постгранадское, наконец-то
На второй неделе карабканий по разломленному гранату
Альбайсина внутри поселяется беспрерывно тикающий компáс.
Что ж, спасибо миру за "три" и "десять", за то, что хранит Гранаду,
её белое, синее, плиты и плиточки, камни и камешки, ¿y qué más?
Что ещё тебе нужно для счастья? Стучи уверенней и ровнее,
слушай ритм (благо, здесь он повсюду), больше впахивай каблуком.
Al principio, снова и снова, пока тело не онемеет -
и начнёт говорить живым человеческим языком.
Безъязыко внимай рассказам про tientos, tarantos и alegrias,
их аккордам, прилаживай руки, пахнущие от самокруток как тот хамон,
попадай в un dos tres до двенадцати, чтобы между ладонями заискрилось,
как в тебя перебором своим озорным попадает он.
О, как он попадает, сам не зная о том, наверно,
прямо в косточку - минус-косточку - безнадёжной твоей тоски
по дуэту (пускай твоя партия - сеткою быть размерной)
и по деланьем упоению, соединяющему куски.
Эта магия длится от силы то пару тактов,
но наполненных всем, в том числе и космической пустотой.
И потом, после "hasta mañana" тоскливо и странно как-то
возвращаться к реальности менее сложной и более непростой.
Но бесшумно приходит ещё один дивный февральский вечер.
Очертанья Гранады и все эти линии мощной лорковской простоты,
растушёвываясь, обрастают звуком и запахом человечьим,
и нежадно куря (после казни как будто), это всё предвкушаешь ты.
Предвкушаешь заслуженный, оттого неизбежно прекрасный ужин.
Но намеренно медлишь и бродишь из улицы в улицу в обмороке почти,
словно миг (и процесс) насыщенья отнюдь не настолько нужен,
как вот это вот чувство, что всё только может произойти.
Вероятно, дуэт или деланье тоже могли б случиться,
если сесть наконец за столик и не думая заказать.
Но голодным урчаниям, если они не в желудке, нужно ещё учиться.
Небо в звёздах, давно перетёрлась верёвка, но не двигается коза.
Широко и стеклянно взирая на каждую из испаний,
она в каждой стоит на макушке холма, не поросшего даже быльём,
и упрямо находит на выжженных склонах соцветия досвиданий.
Спит Гранада, и где-то над San Gregorio сонно гудит машина, стирающая бельё.