1905 год
Знаете, наверное, первый раз после ролевой игры так сложно писать.
И первый раз хочется столь много писать, столь много говорить, столь много думать о том, что было и чего не было.
Передо мной лежит сейчас на рабочем столе книга.
Савинков Б.В. "То, чего не было".
И все мысли мои ровно о том, чего не было.
А вот почему именно не было, я прямо здесь и сейчас не хочу говорить. С кем-то уже обсуждал это после игры, кому-то это просто не интересно, да и на конструктив сейчас я, наверное, слабо способен.
Можно винить себя, мастеров, других игроков, судьбу. Можно, но не хочется.
Обидно другое: когда у тебя есть Мечта (без муки и метода, но мечта), мечта, идущая с возраста лет так пятнадцати, наверное. С того времени ещё, когда я даже и не догадывался о том, что есть такие вот ролевые игры. Мечта, казавшаяся тогда вообще неосуществимой - побыть, хотя бы чуть-чуть, одним конкретным человеком, родившимся больше чем за сто лет до меня...
Когда я получил роль Савинкова на игре "1905", я понял, что невозможное становится порой возможным.
Я конструктивно работал над этой игрой почти год. Продумывал до мелочей персонажа, собирал команду, придумывал планы действий при абсолютно различных ситуацией. Я делился всем этим с людьми, поверившими мне, мы вместе словно бы писали своё маленькое стихотворение внутри большой Поэмы, разворачивающей листы своих страниц вокруг.
За время подготовки к игре имена, чужие даже для большинства интересующихся историей людей (такие, например, как Татьяна Леонтьева, Мария Беневская, Илья Фондаминский и.т.д.), стали для меня родными и близкими настолько, что эти люди, столь далёкие, уже почти скрывшиеся за завесой времени, предстают перед моими глазами, будто мои ныне живущие хорошие друзья, о которых я могу рассказать всё, что угодно. Что уж говорить про тех людей, которых и вовсе никогда не было на свете, но которые появились при подготовке к игре усилиями моих друзей.
И всё это рухнуло как карточный домик. Не по моей вине - тогда я бы казнил себя ежесекундно, но не писал бы всего этого - залажал - значит залажал. Всё случилось так, как случилось под воздействием внешних для меня внутриигровых обстоятельств непреодолимой силы, выходящих, на мой взгляд, за пределы игровой этики.
Сейчас я пишу не о том, что мне как игроку жалко, что не получилось революции. Она могла выйти или нет, быть успешной или задушенной - всё могло бы дать красоту сюжета и истории.
Сейчас я пишу не о том, насколько успешной была деятельность партии эсеров, не о том, лишними или нет её четверостишия оказались в большой Поэме и почему вышло всё именно так.
Сейчас я до предела эгоистичен.
Я пишу о себе. Ещё о тех, с кем вместе мы делали это дело. Потому что я не успел додать им своего внимания, своей любви и заботы, да вообще всего того, что планировал. Не дал им и возможного конфликта с собой. И не потому что я был плох, а потому что всё, что было можно закончилось через четырнадцать часов, из которых пять ушло на сон. То, что было в Маньчжурии - это уже, конечно, горькая бормотуха после двадцатилетнего виски.
Вчера было так плохо, что хотелось раз и навсегда закончить с ролевыми играми: слишком я порой тяжело эмоционально переживаю всё это. Сейчас просто плохо. Хочется общаться с дорогими людьми и пить...Наверное, впервые, касательно ролевых игр, хочется взять и провернуть всё обратно - то есть я и все остальные "мои" на тех же ролях, тот же сюжет, но без тех внешних обстоятельств, что были сильнее нас.
Так плохо, наверное, ещё и из-за того, что я нарушил свой принцип: не играть людей, похожих на меня в жизни.
Здесь же я играл человека, чьи рефлексии, сомнения, идеи и взгляды были по большей части моими, причём глубоко личными и внутренними, настолько, что я боюсь вытаскивать их наружу. Я играл в ту идею и метод, которым я следовал бы, родись я на сто лет раньше. Я играл в то, чем я хотел бы быть здесь и сейчас, если бы был смелее, самоотверженнее, честнее с самим собой, чем я есть.
Я бы душу отдал за игру по революционным событиям и партиям России того времени, игру любого формата, если бы была возможность сыграть то, что не сыгралось здесь. Я бы отдал больше чем душу, если б можно было бы сыграть ещё и с теми, с кем здесь.
Наверное, в силу той школы ролевых игр, из которой вышел и в которой сложился как игрок, в тех случаях, когда я еду на игру по конкретному литературному произведению или историческим событиям для меня идеалом является не альтернативная версия, а максимальное приближение всего, что было на игре, к тому, что было в источнике. В идеале должно всё идти вообще точь в точь.
Сейчас я закрываю глаза и вижу то немногое, что всё-таки было.
Вижу улицы ночного Петербурга, холодную воду осенних каналов, руку и глаза родного, но столь далёкого человека и нелепые, свои, но чужие слова с таким трудом рвущиеся наружу.
Вижу нашу квартиру, разговоры о всём и ни о чём в течении половины ночи, слышу стихи и звон бокалов.
Вижу Богом забытую маньчжурскую деревеньку, где в предрождественскую ночь три метущиеся души, три одиноких человека, двое из которых называют себя "товарищами", а одна - просто хорошая честная юная девушка пьют шампанское, говорят о всём так, будто бы нет для них никого ближе и роднее.
Это было.
А больше ничего не было...
И первый раз хочется столь много писать, столь много говорить, столь много думать о том, что было и чего не было.
Передо мной лежит сейчас на рабочем столе книга.
Савинков Б.В. "То, чего не было".
И все мысли мои ровно о том, чего не было.
А вот почему именно не было, я прямо здесь и сейчас не хочу говорить. С кем-то уже обсуждал это после игры, кому-то это просто не интересно, да и на конструктив сейчас я, наверное, слабо способен.
Можно винить себя, мастеров, других игроков, судьбу. Можно, но не хочется.
Обидно другое: когда у тебя есть Мечта (без муки и метода, но мечта), мечта, идущая с возраста лет так пятнадцати, наверное. С того времени ещё, когда я даже и не догадывался о том, что есть такие вот ролевые игры. Мечта, казавшаяся тогда вообще неосуществимой - побыть, хотя бы чуть-чуть, одним конкретным человеком, родившимся больше чем за сто лет до меня...
Когда я получил роль Савинкова на игре "1905", я понял, что невозможное становится порой возможным.
Я конструктивно работал над этой игрой почти год. Продумывал до мелочей персонажа, собирал команду, придумывал планы действий при абсолютно различных ситуацией. Я делился всем этим с людьми, поверившими мне, мы вместе словно бы писали своё маленькое стихотворение внутри большой Поэмы, разворачивающей листы своих страниц вокруг.
За время подготовки к игре имена, чужие даже для большинства интересующихся историей людей (такие, например, как Татьяна Леонтьева, Мария Беневская, Илья Фондаминский и.т.д.), стали для меня родными и близкими настолько, что эти люди, столь далёкие, уже почти скрывшиеся за завесой времени, предстают перед моими глазами, будто мои ныне живущие хорошие друзья, о которых я могу рассказать всё, что угодно. Что уж говорить про тех людей, которых и вовсе никогда не было на свете, но которые появились при подготовке к игре усилиями моих друзей.
И всё это рухнуло как карточный домик. Не по моей вине - тогда я бы казнил себя ежесекундно, но не писал бы всего этого - залажал - значит залажал. Всё случилось так, как случилось под воздействием внешних для меня внутриигровых обстоятельств непреодолимой силы, выходящих, на мой взгляд, за пределы игровой этики.
Сейчас я пишу не о том, что мне как игроку жалко, что не получилось революции. Она могла выйти или нет, быть успешной или задушенной - всё могло бы дать красоту сюжета и истории.
Сейчас я пишу не о том, насколько успешной была деятельность партии эсеров, не о том, лишними или нет её четверостишия оказались в большой Поэме и почему вышло всё именно так.
Сейчас я до предела эгоистичен.
Я пишу о себе. Ещё о тех, с кем вместе мы делали это дело. Потому что я не успел додать им своего внимания, своей любви и заботы, да вообще всего того, что планировал. Не дал им и возможного конфликта с собой. И не потому что я был плох, а потому что всё, что было можно закончилось через четырнадцать часов, из которых пять ушло на сон. То, что было в Маньчжурии - это уже, конечно, горькая бормотуха после двадцатилетнего виски.
Вчера было так плохо, что хотелось раз и навсегда закончить с ролевыми играми: слишком я порой тяжело эмоционально переживаю всё это. Сейчас просто плохо. Хочется общаться с дорогими людьми и пить...Наверное, впервые, касательно ролевых игр, хочется взять и провернуть всё обратно - то есть я и все остальные "мои" на тех же ролях, тот же сюжет, но без тех внешних обстоятельств, что были сильнее нас.
Так плохо, наверное, ещё и из-за того, что я нарушил свой принцип: не играть людей, похожих на меня в жизни.
Здесь же я играл человека, чьи рефлексии, сомнения, идеи и взгляды были по большей части моими, причём глубоко личными и внутренними, настолько, что я боюсь вытаскивать их наружу. Я играл в ту идею и метод, которым я следовал бы, родись я на сто лет раньше. Я играл в то, чем я хотел бы быть здесь и сейчас, если бы был смелее, самоотверженнее, честнее с самим собой, чем я есть.
Я бы душу отдал за игру по революционным событиям и партиям России того времени, игру любого формата, если бы была возможность сыграть то, что не сыгралось здесь. Я бы отдал больше чем душу, если б можно было бы сыграть ещё и с теми, с кем здесь.
Наверное, в силу той школы ролевых игр, из которой вышел и в которой сложился как игрок, в тех случаях, когда я еду на игру по конкретному литературному произведению или историческим событиям для меня идеалом является не альтернативная версия, а максимальное приближение всего, что было на игре, к тому, что было в источнике. В идеале должно всё идти вообще точь в точь.
Сейчас я закрываю глаза и вижу то немногое, что всё-таки было.
Вижу улицы ночного Петербурга, холодную воду осенних каналов, руку и глаза родного, но столь далёкого человека и нелепые, свои, но чужие слова с таким трудом рвущиеся наружу.
Вижу нашу квартиру, разговоры о всём и ни о чём в течении половины ночи, слышу стихи и звон бокалов.
Вижу Богом забытую маньчжурскую деревеньку, где в предрождественскую ночь три метущиеся души, три одиноких человека, двое из которых называют себя "товарищами", а одна - просто хорошая честная юная девушка пьют шампанское, говорят о всём так, будто бы нет для них никого ближе и роднее.
Это было.
А больше ничего не было...