Предисловие к книге "Разговоры в рабочее время"
Первую половину своей жизни я провела за письменным столом в комнате на четверых. Формулы, расчеты, программы, кандидатские минимумы, заседания Ученого совета - вот, что наполняло нашу жизнь. Тот, кто защитил диссертацию, переходил в комнату на двоих, а его место за столом занимал новичок, недавно окончивший университет. Все мы были молоды, образованы, бедны и, в сущности, вполне благополучны. Что могло случиться? Можно было поссориться с мужем, получить выговор от начальника. У ребенка могла быть ангина, или резались зубки. Однажды, сорвалась защита, потому что один из членов Ученого совета уехал в деревню на похороны тетки. Диссертант ужасно переживал, и мы все сочувствовали ему, примеряя такое несчастье на себя.
До моей защиты так и не дошло.
Мы жили нашими частными делами, не подозревая, что у Истоии на нас свои виды. Мою семью подхватила высокая и неожиданная (как всегда) волна нового переселения народов, и мы, не успев очухаться, оказались в маленькой жаркой стране, где чиновники были нерадивы, добродушны и смешливы, люди говорили на незнакомом языке, все пили воду с малиновым сиропом, и горожане охотно раздавали новоприбывшим ставшую ненужной мебель и домашнюю утварь.
Первую ветхую тахту мы привезли к себе домой на повозке, запряженной старенькой унылой лошадкой. Извозчик был тоже очень стар и говорил на каком-то дореволюционном русском языке. Рассказал нам, что его старший сын живет в Роттердаме и владеет фирмой по торговле бриллиантами.
Тогда мы почувствовали, что жизнь интереснее, сложнее и многообразнее, чем нам представлялось пока мы сидели в своих научно-исследовательских институтах. И куда опаснее.
Потом я тридцать лет проработала в больнице и узнала много интересного про жизнь, смерть, страх, долг, предательство и преданность, про страдание, любовь, надежду и самопожертвование. С таким опытом невозможно было не стать писателем.
Вот я и стала
До моей защиты так и не дошло.
Мы жили нашими частными делами, не подозревая, что у Истоии на нас свои виды. Мою семью подхватила высокая и неожиданная (как всегда) волна нового переселения народов, и мы, не успев очухаться, оказались в маленькой жаркой стране, где чиновники были нерадивы, добродушны и смешливы, люди говорили на незнакомом языке, все пили воду с малиновым сиропом, и горожане охотно раздавали новоприбывшим ставшую ненужной мебель и домашнюю утварь.
Первую ветхую тахту мы привезли к себе домой на повозке, запряженной старенькой унылой лошадкой. Извозчик был тоже очень стар и говорил на каком-то дореволюционном русском языке. Рассказал нам, что его старший сын живет в Роттердаме и владеет фирмой по торговле бриллиантами.
Тогда мы почувствовали, что жизнь интереснее, сложнее и многообразнее, чем нам представлялось пока мы сидели в своих научно-исследовательских институтах. И куда опаснее.
Потом я тридцать лет проработала в больнице и узнала много интересного про жизнь, смерть, страх, долг, предательство и преданность, про страдание, любовь, надежду и самопожертвование. С таким опытом невозможно было не стать писателем.
Вот я и стала