Жизнь и смерть Антонио Агостиньо
Антонио Агостиньо умер от рака. Он был настоящим марксистом, что бы ни говорили его враги, поэтому не ожидал после смерти ничего. Однако, хотя тело его так и не очнулось по окончании длинной операции в Кремлевской больнице, душа долгое время 
скучала в морге, не решаясь, отчего-то удаляться от холодильника. Потом она порезвилась в облаках, сопровождая самолет с замечательно красивым полированным гробом красного дерева. И только по завершении торжественной, церемонии упокоения Первого Президента Анголы, Команданте, Освободителя, Героя Революции, и отца ангольского народа в мавзолее в Луанде, почувствовала, что свободна и может удрать от опостылевшего небрежно набальзамированного тела, лежащего под крышкой гроба филигранной работы в очках с какой-то двусмысленной улыбкой и с вечной ручкой в кармане пиджака.
Первым, с кем он встретился в том мире, которого не ожидал, был Нито Алвиш. Отчего-то босой и в драной рубашке. Он подступил к Антонио так близко, что их носы дотрагивались друг до друга и спросил фамильярно: "Ну что, сука, издох?"
"Да как ты смеешь?" - изумился Агостиньо. - "Да ты понимаешь, с кем разговариваешь?" Он ожидал появления охраны, но никто не появился из дымки, и у него закралось подозрение, что теперь никакой охраны не будет. Агостиньо ужаснулся.
- Отлично понимаю, будь спокоен! - с издевательской неторопливостью ответил мятежник, - с интриганом, провокатором и предателем своего народа. И моим убийцей. За что ты убил меня, коммуниста-ленинца и всех моих товарищей?
- Да ты же поднял мятеж, - ответил команданте. - Что же было делать?
- Действительно, что? - гадко захихикал Нито. - Разумеется всех несогласных расстрелять. А меня, министра твоего правительства, пытать двое суток, потом задушить и бросить тело без погребения в море.
- Отстань, отвяжись, надоел, - закричал Антонио-Агостиньо. - Что мне с тобой разговаривать! Пусти, я пойду к народу. Любая крестьянка, любой пастух будут счастливы беседовать со мной. Каждый простой человек будет рад моему вниманию и не станет мне перечить.
- Да ты не знаешь куда попал! - радостно загоготал Алвиш. Нет для нас никаких простых. Здесь мы общаемся только друг с другом. Вот сейчас к тебе Ленин подгребет. Он тебе покажет! Где и в чем ошибаешься. Никаких компромиссов. Пока нового собеседника не найдет так и будет клевать печень. Да он еще и не самый страшный. Вот подожди, пока до тебя Робеспьер доберется. И Савонарола. Они на днях сцепились с Троцким, так собралось наших душ двести. Все передрались! Никто еще не нашел себе соратника. Идеологические разногласия замазать невозможно! Вон апостол Павел уже две тысячи лет со всеми ругается.
Агостиньо ахнул и невольно перекрестился.
- Лицемер, проклятый, - завопил Алвиш. Пасторский сынок! А притворялся всю жизнь атеистом!
- Да какими словами ругается, - с удовольствием продолжал бывший министр, - и не подумаешь, что ученик Самого. За все тысячелетия с Учителем ни разу не встретился. А с протопопом Аввакумом - каждый день. Не надейся, стервятник, поганый, что отсидишься в сторонке. - Ты тут птичка-невеличка. Ну, вот! Хороший собеседник тебе попался для начала, - и он рукопожатием приветствовал худого в фуражке, болезненного и злобного на вид.
- Здравствуйте, Феликс Эдмундович! Вот новый товарищ прибыл. Ангольский коммунист. Жаль, что нельзя его шлепнуть в ЧК, но вы с ним побеседуйте. Он только недавно отбросил коньки. Ему еще не все понятно.
- Некогда, некогда, раздраженно сказал Дзержинский. Партконференция начинается через полторы минуты. Опаздываете, товарищи. Разгильдяйство и халатность! Недопустимые нарушения партийной дисциплины, расхлябанность и оппортунизм! Этого вопроса нет в повестке дня, но я предложу внести. Мы будем с этим бороться…
Начиналась вечность…
скучала в морге, не решаясь, отчего-то удаляться от холодильника. Потом она порезвилась в облаках, сопровождая самолет с замечательно красивым полированным гробом красного дерева. И только по завершении торжественной, церемонии упокоения Первого Президента Анголы, Команданте, Освободителя, Героя Революции, и отца ангольского народа в мавзолее в Луанде, почувствовала, что свободна и может удрать от опостылевшего небрежно набальзамированного тела, лежащего под крышкой гроба филигранной работы в очках с какой-то двусмысленной улыбкой и с вечной ручкой в кармане пиджака.
Первым, с кем он встретился в том мире, которого не ожидал, был Нито Алвиш. Отчего-то босой и в драной рубашке. Он подступил к Антонио так близко, что их носы дотрагивались друг до друга и спросил фамильярно: "Ну что, сука, издох?"
"Да как ты смеешь?" - изумился Агостиньо. - "Да ты понимаешь, с кем разговариваешь?" Он ожидал появления охраны, но никто не появился из дымки, и у него закралось подозрение, что теперь никакой охраны не будет. Агостиньо ужаснулся.
- Отлично понимаю, будь спокоен! - с издевательской неторопливостью ответил мятежник, - с интриганом, провокатором и предателем своего народа. И моим убийцей. За что ты убил меня, коммуниста-ленинца и всех моих товарищей?
- Да ты же поднял мятеж, - ответил команданте. - Что же было делать?
- Действительно, что? - гадко захихикал Нито. - Разумеется всех несогласных расстрелять. А меня, министра твоего правительства, пытать двое суток, потом задушить и бросить тело без погребения в море.
- Отстань, отвяжись, надоел, - закричал Антонио-Агостиньо. - Что мне с тобой разговаривать! Пусти, я пойду к народу. Любая крестьянка, любой пастух будут счастливы беседовать со мной. Каждый простой человек будет рад моему вниманию и не станет мне перечить.
- Да ты не знаешь куда попал! - радостно загоготал Алвиш. Нет для нас никаких простых. Здесь мы общаемся только друг с другом. Вот сейчас к тебе Ленин подгребет. Он тебе покажет! Где и в чем ошибаешься. Никаких компромиссов. Пока нового собеседника не найдет так и будет клевать печень. Да он еще и не самый страшный. Вот подожди, пока до тебя Робеспьер доберется. И Савонарола. Они на днях сцепились с Троцким, так собралось наших душ двести. Все передрались! Никто еще не нашел себе соратника. Идеологические разногласия замазать невозможно! Вон апостол Павел уже две тысячи лет со всеми ругается.
Агостиньо ахнул и невольно перекрестился.
- Лицемер, проклятый, - завопил Алвиш. Пасторский сынок! А притворялся всю жизнь атеистом!
- Да какими словами ругается, - с удовольствием продолжал бывший министр, - и не подумаешь, что ученик Самого. За все тысячелетия с Учителем ни разу не встретился. А с протопопом Аввакумом - каждый день. Не надейся, стервятник, поганый, что отсидишься в сторонке. - Ты тут птичка-невеличка. Ну, вот! Хороший собеседник тебе попался для начала, - и он рукопожатием приветствовал худого в фуражке, болезненного и злобного на вид.
- Здравствуйте, Феликс Эдмундович! Вот новый товарищ прибыл. Ангольский коммунист. Жаль, что нельзя его шлепнуть в ЧК, но вы с ним побеседуйте. Он только недавно отбросил коньки. Ему еще не все понятно.
- Некогда, некогда, раздраженно сказал Дзержинский. Партконференция начинается через полторы минуты. Опаздываете, товарищи. Разгильдяйство и халатность! Недопустимые нарушения партийной дисциплины, расхлябанность и оппортунизм! Этого вопроса нет в повестке дня, но я предложу внести. Мы будем с этим бороться…
Начиналась вечность…