* * *
Год назад все было точно так же. То солнце, то снег и слякоть. Зак приезжал, я ехала его встречать в условленную точку, он всегда опаздывал - тогда я еще не знала, какое оно растяжимое, африканское понятие времени. На самом деле он был очень обязательный и пунктуальный - до определенного предела. Например, когда я работала в городе и он совмещал свой обед с моим, чтобы посидеть вместе в кафешке, он всегда приходил чуть раньше и ждал меня. А в Шатоге постоянно опаздывал и еще ухитрялся заблудиться. И тогда я наспех натягивала куртку-бомбер и ехала за ним, в старых камуфляжных штанах и тяжелых ботинках. "Ma commando russe," - смеялся он.
Он любил, когда я носила каблуки. Мы поднимались по лестнице, я впереди, и я чувствовала его взгляд на своих ногах. Чувствовала так отчетливо, что начинала запинаться. А он вдруг говорил, что ему очень нравятся мои ботиночки и эти каблуки. "С'est... c'est tellement poétique." Он не мог знать марку моей обуви, но, как всегда, умел угадать нужное слово - это были Poetic Licence.
Он каждый раз что-нибудь забывал у меня - кофту, браслет, шляпу... Со шляпой я сбегала вниз, растрепанная и совсем не поэтичная, было вот такое же утро, серое, с выпавшим за ночь тающим снегом, а он улыбался, и я чувствовала себя самой прекрасной на свете. Браслет я потом сама отвезла ему при случае. А кофта - про нее он смеялся: "Да ладно! Это я помечаю территорию."
Она до сих пор лежит на краю моего комода. Моя территория до сих пор носит его метку. Прошлой весной я, глядя на нее, думала, что пока она лежит там, это как знак, что он всегда будет возвращаться.
Он любил, когда я носила каблуки. Мы поднимались по лестнице, я впереди, и я чувствовала его взгляд на своих ногах. Чувствовала так отчетливо, что начинала запинаться. А он вдруг говорил, что ему очень нравятся мои ботиночки и эти каблуки. "С'est... c'est tellement poétique." Он не мог знать марку моей обуви, но, как всегда, умел угадать нужное слово - это были Poetic Licence.
Он каждый раз что-нибудь забывал у меня - кофту, браслет, шляпу... Со шляпой я сбегала вниз, растрепанная и совсем не поэтичная, было вот такое же утро, серое, с выпавшим за ночь тающим снегом, а он улыбался, и я чувствовала себя самой прекрасной на свете. Браслет я потом сама отвезла ему при случае. А кофта - про нее он смеялся: "Да ладно! Это я помечаю территорию."
Она до сих пор лежит на краю моего комода. Моя территория до сих пор носит его метку. Прошлой весной я, глядя на нее, думала, что пока она лежит там, это как знак, что он всегда будет возвращаться.