дитяти. Никто из членов корпорации не имеет права переходить границы и вторгаться на чужую территорию с целью заработка.
Против новых принципов работы никто не возражал, если не считать Паниковского, который тогда уже заявил, что проживет и без конвенции. Зато при разделе страны разыгрались безобразные сцены. Высокие договаривающиеся стороны переругались в первую же минуту и уже не обращались друг к другу иначе как с добавлением бранных эпитетов.
Весь спор произошел из-за дележа участков.
Никто не хотел брать университетских центров. Никому не нужны были видавшие виды Москва, Ленинград и Харьков. Все единодушно отказывались от республики немцев Поволжья.
- А что, разве это такая плохая республика? - невинно спрашивал Балаганов. - Это, кажется, хорошее место. Немцы, как культурные люди, не могут не протянуть руку помощи!
- Знаем, знаем! - кричали разволновавшиеся дети. - У немцев возьмешь!
Видимо, не один из собравшихся сидел у недоверчивых немцев-колонистов в тюремном плену.
Очень плохой репутацией пользовались также далекие, погруженные в пески восточные области. Их обвиняли в невежестве и незнакомстве с личностью лейтенанта Шмидта.
- Нашли дураков! - визгливо кричал Паниковский. - Вы мне дайте Среднерусскую возвышенность, тогда я подпишу конвенцию.
- Как! Всю возвышенность? - язвил Балаганов. - А не дать ли тебе еще Мелитополь в придачу? Или Бобруйск?
При слове "Бобруйск" собрание болезненно застонало. Все соглашались ехать в Бобруйск хоть сейчас. Бобруйск считался прекрасным, высококультурным местом.
- Ну, не всю возвышенность, - настаивал жадный Паниковский, - хотя бы половину! Я, наконец, семейный человек, у меня две семьи!
Но ему не дали и половины.
После долгих криков решено было делить участки по жребию. Были нарезаны тридцать четыре бумажки, и на каждую из них нанесено географическое название. Плодородный Курск и сомнительный Херсон, мало разработанный Минусинск и почти безнадежный Ашхабад, Киев, Петрозаводск и Чита, - все республики, все области лежали в чьей-то заячьей шапке с наушниками и ждали хозяев.
Веселые возгласы, глухие стоны и грязные ругательства сопровождали жеребьевку.
Злая звезда Паниковского оказала свое влияние на исход дела. Ему досталась бесплодная и мстительная республика немцев Поволжья. Он присоединился к конвенции вне себя от злости.
- Я поеду! - кричал он. - Но предупреждаю, если немцы плохо ко мне отнесутся, я конвенцию нарушу, я перейду границу.
Балаганов, которому достался золотой Арбатовский участок, примыкавший к Республике Немцев, встревожился и тогда же заявил, что нарушения эксплуатационных норм не потерпит.
Так или иначе, дело было упорядочено, после чего тридцать сыновей и четыре дочери лейтенанта Шмидта выехали в свои районы, на работу.
И мне кажется, что господам-товарищам пора тянуть бумажки, которые переигрывать раз в 10-15 лет, с возможностью торговать квотами в рамках своих бумажек. Иначе - нет шансов на цены, устраивающие всех.