блины
Кто никогда не бывал в Париже утром, кто никогда не пробовал устриц, и не перекусывал золотым зубом медную проволоку, тот не может считаться проживающим жизнь не напрасно. Да, все утра мира одинаково тошнотворны - но утро каждого города мира превосходно по-своему.
- Утро в Париже, - учит нас вся классика мировой культуры, - это звон калёного клинка и острый вкус рубинового вина, это тысяча чертей и обжигающие объятия.
- Утро во рту, - сипит ей в ответ зловонным палиндромом культура современная, циничная и злая, - это мост менял, это гулкое эхо необратимых переходов, это сифилис и пидороституция по щиколотку.
- В утреннем сыром тумане, вдоль-по Елисейскому по полю, мимо Лувра с ПерЛаШезом, промеж нетрезвых туристасов, средь ласково мерцающих облачно-голубых незабудок, солнечных хризантем и лилово-розовых пелоток парит, порхая, стратофагус Антуана-де-Цент-Экзюпери, - вот в этом они, культуры, сойдутся.
Мы же развернёмся и пойдём восвояси - чтобы пройтись - наедине с его утром!
Здесь дворник сбивает с ритма весь квартал, здесь ангел с мостов бросается ниц, а горгулии и черти взирают на паству свою с собора Нашей Матери под пение паяцев. Тут веками журчат хмурые воды Сены, и развевается медовый запах пекомых во всяком кирпичном закутке круассанов со взбитыми сливками, переливается малиново-медный бой механических будильников из наполненных ахами и вздохами опочивален аборигенов.
Они, конечно не бросят ни слова о том, что же по сути своей есть оно, это самое, неуловимое утро Парижа. Но они намекнут, и слова будут заброшены в пыльный угол подобно рейтузам и кальсонам в алькове влюблённых! Ибо окажутся столь же излишни и неуместны.
Отмерь тёплого шёпота Карлы Бруни, приправь его морозящим фальцетом Милены Фармер, взбей на яйцах Саркози, поперчи харизмой Жана-Поля Бельмондо и жарь на медленном огне Моники Белуччи - таков лишь самый первый рецепт здешней кулинарии (а ингридиентов и суппозиторий тысячи и тысячи, и только формулы комбинаторики способны удержать галоп возможных композиций).
Итак, вдыхайте - розово-пелотковые ароматы, пар свежеокроплённых булыжных мостовых - и не выдыхайте! Держитесь, сколько есть души - и если кто после упрекнёт вас в несознательности или чрезмерной умиротворённости - рассмейтесь ему в лицо, величественно и громогласно, как Д'Артаньян перед орденом Тамплиеров - и да сметёт этого пошлого суетливого бездаря свежим бризом и пассатом великого города!
Пусть он бежит, пускай ломает голову, нехай совершает взятие Бастилии и восхождение по прутьям Эйфелевой башни, и скупает дрожащими пальцами хрустящие дымящиеся круассаны - он никогда не ощутит Дыханья Пробуждающегося Парижу. Пожалеем же его, он мелок и смешон.
Мы же посетим все парки, выставки и меморандумы, пирамиды и анфилады чуть погодя, когда стихнет скрежет восхода, когда побегут эритроциты по артериям, венам и капиллярам, когда город соизволит проснуться, отзавтракать, пописать и заполировать зубы. Тогда он будет готов нас принять - но ещё не теперь, не теперь. Не с утра.
А сегодня с утра у нас блины.