Опекун
С Женей мы дружили со студенческих лет, и даже еще раньше - познакомились в кружке Дворца пионеров. Потом много лет не виделись: последние годы я работал в Швеции, а он обосновался в университете Ватерлоо, в Канаде. Изредка встречались на международных конференциях. Последние новости друг о друге узнавали, в основном, от Мишки. Хотя Мишка был климатологом более крупного разряда, чем мы с Женей, у него хватало времени и интереса общаться с однокурсниками, поздравлять нас с днями рождения и из своего Сантьяго следить за нашими работами. Если я получал от него письмецо с одобрительным отзывом, то мог быть уверен, что статья действительно чего-то стоит.
В феврале прошлого года на летних каникулах Мишка поехал к родителям в Харьков, и вместе с ними погиб в одной из первых бомбежек. Год спустя в Чили состоялась большая конференция памяти большого ученого. Мы с Женей приложили огромные усилия и сумели попасть в число приглашенных. Конференцию провели не в огромном жарком и скучном Сантьяго, а в дивном городке Винья дель Мар, беззаботно расположившемся на берегу великого Тихого океана. После первого конференционного дня мы сидели на веранде ресторана Cap Ducal, допивали третий бокал понравившегося обоим коктейля Писко сауэр и рассказывали всякие истории, приключившиеся с нами за последние годы. Океан аккуратно подкатывал к подножию веранды длинные низенькие волны и уводил их обратно, легко шелестя галькой. Покой и безмятежность управляли вечереющим окоемом.
- Когда Мишка погиб, я, знаешь, - сказал Женя, - немного рехнулся. Как тебе объяснить - чуть не сорвался домой в Харьков. Воевать! Только меня им и нехватало. Но было бы желание - и у себя в Китченере нашел подходящее дело - помощь в эвакуации беженцев. Там была огромная сеть, и по ночам я координировал разные группы добровольцев, вывозивших беженцев, иногда прямо из под бомбежки. Надо было согласовать транспорт внутри, учитывая запасные покрышки и горючее, группу из нескольких здоровых ребят, готовых в этот день эвакуировать паралитиков, рожениц и плачущих полуобезумевших людей с их детьми и пожитками. А кроме того их следовало подвезти к пограничному пункту так, чтобы с другой стороны границы уже ожидала другая группа с машиной, способной довезти всю семью, включая багаж и какую-нибудь болонку, а то и бультерьера, до пункта, где ими займется социальный работник. По дороге всем - и шоферу, и добровольцам следовало обеспечить хоть какую еду и много воды. Дальше эти беженцы уходили из моего поля зрения.
Днем я работал, как обычно, а ночами погружался в клубящийся кошмар войны, в котором от меня зависело, разрулить неожиданные проблемы и сделать так, чтобы все выбрались живыми. В сутки спал часа два - в удачную ночь - четыре. Не знаю, как я сохранил способность читать лекции и мирно разговаривать со своими студентами. Аспирантов я в ту пору гонял в хвост и в гриву...
Одни люди соглашались уезжать сразу, как только им предлагали. Другие тянули время, просили подождать... были и такие, что не дождались. Погибли под обстрелами или от своих болезней. Некоторые семьи оставались на слуху неделями. В Мариуполе была старуха Шац - Бакинский проезд, 17. Морочила голову и не говорила ни да, ни нет. Мне каждую ночь звонила ее сестра из Риги. Плакала, умоляла вывезти "сумасшедшую Ритку"...
Однажды позвонил Ричард - золотой парень, надежный и хладнокровный. Сказал, что Рита Шац отказывается открыть дверь. Говорит: "Я здесь родилась, здесь и умру".
- И имей в виду, судя по всему - минут через пятнадцать.
- Сматывайся, - сказал я ему. - Что мы можем сделать?!
- Вообще-то могу взломать дверь, - сказал Ричард, еле слышный за грохотом обстрела - Ты случайно не ее опекун?
- С ума сошел, - пробормотал я, - уезжайте!
- Машина подождет еще пять минут, - прокричал Ричард. - Я тебе перезвоню.
Через секунду телефон ожил.
- Говорит Ричард Клейст. Рита Шац отказывается открыть нам. Вы ведь ее опекун, не так ли? Что нам делать?
- Да, - проорал я, - опекун! Высадите на хер эту чертову дверь и заберите ее в безопасную зону!
- Понял, - ответил Ричард. - Исполняем.
И сумасшедшую Ритку отправили к ее сестре в Ригу.
Мы расплатились и вышли на пляж.
- Купаются, - сказал я. - В феврале. У нас зима, у них лето. У нас день, у них ночь... У нас война, а они пасут своих лам и национальные парки украшают...
Пойду я, Женька. Мне еще кое-что к завтрашнему докладу подготовить. Хотя... кто там его поймет? Черт знает, какой херней занимаюсь... может сто человек понимают, что я делаю. Один из них был Мишка. Теперь уже девяносто девять.
- А я еще пройдусь, - ответил он. - Ночь длинная, а я больше пяти часов не сплю. Отвык...
В феврале прошлого года на летних каникулах Мишка поехал к родителям в Харьков, и вместе с ними погиб в одной из первых бомбежек. Год спустя в Чили состоялась большая конференция памяти большого ученого. Мы с Женей приложили огромные усилия и сумели попасть в число приглашенных. Конференцию провели не в огромном жарком и скучном Сантьяго, а в дивном городке Винья дель Мар, беззаботно расположившемся на берегу великого Тихого океана. После первого конференционного дня мы сидели на веранде ресторана Cap Ducal, допивали третий бокал понравившегося обоим коктейля Писко сауэр и рассказывали всякие истории, приключившиеся с нами за последние годы. Океан аккуратно подкатывал к подножию веранды длинные низенькие волны и уводил их обратно, легко шелестя галькой. Покой и безмятежность управляли вечереющим окоемом.
- Когда Мишка погиб, я, знаешь, - сказал Женя, - немного рехнулся. Как тебе объяснить - чуть не сорвался домой в Харьков. Воевать! Только меня им и нехватало. Но было бы желание - и у себя в Китченере нашел подходящее дело - помощь в эвакуации беженцев. Там была огромная сеть, и по ночам я координировал разные группы добровольцев, вывозивших беженцев, иногда прямо из под бомбежки. Надо было согласовать транспорт внутри, учитывая запасные покрышки и горючее, группу из нескольких здоровых ребят, готовых в этот день эвакуировать паралитиков, рожениц и плачущих полуобезумевших людей с их детьми и пожитками. А кроме того их следовало подвезти к пограничному пункту так, чтобы с другой стороны границы уже ожидала другая группа с машиной, способной довезти всю семью, включая багаж и какую-нибудь болонку, а то и бультерьера, до пункта, где ими займется социальный работник. По дороге всем - и шоферу, и добровольцам следовало обеспечить хоть какую еду и много воды. Дальше эти беженцы уходили из моего поля зрения.
Днем я работал, как обычно, а ночами погружался в клубящийся кошмар войны, в котором от меня зависело, разрулить неожиданные проблемы и сделать так, чтобы все выбрались живыми. В сутки спал часа два - в удачную ночь - четыре. Не знаю, как я сохранил способность читать лекции и мирно разговаривать со своими студентами. Аспирантов я в ту пору гонял в хвост и в гриву...
Одни люди соглашались уезжать сразу, как только им предлагали. Другие тянули время, просили подождать... были и такие, что не дождались. Погибли под обстрелами или от своих болезней. Некоторые семьи оставались на слуху неделями. В Мариуполе была старуха Шац - Бакинский проезд, 17. Морочила голову и не говорила ни да, ни нет. Мне каждую ночь звонила ее сестра из Риги. Плакала, умоляла вывезти "сумасшедшую Ритку"...
Однажды позвонил Ричард - золотой парень, надежный и хладнокровный. Сказал, что Рита Шац отказывается открыть дверь. Говорит: "Я здесь родилась, здесь и умру".
- И имей в виду, судя по всему - минут через пятнадцать.
- Сматывайся, - сказал я ему. - Что мы можем сделать?!
- Вообще-то могу взломать дверь, - сказал Ричард, еле слышный за грохотом обстрела - Ты случайно не ее опекун?
- С ума сошел, - пробормотал я, - уезжайте!
- Машина подождет еще пять минут, - прокричал Ричард. - Я тебе перезвоню.
Через секунду телефон ожил.
- Говорит Ричард Клейст. Рита Шац отказывается открыть нам. Вы ведь ее опекун, не так ли? Что нам делать?
- Да, - проорал я, - опекун! Высадите на хер эту чертову дверь и заберите ее в безопасную зону!
- Понял, - ответил Ричард. - Исполняем.
И сумасшедшую Ритку отправили к ее сестре в Ригу.
Мы расплатились и вышли на пляж.
- Купаются, - сказал я. - В феврале. У нас зима, у них лето. У нас день, у них ночь... У нас война, а они пасут своих лам и национальные парки украшают...
Пойду я, Женька. Мне еще кое-что к завтрашнему докладу подготовить. Хотя... кто там его поймет? Черт знает, какой херней занимаюсь... может сто человек понимают, что я делаю. Один из них был Мишка. Теперь уже девяносто девять.
- А я еще пройдусь, - ответил он. - Ночь длинная, а я больше пяти часов не сплю. Отвык...