Молочный брат
Цруйе казалось, что мать не любила ее. Может, и так. Мать вообще редко что говорила не по делу. Семья большая, всех накормить, обстирать, каждый год рожать нового младенца. А бывает, выносишь, родишь в муках, вскормишь своим молоком, ночей не спишь, а он только встал на ножки и простыл: кашель, поплакал пару дней, да и помер. Все труды прахом. А хозяйству нужны пастухи! Больше мужчин при овцах - больше сыра и чаще можно зарезать ягненка к трапезе. Больше шерсти можно напрясть, больше запасов в кладовках, остается немного серебра на вино и масло или когда-никогда принести жертву Господу. А девочка - что ж. Разве поможет по хозяйству.
Когда Цруйя родила своего первенца, Иоава, мать ее снова была на сносях. Роды прошли тяжело. После них она уже никогда не оправилась. Долго лежала, на вставая, а потом быстро стала старухой. Младенец ее выжил, и Цруйя взяла его себе. Назвала «любимым» - Давидом, и вскормила вместе со своим старшим. Она любила детей - не как ее мать. Смеялась, слушая их лепет, когда кормила - невольно сглатывала сама, и каждую детскую ссадину чувствовала своим телом, будто это она свалилась с дерева во дворе или прищемила палец крышкой ларя в сарае. Когда старшие подросли, оказалось, что Иоав высок, силен и драчлив, а Давид - тонок в кости, ростом маловат, но ловок, в речах боек и поет, как соловей. Взрослым Давид нравился, и всегда получал больше фиников и меньше подзатыльников, чем другие дети. Сверстники такого не прощают, и быть бы ему битым, если бы не Иоав. Он с такой яростью бросался на защиту молочного брата, что Давида не решались обижать ни свои, ни чужие.
К пятнадцати годам у Иоава был рост взрослого мужчины, черная борода и неукротимый нрав. Давид тоже вырос, стал отличным пастухом, мог с расстояния в пятьдесят локтей свалить камнем волка, был скор на ногу и неутомим. И удивительно хорош собой.
Во время войны с филистимлянами отец послал Давида отвезти шестерым братьям, находящимся в войске Сауловом, муки, сушенных фиг и чечевицы. Иоав тоже готовился к сражению - считался взрослым и уверенно владел мечом. Сотня, в которой он состоял, дожидалось боя в роще, так что единоборства с Голиафом он не видел. Только слышал восторженные крики, и еще несколько дней не знал, что победителем стал его дядя, молочный брат и лучший друг - Давид, сын Иессея. Повезло, что возвращаясь домой в Вифлеем, встретил родственника, и от него услышал всю историю. Рассказал матери, как Господь уберег: филистимляне ушли обратно в Геф, жизнь Вифлеема не прервется, никто не отберет скот, никого не убьют и не уведут в рабство. И победитель не великий царь Саул, а их Давид - маленький братик, которого она вскормила своим молоком.
На радостях сварили козленка. Трое сыновей ели мясную похлебку, а мать смотрела на них, подперев голову рукой.
- Вы еще будете ему служить, - сказала она, отвечая своим мыслям, и испугалась, что сыновья обидятся. Но Иоав только молча кивнул, и она положила ему в миску еще кусок мяса.
Когда Давид стал царем Иудеи, он просил Цруйю перебраться к нему в Хеврон, но она не согласилась. Сказала: «У тебя полон дом баб - я с ними не полажу. Захочется поговорить, приедешь ко мне»
Царь приезжал к ней иногда совсем без свиты или с одним отроком. Иоава поставил начальником над всем войском. А младщих его братьев назначил тысячниками. Говорил Цруйе: «Иоав силен и предан, но не послушен.»
Один раз приехал удрученный, похудевший с первой сединой в бороде. Цруйя бросилась накрывать на стол, он велел ей сесть. Она не посмела перечить.
- Сын твой свиреп, сестра, - сказал мрачно. - Убить по приказу царя не колебался ни разу, а вот пощадить по приказу - даже и не думал.
- Ты про что? - спросила Цруйя шепотом.
- Наш племянник, Амесай, то ли предал меня, то ли заколебался. Я велел найти и привести его ко мне. Сын моей сестры! У нее он один, ты же знаешь. И Иоав знал. Нашел, обрадовался, дружески правой рукой взял за бороду, чтобы поцеловать. И поцеловал! А левой ткнул мечом в живот и бросил у дороги подыхать, не озаботившись даже прикончить. И извиняться передо мной не стал. Сказал только: «Я ему не доверял»
Цруйя заплакала.
- Ты же не из-за Амесая так извелся. Я знаю про твое горе. Расскажи, как умер Авессалом.
- Иоав заколол его, беззащитного, безоружного. Сказал: «Он бунтовщик! Восставшему на царя - смерть.» Авессалом! Сын мой! Если бы только я мог с ним поговорить.
И крикнул внезапно: «Я ведь приказал не убивать!»
- Ты не будешь мстить Иоаву, - сказала Цруйя. - Ты не такой, как он. Своего племянника и молочного брата не тронешь.
- Что я с ним сделаю? - вяло ответил Давид, - Он мой военачальник. Вся армия у него в подчинении.
- У тебя есть и другие отважные. Не он один. Но поклянись, что я не услышу известия о его гибели.
- Ты не услышишь, - помолчав сказал Давид.
- Я понимаю, пока я жива, ты его пощадишь. Но мне этого мало. Он играл с тобой и защищал тебя, когда ты был маленький и слабый. Он и теперь защищает тебя. Поклянись своей жизнью.
Давид опустил голову, подумал. Двумя руками оперся об стол, вставая, и сказал: «Пока я жив, и он жив»
- А после? - закричала Цруйя.
Давид вышел из комнаты.
- После пусть сам о себе позаботится, - ответил в дверях, не оборачиваясь.
Когда Цруйя родила своего первенца, Иоава, мать ее снова была на сносях. Роды прошли тяжело. После них она уже никогда не оправилась. Долго лежала, на вставая, а потом быстро стала старухой. Младенец ее выжил, и Цруйя взяла его себе. Назвала «любимым» - Давидом, и вскормила вместе со своим старшим. Она любила детей - не как ее мать. Смеялась, слушая их лепет, когда кормила - невольно сглатывала сама, и каждую детскую ссадину чувствовала своим телом, будто это она свалилась с дерева во дворе или прищемила палец крышкой ларя в сарае. Когда старшие подросли, оказалось, что Иоав высок, силен и драчлив, а Давид - тонок в кости, ростом маловат, но ловок, в речах боек и поет, как соловей. Взрослым Давид нравился, и всегда получал больше фиников и меньше подзатыльников, чем другие дети. Сверстники такого не прощают, и быть бы ему битым, если бы не Иоав. Он с такой яростью бросался на защиту молочного брата, что Давида не решались обижать ни свои, ни чужие.
К пятнадцати годам у Иоава был рост взрослого мужчины, черная борода и неукротимый нрав. Давид тоже вырос, стал отличным пастухом, мог с расстояния в пятьдесят локтей свалить камнем волка, был скор на ногу и неутомим. И удивительно хорош собой.
Во время войны с филистимлянами отец послал Давида отвезти шестерым братьям, находящимся в войске Сауловом, муки, сушенных фиг и чечевицы. Иоав тоже готовился к сражению - считался взрослым и уверенно владел мечом. Сотня, в которой он состоял, дожидалось боя в роще, так что единоборства с Голиафом он не видел. Только слышал восторженные крики, и еще несколько дней не знал, что победителем стал его дядя, молочный брат и лучший друг - Давид, сын Иессея. Повезло, что возвращаясь домой в Вифлеем, встретил родственника, и от него услышал всю историю. Рассказал матери, как Господь уберег: филистимляне ушли обратно в Геф, жизнь Вифлеема не прервется, никто не отберет скот, никого не убьют и не уведут в рабство. И победитель не великий царь Саул, а их Давид - маленький братик, которого она вскормила своим молоком.
На радостях сварили козленка. Трое сыновей ели мясную похлебку, а мать смотрела на них, подперев голову рукой.
- Вы еще будете ему служить, - сказала она, отвечая своим мыслям, и испугалась, что сыновья обидятся. Но Иоав только молча кивнул, и она положила ему в миску еще кусок мяса.
Когда Давид стал царем Иудеи, он просил Цруйю перебраться к нему в Хеврон, но она не согласилась. Сказала: «У тебя полон дом баб - я с ними не полажу. Захочется поговорить, приедешь ко мне»
Царь приезжал к ней иногда совсем без свиты или с одним отроком. Иоава поставил начальником над всем войском. А младщих его братьев назначил тысячниками. Говорил Цруйе: «Иоав силен и предан, но не послушен.»
Один раз приехал удрученный, похудевший с первой сединой в бороде. Цруйя бросилась накрывать на стол, он велел ей сесть. Она не посмела перечить.
- Сын твой свиреп, сестра, - сказал мрачно. - Убить по приказу царя не колебался ни разу, а вот пощадить по приказу - даже и не думал.
- Ты про что? - спросила Цруйя шепотом.
- Наш племянник, Амесай, то ли предал меня, то ли заколебался. Я велел найти и привести его ко мне. Сын моей сестры! У нее он один, ты же знаешь. И Иоав знал. Нашел, обрадовался, дружески правой рукой взял за бороду, чтобы поцеловать. И поцеловал! А левой ткнул мечом в живот и бросил у дороги подыхать, не озаботившись даже прикончить. И извиняться передо мной не стал. Сказал только: «Я ему не доверял»
Цруйя заплакала.
- Ты же не из-за Амесая так извелся. Я знаю про твое горе. Расскажи, как умер Авессалом.
- Иоав заколол его, беззащитного, безоружного. Сказал: «Он бунтовщик! Восставшему на царя - смерть.» Авессалом! Сын мой! Если бы только я мог с ним поговорить.
И крикнул внезапно: «Я ведь приказал не убивать!»
- Ты не будешь мстить Иоаву, - сказала Цруйя. - Ты не такой, как он. Своего племянника и молочного брата не тронешь.
- Что я с ним сделаю? - вяло ответил Давид, - Он мой военачальник. Вся армия у него в подчинении.
- У тебя есть и другие отважные. Не он один. Но поклянись, что я не услышу известия о его гибели.
- Ты не услышишь, - помолчав сказал Давид.
- Я понимаю, пока я жива, ты его пощадишь. Но мне этого мало. Он играл с тобой и защищал тебя, когда ты был маленький и слабый. Он и теперь защищает тебя. Поклянись своей жизнью.
Давид опустил голову, подумал. Двумя руками оперся об стол, вставая, и сказал: «Пока я жив, и он жив»
- А после? - закричала Цруйя.
Давид вышел из комнаты.
- После пусть сам о себе позаботится, - ответил в дверях, не оборачиваясь.