Допрос
Очень важный вельможа приказал доставить к нему всех приехавших с караваном. Они уже изложили начальнику стражи, кто такие и зачем прибыли в Египет, после чего были помещены в тесный и душный сарай, где им было велено ждать разрешения на въезд. Сарай был не таким уж маленьким, но приехавших вместе с погонщиками насчитывалось сорок человек. Кормили их скудно и воды давали только для питья. По нужде выводили дважды в день, однако водитель каравана, которому уже было под пятьдесят, не мог терпеть по многу часов и мочился нескольку раз в сутки в угол, отчего зловоние пропитало временное жилище евреев, прибывших в Египет в надежде закупить продовольствие для своих семей. Они не подстригали бород, не мылись и постепенно скатывались к отчаянью, отчего выглядели не достойными людьми, а шайкой разбойников. Однако всему плохому (как и всему хорошему) наступает конец. Начальник стражи открыл засов, распахнул дверь в сарай и сообщил, что из Мемфиса пришел приказ: всех доставить в столицу вместе с их животными и товарами.
Стража снарядила караван в путь, достойно снабдив едой, топливом для костров и запасами воды с учетом четырех стражников, сопровождавших подозрительных купцов.
В Мемфисе их приняли дружелюбно, поселили в славном караван-сарае, отделив слуг от хозяев. Каждый из братьев получил отдельную комнату, где кроме лежанки были циновки, кувшин с прохладной водой и низенький столик, на котором стояла глиняная миска, наполненная плодами. Им предложили услуги цирюльника и банщика. Они сменили одежду, пообедали и уснули, утомленные и счастливые надеждой на то, что скоро закупят пшеницу, просо и масло, и вернутся к отцу и женам с детьми.
Утром, однако, оказалось, что они заперты. Стражники не говорили на ханаанских языках, но были не злые. И в отхожее место выводили по первой просьбе. Однако, как ни старался Реувен, он не встретил там ни братьев, ни даже слуг. До позднего вечера сидел он на циновке, прислонясь к стене и думал о том, что говорят братья на допросе. Хорошо, что не заснул, а то, как бы отвечал спросонья? Хотя, он и так не очень-то умно отвечал, когда внезапно распахнулась дверь и вошел невысокий очень красивый, с проседью в аккуратной бородке вельможа, и при нем толмач. За ними заскочил стражник, с трудом затащил в комнату тяжелое кресло. Важный господин не оборачиваясь сел. Переводчик сказал, что Главный управитель с титулом Цафнаф-панеах удостаивает приехавших личного допроса. Он подозревает, что они лжецы, а возможно шпионы. И вовсе не те, за кого себя выдают.
Сановник задал первый вопрос, и переводчик тотчас перевел: "Как твое имя?"
- Реувен, мой господин, - ответил узник. - Я старший из двенадцати братьев, сыновей ханаанского князя Израиля.
Переводчик выслушал следующий вопрос и сказал еврею примирительно: "Мой господин поговорил уже со всеми. Ты последний. Не ври нам. Не трать даром времени царского помощника. Другие сказали, что вас десять братьев. А соправитель фараона вообще не верит, что вы одной крови. Вас всех казнят, если между вашими ответами будут разногласия."
- Господин мой, - сказал с отчаяньем Реувен. - Позволь рассказать тебе все о моей семье. Я бесхитростен, мне трудно собраться с мыслями. Наши жизни, быть может, не стоят твоего высокого внимания, но там, в Беер-Шеве, нас ждут голодные семьи. Мои дочери и сыновья, дочери и сыновья моих братьев их маленькие дети и - самое главное - наш старый отец. И в благополучные времена он был очень худ, а теперь, в голодное время, обремененный годами, болезнями и тревогой за свое племя, он может умереть прежде, чем мы вернемся, даже если ты нам позволишь вернутся.
Мой отец - внук и наследник великого ханаанского князя Авраама. Может и в Египте слыхали о его деяниях
Переводчик шептал на ухо Цафнаф-панеаху, и Реувен ждал, может тот кивнет. Но сановник остался безучастен.
- Четыре жены родили моему отцу двенадцать сыновей. Потому я и говорил про двенадцать братьев. Двое младших от любимой жены. Один из них пропал, а второго отец не пустил с нами, чтобы он не подвергался опасностям. У нас засуха, господин мой. Мы привезли мешки, полные серебром, чтобы купить еды. Овцы наши находят колючки и росу, но резать их в пищу бессмысленно - на костях нет мяса... А людям нечего есть. Ни пшеница, ни ячмень ни овес не дали урожая. Отпусти нас, владыка... мы сыты в египетской тюрьме, а наш отец и женщины, и дети голодны с утра до ночи и с ночи до утра...
Вельможа молчал.
Тогда Реувен сел на пол и, раскачиваясь в тоске, забормотал: "Бог наказует! Бог наказует за мальчика! Говорил я им - не проливайте крови сына вашего отца! Не совершайте злодеяния! Да и чего ради? Мальчишка - хвастун, доносчик и обманщик - великое дело. Ну, отодрать за уши... ну, надавать тумаков... но убивать... человека... соплеменника... брата... За такое прощения не будет! Все погибнем, и несчастный отец, на котором никакой вины. И он умрет от голода со всем своим народом"
Переводчик ничего не переводил, а терпеливо ждал, когда Цафнаф-Панеах вынесет свое решение. Но тот удивил толмача. Он встал с кресла, подошел к человеку, сидящему на полу, положил ладони на его седеющую голову и спросил по-еврейски: "Так ты не хотел убивать мальчика? А почему?? Ты что - лучше тех, остальных?"
- Ты понимаешь по-нашему, - сказал Реувен без удивления, - нет, господин! Я не лучше их, просто я старше. У меня самого уже были дети, и они дрались между собой, а я любил обоих. И брат мой был балованным несмышленым ребенком. Я не видел, как они сговорились. Пришел - а его нет. Брата нашего Иосифа нигде нет. И тела его я не видел... С тех пор никто из нас никогда не был спокоен и счастлив.
- Все! - ответил соправитель фараона. - Достаточно! Теперь мы все будем спокойны и счастливы. Они не убили меня - просто продали. Встань, Реувен. Обними меня, мой старший брат! Я был вам плохим родственником, но теперь Бог дал мне власть и силу спасти мой народ от всех бедствий.
Верблюды нагружены, вы возвращаетесь в свой стан. Пусть все едят досыта, пока не окрепнут, а потом пусть спускаются в Египет. Я хочу видеть отца и Беньямина, и Дину. Показать им моих сыновей, посмотреть на моих племянников. Вы получите тучные пастбища и изобильные колодцы. А я - мою семью
Стража снарядила караван в путь, достойно снабдив едой, топливом для костров и запасами воды с учетом четырех стражников, сопровождавших подозрительных купцов.
В Мемфисе их приняли дружелюбно, поселили в славном караван-сарае, отделив слуг от хозяев. Каждый из братьев получил отдельную комнату, где кроме лежанки были циновки, кувшин с прохладной водой и низенький столик, на котором стояла глиняная миска, наполненная плодами. Им предложили услуги цирюльника и банщика. Они сменили одежду, пообедали и уснули, утомленные и счастливые надеждой на то, что скоро закупят пшеницу, просо и масло, и вернутся к отцу и женам с детьми.
Утром, однако, оказалось, что они заперты. Стражники не говорили на ханаанских языках, но были не злые. И в отхожее место выводили по первой просьбе. Однако, как ни старался Реувен, он не встретил там ни братьев, ни даже слуг. До позднего вечера сидел он на циновке, прислонясь к стене и думал о том, что говорят братья на допросе. Хорошо, что не заснул, а то, как бы отвечал спросонья? Хотя, он и так не очень-то умно отвечал, когда внезапно распахнулась дверь и вошел невысокий очень красивый, с проседью в аккуратной бородке вельможа, и при нем толмач. За ними заскочил стражник, с трудом затащил в комнату тяжелое кресло. Важный господин не оборачиваясь сел. Переводчик сказал, что Главный управитель с титулом Цафнаф-панеах удостаивает приехавших личного допроса. Он подозревает, что они лжецы, а возможно шпионы. И вовсе не те, за кого себя выдают.
Сановник задал первый вопрос, и переводчик тотчас перевел: "Как твое имя?"
- Реувен, мой господин, - ответил узник. - Я старший из двенадцати братьев, сыновей ханаанского князя Израиля.
Переводчик выслушал следующий вопрос и сказал еврею примирительно: "Мой господин поговорил уже со всеми. Ты последний. Не ври нам. Не трать даром времени царского помощника. Другие сказали, что вас десять братьев. А соправитель фараона вообще не верит, что вы одной крови. Вас всех казнят, если между вашими ответами будут разногласия."
- Господин мой, - сказал с отчаяньем Реувен. - Позволь рассказать тебе все о моей семье. Я бесхитростен, мне трудно собраться с мыслями. Наши жизни, быть может, не стоят твоего высокого внимания, но там, в Беер-Шеве, нас ждут голодные семьи. Мои дочери и сыновья, дочери и сыновья моих братьев их маленькие дети и - самое главное - наш старый отец. И в благополучные времена он был очень худ, а теперь, в голодное время, обремененный годами, болезнями и тревогой за свое племя, он может умереть прежде, чем мы вернемся, даже если ты нам позволишь вернутся.
Мой отец - внук и наследник великого ханаанского князя Авраама. Может и в Египте слыхали о его деяниях
Переводчик шептал на ухо Цафнаф-панеаху, и Реувен ждал, может тот кивнет. Но сановник остался безучастен.
- Четыре жены родили моему отцу двенадцать сыновей. Потому я и говорил про двенадцать братьев. Двое младших от любимой жены. Один из них пропал, а второго отец не пустил с нами, чтобы он не подвергался опасностям. У нас засуха, господин мой. Мы привезли мешки, полные серебром, чтобы купить еды. Овцы наши находят колючки и росу, но резать их в пищу бессмысленно - на костях нет мяса... А людям нечего есть. Ни пшеница, ни ячмень ни овес не дали урожая. Отпусти нас, владыка... мы сыты в египетской тюрьме, а наш отец и женщины, и дети голодны с утра до ночи и с ночи до утра...
Вельможа молчал.
Тогда Реувен сел на пол и, раскачиваясь в тоске, забормотал: "Бог наказует! Бог наказует за мальчика! Говорил я им - не проливайте крови сына вашего отца! Не совершайте злодеяния! Да и чего ради? Мальчишка - хвастун, доносчик и обманщик - великое дело. Ну, отодрать за уши... ну, надавать тумаков... но убивать... человека... соплеменника... брата... За такое прощения не будет! Все погибнем, и несчастный отец, на котором никакой вины. И он умрет от голода со всем своим народом"
Переводчик ничего не переводил, а терпеливо ждал, когда Цафнаф-Панеах вынесет свое решение. Но тот удивил толмача. Он встал с кресла, подошел к человеку, сидящему на полу, положил ладони на его седеющую голову и спросил по-еврейски: "Так ты не хотел убивать мальчика? А почему?? Ты что - лучше тех, остальных?"
- Ты понимаешь по-нашему, - сказал Реувен без удивления, - нет, господин! Я не лучше их, просто я старше. У меня самого уже были дети, и они дрались между собой, а я любил обоих. И брат мой был балованным несмышленым ребенком. Я не видел, как они сговорились. Пришел - а его нет. Брата нашего Иосифа нигде нет. И тела его я не видел... С тех пор никто из нас никогда не был спокоен и счастлив.
- Все! - ответил соправитель фараона. - Достаточно! Теперь мы все будем спокойны и счастливы. Они не убили меня - просто продали. Встань, Реувен. Обними меня, мой старший брат! Я был вам плохим родственником, но теперь Бог дал мне власть и силу спасти мой народ от всех бедствий.
Верблюды нагружены, вы возвращаетесь в свой стан. Пусть все едят досыта, пока не окрепнут, а потом пусть спускаются в Египет. Я хочу видеть отца и Беньямина, и Дину. Показать им моих сыновей, посмотреть на моих племянников. Вы получите тучные пастбища и изобильные колодцы. А я - мою семью