Вирсавия
Управителю царского дома, господину моему, Елихорефу, сыну Сифы. Шушана, служанка, прибегала вечером. С ее слов по повелению твоему записано писцом Симоном:
"В субботу после полудня госпожа моя Вирсавия приказала позвать ее сына Соломона и пеняла ему за то, что накануне на пиру у Царя он пил неразбавленное вино и финиковую сикеру, так что наутро был нездоров и отослал учителя. Соломон отвечал, что царь для того и устраивает пиры одних только мужчин, чтобы они ели и пили, сколь велит душа, не одергиваемые матерями и женами. В таком собрании разбавлять вино - только возбуждать насмешки.
Царица, разгорячась, отвечала, что сын ее не так мудр, как воображает о себе. Что вино глумливо, а сикера буйна. Потому у приближенных царя в напитках растворяется страх, и они болтают то, что в трезвом виде держали бы в тайне. Соломон рассмеялся и сказал, что действительно, говорили многое странное, чему поверить нельзя. Госпожа меня отослала, но я принялась перекладывать шалфеем ее одежды в сундуках и из-за занавесок почти все слышала.
Соломон поведал, что Авесса, брат Иоава, командующего войском Давидовым, бахвалясь своими военными подвигами, рассказал ему на ухо про первого мужа Вирсавии, будто он не просто погиб в сражении, а военачальник приказал Авессе отступиться от него, когда он будет в гуще битвы. Соратники со стыдом оставили его одного, и враги зарубили Урию Хеттеянина. Царица заплакала и кликнула меня.
Я пришла - она сидела на полу, закрыв лицо руками, Соломона уже не было. Я хотела усадить госпожу на подушки и принести ей отвар мяты с душицей, но она сказала, что не будет ни есть, ни пить, послала меня принести пепла из очага, посыпала им голову, разодрала свои одежды и сидела так до ночи. Ночью царица разбудила меня и велела привести в ее покои Иоава, сына Саруйи. Я умоляла не посылать меня в воинский стан в темноте, но она пригрозила страшными наказаниями, и я пошла. Иоав встал с постели и следовал за мной в покои Вирсавии. Там он поднял все занавеси, так что мне негде было укрыться, и их разговора я не слышала."
После этих слов убежала, сказав, что царица может проснуться.
Управителю царского дома, господину моему, Елихорефу сыну Сифы. Со слов служанки Шушаны на рассвете записано рабом твоим Симоном, писцом.
"Во второй день недели царь прислал справиться о здоровье госпожи, потому что она не пришла к обеду. Вирсавия не велела впускать посланного, и я отослала его без ответа. После обеда Царь сам пришел в покои царицы. Она не встала и не приветствовала супруга. Даже не повернула к нему свое лицо. Царь больше обеспокоился, чем разгневался:
«Шушанна, что с твоей госпожой?» - спросил он меня. Я растерялась.
- Не знаю, владыка, - она так сидит уже два дня. - Не ест горячего и пьет только воду. Боюсь, что захворает.
- Кто навещал тебя, Вирсавия? - спросил царь. Она не отвечала. Царь обернулся ко мне.
Я сказала: «врач приходил по моей просьбе» Он смотрел сурово. Я испугалась:
- Еще заходила утром Михаль.
Царь смотрел на меня, и я видела в лице его гнев.
- Соломон был в субботу.
- Еще!
Слезы сами побежали из глаз, я не могла укрыться от его ярости и сказала:
- Иоав…
Царь жестом выгнал меня из комнаты, и я снова смогла дышать.
Они ссорились внутри. Она кричала: "Ты приказал!! Он был настоящим мужчиной - храбрым и преданным тебе, а ты написал… не спорь! Я видела твое письмо Иоаву."
Господин отвечал тихим голосом, не слышно было что.
Она закричала: «Я виновата, ужасно виновата, но лучше бы он убил меня за измену, чем ты его ни за что!». Потом она кричала «Тебе Бог доверил народ Израилев, а ты что сделал с вернейшим из своих людей? Ужасный грех, такого Бог не простит»
А царь ответил: «Урия не из моих людей - он Хеттеянин. У них другие боги. Они язычники и чужеземцы.» Царица еще что-то говорила, но я не поняла слов, потому что и владыка наш был в гневе и заглушал ее голос своим. Потом царь крикнул: «Я тебя, простолюдинку, приблизил к себе, предпочел царским дочерям Михали и Маахе, тебе мало?»
И она сказала: «Мало!»
Наверное, царь ее ударил, потому что она вскрикнула от боли, потом разбился кувшин, и он швырнул на землю арфу, что висела на стене. Потом царь ходил очень быстро по комнате - я слышала шаги, а госпожа рыдала.
Царь сказал: «А если я сделаю Соломона своим наследником вперед Амнона, Авессалома и Адонии будет достаточно?»
И она ответила: «Да»
Владыка остался с царицей Вирсавией и возлег с ней, хотя она была растрепана, в разодранных одеждах и третий день без умащений и благовоний."
Прости меня, господин мой! То, что Шошана говорила дальше, я писать отказывался, но она сказала, что пойдет к царскому дееписателю Иосафату, и я осмелился. Уж лучше ты прочтешь ее дерзости, нежели царский приближенный. Она сказала:
"Господин мой, Елихореф. Я обещала рассказывать тебе, о чем говорят в доме слуги и гости царицы, а теперь получилось, что я подслушивала речи самого повелителя. Это тяжкое преступление. Если меня будут допрашивать, я не сумею скрыть, по чьему приказу подслушивала тайны царя израильского. Было бы хорошо, если бы меня выдали замуж и отпустили из царского дома. И я надеюсь, господин, на приданое мое ты не поскупишься."
Ушла неторопливо
"В субботу после полудня госпожа моя Вирсавия приказала позвать ее сына Соломона и пеняла ему за то, что накануне на пиру у Царя он пил неразбавленное вино и финиковую сикеру, так что наутро был нездоров и отослал учителя. Соломон отвечал, что царь для того и устраивает пиры одних только мужчин, чтобы они ели и пили, сколь велит душа, не одергиваемые матерями и женами. В таком собрании разбавлять вино - только возбуждать насмешки.
Царица, разгорячась, отвечала, что сын ее не так мудр, как воображает о себе. Что вино глумливо, а сикера буйна. Потому у приближенных царя в напитках растворяется страх, и они болтают то, что в трезвом виде держали бы в тайне. Соломон рассмеялся и сказал, что действительно, говорили многое странное, чему поверить нельзя. Госпожа меня отослала, но я принялась перекладывать шалфеем ее одежды в сундуках и из-за занавесок почти все слышала.
Соломон поведал, что Авесса, брат Иоава, командующего войском Давидовым, бахвалясь своими военными подвигами, рассказал ему на ухо про первого мужа Вирсавии, будто он не просто погиб в сражении, а военачальник приказал Авессе отступиться от него, когда он будет в гуще битвы. Соратники со стыдом оставили его одного, и враги зарубили Урию Хеттеянина. Царица заплакала и кликнула меня.
Я пришла - она сидела на полу, закрыв лицо руками, Соломона уже не было. Я хотела усадить госпожу на подушки и принести ей отвар мяты с душицей, но она сказала, что не будет ни есть, ни пить, послала меня принести пепла из очага, посыпала им голову, разодрала свои одежды и сидела так до ночи. Ночью царица разбудила меня и велела привести в ее покои Иоава, сына Саруйи. Я умоляла не посылать меня в воинский стан в темноте, но она пригрозила страшными наказаниями, и я пошла. Иоав встал с постели и следовал за мной в покои Вирсавии. Там он поднял все занавеси, так что мне негде было укрыться, и их разговора я не слышала."
После этих слов убежала, сказав, что царица может проснуться.
Управителю царского дома, господину моему, Елихорефу сыну Сифы. Со слов служанки Шушаны на рассвете записано рабом твоим Симоном, писцом.
"Во второй день недели царь прислал справиться о здоровье госпожи, потому что она не пришла к обеду. Вирсавия не велела впускать посланного, и я отослала его без ответа. После обеда Царь сам пришел в покои царицы. Она не встала и не приветствовала супруга. Даже не повернула к нему свое лицо. Царь больше обеспокоился, чем разгневался:
«Шушанна, что с твоей госпожой?» - спросил он меня. Я растерялась.
- Не знаю, владыка, - она так сидит уже два дня. - Не ест горячего и пьет только воду. Боюсь, что захворает.
- Кто навещал тебя, Вирсавия? - спросил царь. Она не отвечала. Царь обернулся ко мне.
Я сказала: «врач приходил по моей просьбе» Он смотрел сурово. Я испугалась:
- Еще заходила утром Михаль.
Царь смотрел на меня, и я видела в лице его гнев.
- Соломон был в субботу.
- Еще!
Слезы сами побежали из глаз, я не могла укрыться от его ярости и сказала:
- Иоав…
Царь жестом выгнал меня из комнаты, и я снова смогла дышать.
Они ссорились внутри. Она кричала: "Ты приказал!! Он был настоящим мужчиной - храбрым и преданным тебе, а ты написал… не спорь! Я видела твое письмо Иоаву."
Господин отвечал тихим голосом, не слышно было что.
Она закричала: «Я виновата, ужасно виновата, но лучше бы он убил меня за измену, чем ты его ни за что!». Потом она кричала «Тебе Бог доверил народ Израилев, а ты что сделал с вернейшим из своих людей? Ужасный грех, такого Бог не простит»
А царь ответил: «Урия не из моих людей - он Хеттеянин. У них другие боги. Они язычники и чужеземцы.» Царица еще что-то говорила, но я не поняла слов, потому что и владыка наш был в гневе и заглушал ее голос своим. Потом царь крикнул: «Я тебя, простолюдинку, приблизил к себе, предпочел царским дочерям Михали и Маахе, тебе мало?»
И она сказала: «Мало!»
Наверное, царь ее ударил, потому что она вскрикнула от боли, потом разбился кувшин, и он швырнул на землю арфу, что висела на стене. Потом царь ходил очень быстро по комнате - я слышала шаги, а госпожа рыдала.
Царь сказал: «А если я сделаю Соломона своим наследником вперед Амнона, Авессалома и Адонии будет достаточно?»
И она ответила: «Да»
Владыка остался с царицей Вирсавией и возлег с ней, хотя она была растрепана, в разодранных одеждах и третий день без умащений и благовоний."
Прости меня, господин мой! То, что Шошана говорила дальше, я писать отказывался, но она сказала, что пойдет к царскому дееписателю Иосафату, и я осмелился. Уж лучше ты прочтешь ее дерзости, нежели царский приближенный. Она сказала:
"Господин мой, Елихореф. Я обещала рассказывать тебе, о чем говорят в доме слуги и гости царицы, а теперь получилось, что я подслушивала речи самого повелителя. Это тяжкое преступление. Если меня будут допрашивать, я не сумею скрыть, по чьему приказу подслушивала тайны царя израильского. Было бы хорошо, если бы меня выдали замуж и отпустили из царского дома. И я надеюсь, господин, на приданое мое ты не поскупишься."
Ушла неторопливо