Мое почтение
Известный раввин пришел на лечение в сопровождении жены, сына и любимого ученика. Пациенту было далеко за 80. Он был бы чудесной моделью для Рембрандта. Благородное, умное, печальное еврейское лицо. Серебряная борода. Под черной шляпой и ермолкой аккуратно постриженные седые волосы. Ему предстоял нелегкий и довольно длинный 
сеанс радиохирургии. Мы собирались уничтожить облучением два очень маленьких метастаза в мозгу у знатока торы и толкователя талмуда. Сын - сам почтенный седобородый пожилой человек помог отцу улечься на наше не очень удобное ложе. Ученик - симпатичный парень лет двадцати пяти, помогал помогать.
Такое лечение должно заменять операцию. При этом избегая всех неприятностей и опасностей хирургии. Поэтому оно обязано быть исключительно точным. Голова и шея пациента располагаются на специальном, для него вылепленном, удобном держателе. Сетчатая пластиковая маска плотно прилегает к лицу, защелкиваясь на держателе. Все это окружено множеством датчиков, позволяющих приборам и техникам следить за тем, что фотоны попадают именно в запланированное место. Если по какой-то причине положение головы изменяется хотя бы на полмилиметра, облучение автоматически прекращается и только после целой серии снимков и смещений подвижной кушетки, на которой лежит больной, снова возобновляется.
Мы начали в четыре. Все шло очень благополучно. Первая половина прошла почти без сбоев. Рав только иногда чуть всплескивал кистями рук, вероятно размышляя о чем-то, вызывающем у
него сомнения. Но он явно уставал. Руки стали подниматься все выше. Каждое движение останавливало лечение и возвращало назад на много минут. По внутренней связи техники умоляли не двигаться, обещали закончить очень скоро, время тянулось, как резина. Ничего нельзя было сделать. Старик устал, жаловался, что ему тяжело, просил отпустить на волю. Мы ринулись к семье. Тут оказалось, что почтенный раввин не совсем в себе. Сын его объяснил, что отец быстро забывает, о чем ему говорили минуту назад. И вообще разум его уже не вполне контактирует с миром. Мы освободили раввина от маски, посадили и дали передохнуть. Врач, жена, сын и любимый ученик Ихезкиель обступили его и уговорили снова лечь и продолжить процесс. Договорились, что ученик будет с ним все время разговаривать. И вот ради этого разговора я и затеяла рассказывать вам эту длинную и довольно печальную историю. Парень не сводил глаз с экрана и говорил: "Сейчас рав лежит прекрасно. Рав поднимает руку! Раву не стоит поднимать руку! Почтенному раву лучше опустить руку!! Лучше не поднимать руку!!! Вот! Вот так гораздо лучше. Раву стоит лежать без движений. Не стоит! Не стоит поднимать руки!!! Теперь гораздо лучше. Так мы очень быстро кончим. Раву не стоит двигаться!
Доктор сказал мне, чтобы я передал раву, что ему запрещено двигаться. Ему нельзя! Это не я. Это доктор. Почтенный рав всегда учил нас, что мы все должны выполнять распоряжения врача. Мы почти кончили. Я начинаю считать. Я обещаю, мы закончим, пока я буду считать до шестидесяти. Один... два... раву не стоит! три..."
И когда он досчитал до шестидесяти, мы действительно закончили это, казавшееся совершенно безнадежным дело. На часах было шесть.
А вы мне толкуете про Конфуция
сеанс радиохирургии. Мы собирались уничтожить облучением два очень маленьких метастаза в мозгу у знатока торы и толкователя талмуда. Сын - сам почтенный седобородый пожилой человек помог отцу улечься на наше не очень удобное ложе. Ученик - симпатичный парень лет двадцати пяти, помогал помогать.
Такое лечение должно заменять операцию. При этом избегая всех неприятностей и опасностей хирургии. Поэтому оно обязано быть исключительно точным. Голова и шея пациента располагаются на специальном, для него вылепленном, удобном держателе. Сетчатая пластиковая маска плотно прилегает к лицу, защелкиваясь на держателе. Все это окружено множеством датчиков, позволяющих приборам и техникам следить за тем, что фотоны попадают именно в запланированное место. Если по какой-то причине положение головы изменяется хотя бы на полмилиметра, облучение автоматически прекращается и только после целой серии снимков и смещений подвижной кушетки, на которой лежит больной, снова возобновляется.
Мы начали в четыре. Все шло очень благополучно. Первая половина прошла почти без сбоев. Рав только иногда чуть всплескивал кистями рук, вероятно размышляя о чем-то, вызывающем у
него сомнения. Но он явно уставал. Руки стали подниматься все выше. Каждое движение останавливало лечение и возвращало назад на много минут. По внутренней связи техники умоляли не двигаться, обещали закончить очень скоро, время тянулось, как резина. Ничего нельзя было сделать. Старик устал, жаловался, что ему тяжело, просил отпустить на волю. Мы ринулись к семье. Тут оказалось, что почтенный раввин не совсем в себе. Сын его объяснил, что отец быстро забывает, о чем ему говорили минуту назад. И вообще разум его уже не вполне контактирует с миром. Мы освободили раввина от маски, посадили и дали передохнуть. Врач, жена, сын и любимый ученик Ихезкиель обступили его и уговорили снова лечь и продолжить процесс. Договорились, что ученик будет с ним все время разговаривать. И вот ради этого разговора я и затеяла рассказывать вам эту длинную и довольно печальную историю. Парень не сводил глаз с экрана и говорил: "Сейчас рав лежит прекрасно. Рав поднимает руку! Раву не стоит поднимать руку! Почтенному раву лучше опустить руку!! Лучше не поднимать руку!!! Вот! Вот так гораздо лучше. Раву стоит лежать без движений. Не стоит! Не стоит поднимать руки!!! Теперь гораздо лучше. Так мы очень быстро кончим. Раву не стоит двигаться!
Доктор сказал мне, чтобы я передал раву, что ему запрещено двигаться. Ему нельзя! Это не я. Это доктор. Почтенный рав всегда учил нас, что мы все должны выполнять распоряжения врача. Мы почти кончили. Я начинаю считать. Я обещаю, мы закончим, пока я буду считать до шестидесяти. Один... два... раву не стоит! три..."
И когда он досчитал до шестидесяти, мы действительно закончили это, казавшееся совершенно безнадежным дело. На часах было шесть.
А вы мне толкуете про Конфуция