Как возможна социология сновидений?
Два года я уже пытаюсь довести до удобоваримого состояния идею «Социологии сновидений». Началось все, разумеется, с текста Фуко (там, где «онейрические сновидения» приобретают что-то вроде онтологического статуса) и со статьи Бинсвангера (где сновидения тоже де-психологизируются, но несколько иным, экзистенциалистским способом), а потом стало просто любопытно поместить этот тезис в контекст Джемсовско-Бергсоновско-Шюцевского «континуума миров». «Миры» в этой схеме располагаются на шкале от «плана сновидений» до «плана повседневной жизни», тогда как иные области реальности - мир научной теории, мир душевной болезни, мир компьютерной игры - занимают разные положения в данной иерархии.
Так вот: все шюцевские «области конечных значений» (и игра, и теория, и театральное представление) легко становятся предметом социологического осмысления. Но не сновидение! Вот до этой, самой крайней точки континуума, исследование не доходит. Не очень ясно как сделать содержание сна доступным социологическому языку описаний. Притом, что отсылка к опыту сновидца есть практически у всех релевантных для социологии повседневности авторов - у Шюца, у Гофмана, у Бейтсона, у Бергсона, у Уорнера. Социология сновидений оказывается обратной стороной социологии повседневности, как социология невежества Штейнзальца и Функенштейна - это обратная сторона социологии знания.
Какой должна быть аксиоматика социологии сновидений?
1). Базовым концептом этой области знания следует признать «опыт сновидения». Это априорно опыт социальный (см. Шюц). Опыт сновидения не является чистым бурлением «внутренней» психической жизни. Он рядоположен социальному опыту, приобретаемому в мирах повседневности, игры, эстетического или религиозного переживания.
2). Несмотря на это рядоположение, опыт сна обладает своей мерой автономии и нетранзитивности: сновидение - замкнутый «порядок существования». Это значит, что происходящее во сне не следует рассматривать как «проявление», «симптом», «явленность» или «символ» чего-то, что находится вне мира сна - в психике сновидца, в повседневной жизни или в какой-то внешней трансцендентной реальности мировых архетипов (а ля Юнг).
3). При этом к опыту сновидения применимо гофмановское понятие транспонирования. То есть, в него могут «переключаться» фрагменты и события, прожитые в других областях реальности. Во сне появляются персонажи из «жизни», но и события сна далее транспонируемы в другие системы координат (преимущественно, «игровые» - кино, живопись, игры).
Теперь мы вправе сделать промежуточные выводы и поставить ряд вопросов:
Каков статус Сновидца? Предположительно, этот статус может быть рассмотрен по аналогии со статусом Наблюдателя в мире повседневности. Он наблюдает, осмысливает увиденное, фрагментирует и соотносит осмысленное с другими кусками опыта благодаря посредничеству памяти. (Это посредничество - и вообще участие памяти во фреймировании опыта сновидения - нуждается в особом анализе.) Тогда следующий вопрос: уместно ли здесь различие между Наблюдателем (который из окна смотрит за тем как угоняют соседскую машину) и Зрителем (которому на сцене театра показывают сцену угона). И к кому из них ближе Сновидец? Разница здесь, прежде всего, в степени нарративизации: сценическое представление более нарративно, чем реальный угон. Сон - ближе представлению или «реальности»? (Моя гипотеза: представлению. Сон - это нарратив до всякого нарратива. Он изначально пронизан повествовательностью.)
И другой вопрос: можно ли говорить об элементарном составе опыта сновидения, как мы говорим об элементарном составе опыта повседневности? То есть, можно ли ввести концепт «событие сновидения» и анализировать эти события на предмет их логической конструкции, смыслового содержания, пространственно-временной определенности, сигнификативных связей?
Вот такие мысли лезу в голову от долгого сидения в «поле»…