Однажды в середине гусиной стаи одна продвинутая мужественная гусыня решила научить гусей говорить «гуси, гуси, га-га-га» только по-гусиному и люто ненавидеть страусов.
С чего бы такое озарение, объяснить нормальной птице было бы сложно - ведь до страусиного стада тогда было тысяча километров, а гуси вокруг «га-га-га» и так на своём говорили. Да и не гусыня это была вообще, а утка, мимикрирующая под гусыню… Но была она тогда ещё и членом
Коллективного Перьевого Союза Страусов (КПСС) - возможно, что какой-нибудь страус и лягнул случайно её по головке.
Но нормальных, как известно, у нас весьма мало, и значительная часть окружающих стала воспринимать утку, как пророчицу, образец неимоверной мудрости и храбрости, и вот, когда она много лет спустя погибает, вполне возможна её канонизация и появление новой иконы «Свята Розмовниця». Ну, тут ничего удивительного нет: ведь в наше время сколько уже в разных странах на иконах таких деятелей - даже прижизненно.
Хотя, если перейти из сказки в реальность, так и не могу понять: в чём, действительно, героизм и уникальность некой дамы с «щиро українським прізвищем Фаріон»? Ну, экскоммунистами и коммунистками земля наша пока не обеднела. Смелость пропагандировать украинские имена в 100% украинской среде? Так ещё б можно было бы что-то понимать, смени она собственное еврейское на украинское. О истинном мужестве можно было говорить, вспоминая хотя бы того же Свистунова, имевшего смелость в своё время бороться за своё право говорить на родном языке и где - во Львове! Да вот только страусы тогда из основного соседнего стада его не поддержали, спрятав головы в песок.
О языке. В детстве и юности в моём трущобном советском квартале «Стандартка» (и действительно - таком стандартном для этой страны) слышал я и русский язык, и українську мову, и идиш, и даже польский… Но никому и в голову не приходило затыкать рот польским старушкам или запрещать Риве Боруховне бранить бендюжника дядю Бенчика на идиш. Возможно оттого, что каких-то партийно-фарионных «членов» у нас было раз, два - и обчёлся. А от чекистов вообще Бог миловал…
Одной з первых моих книжек был сборник переведенных с идиш стихов Квитко (в начале 50х расстрелянного). В дальнейшем ввиду обилия книг на украинском языке читал я и «Незнайку» и «Робінзона» (в переводе с русского), романы Старицького и украинских фантастов, и переводы фантастов зарубежных в журнале «Всесвіт», и замечательные стихи Котляревского, Тараса Шевченко, Леси Украинки… Без проблем.
Но вот уже значительно позже попался мне в руке украинский перевод , кажись «Маленького принца» Экзюпери, и тут мой двуязычный интеллект заскрипел и стал давать перебои. Это был уже не привычный, родной с детства наш полтавский диалект Шевченко и Котляревского, и даже не подольский моего прапрапрадеда Кармелюка, а что-то прозападное, с кучей заимствований и даже с иным построением предложений, типа I am, He is…
Тогда при поступлении в институт ходил у нас анекдот о двух подружках - абитуриентках.
- Ты почему не поступила? Бо в мене не є бали! А ты?
- А в мене є бали, тільки по конкурсу не пройшла!
И это хотели и хотят мне навязать всякие экспартийные фарионши? Нет, я не против любых диалектов, но не нужно же мне навязывать чужое и запрещать своё, родное и привычное с детства!
И касательно убийства. Не знаю, кто когда и зачем, но «святые» и «герои» нужны в обязательном порядке всем идеологическим и властным структурам, вплоть до Трампа с простреленным ухом. Это мы и по советским временам знаем, и Хорстов Веселей в рейхе, и нынешних Шаманов… И приходит на ум один забытый рассказ - Ярослава Гашека, если не ошибаюсь.
Там о продвинутом миссионере, отыскавшем в далёких степях Монголии одинокого идолопоклонника, пасшего стада овец, и обращавшем его в «истинную веру». Тот имел своё божество, вытесанное из деревянной чурки, которому он благодарно мазал губы кровью в случае успеха - и стегал прутом в случае неудачи. Особенно повлияло на новообращённого обещание помощи в жизни от святых, к которым он обратился бы своей молитвой. Он только поинтересовался, как они стали святыми, и получил ответ, что через мученичество, чем остался очень доволен.
Вот он ночью и медленно перерезал глотку миссионеру, зарыл рядом с юртой, украсил могилу разноцветными ленточками, а гостям гордо объяснял, что теперь-то и у него есть собственный святой, который будет ему во всём помогать.