Туман в Лугано
По радио объявили, что самолет производит незапланированную посадку в аэропорту Лугано. Стюардесса вкрадчиво просила пристегнуть ремни и выпрямить спинки кресел. После полной остановки пассажирам предлагали выйти из самолета и проследовать в здание аэропорта. Дальнейшие инструкции обещали дать на земле. Командир корабля сказал, что всем будет предоставлен ночлег. Температура за бортом минус восемь градусов, скорость ветра пятьдесят километров в час, снегопад, туман.
Народ загомонил, зашебуршился. Настроение в салоне резко поднялось. Посадка прошла отлично, хотя за окнами сквозь туман и снежные хлопья можно было разглядеть по нескольку пожарных машин с каждой стороны посадочной полосы. Самолет еще ехал по дорожкам аэропорта, а проход между креслами был уже заполнен пассажирами, по обыкновению не усидевшими до остановки. В шубах и дубленках с детьми, сумками и чемоданчиками, надев шапки и теплые шарфы, они толкались в плотной очереди, бестолково и безнадежно пытаясь быстрее выбраться на воздух.
Терпеливых, не торопившихся вскочить и вытащить свои пакеты из верхних багажных камер, оставалось все меньше - зов большинства очень мощный посыл. Так что, когда подали трап и можно было спокойно вынуть вещи, надеть пальто и неторопливо пройти к выходу, на своих местах сидело только трое. Они втроем спустились по трапу и почувствовали, что принадлежат к одному человеческому типу Homo sapiens lentus. Спустившись на землю, стоя под ветром и залепляющими лицо хлопьями снега, прежде чем двигаться к теплому помещению аэропорта они представились друг другу и договорились дальше устраиваться втроем.
Женщину звали Анной Михайловной, ей было немного за сорок. Спортивный парень с непокрытой головой и маленьким рюкзачком представился Вадиком. А пожилой джентльмен, элегантный от норковой шапки изысканного кроя до шоколадных ботинок, заставляющих вспомнить о Бонд-стрит, назвался Андреем Кузнецовым и непринужденно добавил: "Писатель".
Вадик подхватил тяжелую сумку Анны Михайловны, и они почти бегом двинулись к стеклянным дверям, обещавшим тепло, отдых, ужин и рюмку коньяка. Когда все мытарства с паспортами, билетами, багажными квитанциями, декларациями и беготней между разными помещениями, где располагались нужные стойки, были окончены, и сердитый представитель авиакомпании вручил им ваучеры на комнаты в гостинице аэропорта, а также на ужин и завтрак и невнятно объяснил, где остановка автобуса, который их туда отвезет, Анна Михайловна, Вадик и Андрей почувствовали, что у них начались каникулы. Заботы остались там, откуда взлетел самолет и там, где он должен будет приземлиться завтра или послезавтра, когда позволит погода. Сегодня принадлежало им и не требовало никаких усилий. Они немного познакомились по ходу аэропортовских хлопот и, несмотря на усталость, у них было приподнятое настроение и они чувствовали острую симпатию друг к другу.
В гостинице оказалось, что несмотря на ваучеры, свободных комнат нет. Ванна и постель достались тем, кто спешил в самолете пробиться вперед. Это почему-то заставило их захихикать. Вадик предположил, что они потомки аристократов и в генетической памяти у них нет механизмов, необходимых для устройства в гостиницу.
- "Наши предки, вероятно жили в своих замках и теремах и никуда не торопились". Андрей вдумчиво покивал. А Анна Михайловна отклонила высокую честь.
-Нет, - сказала она. Мои предки были евреями, а значит не владели замками и всегда торопились. Гены-то у меня правильные. Просто я сама ленивая.
Они устроились в удобных креслах гостиничного холла вокруг небольшого круглого стола. Ресторан уже не работал, так что об ужине не было речи. Но бар был открыт всю ночь. Мужчины принесли коньяку и орешков. И беседа потекла. Вадик оказался математиком и под давлением расспросов не слишком охотно признался, что он профессор Цюрихского университета и сейчас на каникулах едет в Москву поддержать своего необыкновенно одаренного, но совершенно не приспособленного к жизни аспиранта.
Анна Михайловна была психологом и специализировалась на подростках с синдромом Аспергера. У нее были свои методики и теперь она возвращалась из Чикаго с конференции, на которой получила неожиданную поддержку от двух ведущих в мире специалистов по проблемам аутизма. Теперь она видела свое профессиональное будущее в радужных тонах.
Андрей рассказал, что пишет романы и сценарии, что недавно в Питере была премьера его пьесы. А сейчас он возвращается из Голливуда … тут он скрестил пальцы и сказал, что во избежание сглаза не станет вдаваться в подробности своих переговоров с Sony Pictures Entertainment
Они выпили за успехи друг друга и заказали еще по рюмке. Анна Михайловна сказала: "В молодости я сильно боялась боли, но с годами стала довольно терпелива. Я неплохо переношу свои болезни и неприятности. Но вот что теперь мне совершенно нестерпимо - это скука. У нас впереди целая ночь. Спать негде, выйти невозможно. Давайте рассказывать друг другу занимательное и смешное.
- Хотите, я начну,- сказал Вадик. Но прежде, чтобы не бегать каждую минуту, я принесу сразу всю бутылку коньяка…
И он рассказал
Двоечник
Колька Игнатьев снова разругался с родителями. Он натянул куртку, надвинул на лоб капюшон, выскочил на лестничную площадку, яростно хлопнув дверью, и с грохотом сбежал по ступенькам к парадному.
На улице шел дождь. Капли стучали по капюшону, задавая правильный ритм, помогая упорядочить мысли. Он зашел в булочную, выбрал теплый бублик с маком и съел, потом постоял в очереди в кассу кинотеатра, купил билет и зашел в зал. По крайней мере там было тепло и сухо.
Журнал он смотрел внимательно, а когда началось кино, быстро потерял нить - кто и зачем стреляет и от кого герой убегает, перепрыгивая с вагона на вагон. Колька думал о своем, и мысли эти были неторопливы и приятны. Сеанс кончился, и Колька пошел домой успокоенный.
Родители уже легли. Он быстро проскочил в свою комнату, разделся и нырнул в постель. Сон уже почти накрыл его, когда Колька почувствовал, что мать сидит на его постели и гладит Колькину нестриженую голову.
- Миленький! - шептала мать. - Что же нам с тобой делать? Я сегодня была на родительском собрании. Ты совсем перестал готовить уроки. Татьяна Викторовна говорит, что делаешь ошибки, как пятиклассник, а сочинения вообще не сдаешь. Математик сказал, что если бы ты хотел, то мог бы. Но домашних заданий не выполняешь. По истории тебе тройку еле натянули. Даже физкультурник жаловался, что ты приходишь без формы...
- Мам! Ну скучно мне всё это. Сил нет, как скучно. Я старался, но заставить себя не могу.
- Ладно! Понимаю. И папа не очень-то в школе отличался. Черт с ней, со школой! Но, Коленька! Ты же молотка в руки не брал! Гвоздя забить не умеешь! Отец твой любую работу сделает с закрытыми глазами. Что приусадебный вскопать, что трубу поменять, что кафель положить. А ты? Как жить будешь, Колька? У тебя и друзей нет. Соседка всё жалуется, что сын выпивает с друзьями, а я грешным делом подумала, что рада была бы, если бы и ты с друзьями или с отцом пивка попил. Так ведь нет! Сидишь как сыч у себя в комнате. Ни телевизора не смотришь! Ни в стрелялки, как все нормальные дети, не играешь! Ну что?? Объясни мне, что ты сидишь целыми днями? Что за закорючки пишешь?
Мать зарыдала. Кольке было ее ужасно жалко.
- Мама, я проверял доказательство АВС-гипотезы Мотидзуки. Никто в мире не мог ее проверить. А я... я, кажется, нашел ошибку.
- И зачем это? - с тоской спросила мать.
- Ну как… для решения уравнений Морделла. Вот закончу свое доказательство теоремы и пошлю в «Успехи математических наук». Ты понимаешь, мама? Я, может, премию Филдса получу!
Мать вытерла слезы углом простыни и вздохнула.
- Мотидзуки, значит. Ну, спи, спи. Завтра первый урок литература. Опоздаешь - мне твоя Татьяна Викторовна снова по телефону втык сделает...
- А что, спросил Андрей, - действительно бывают такие самородки?
- Разумеется,- ответил Вадик. Вот мой аспирант Алек, к которому я лечу. Я стал профессором Цюрихского университета в двадцать семь лет. А он способней меня в сто раз. Мне до него, как до Луны. Он и на пианино играет, как виртуоз, и стихи пишет волшебные. И рассказы, как О.Генри. Я, его руководитель, еле поспеваю за ним. После каждого занятия мучаюсь мигренью. Задействую все до последнего нейрона, чтобы не ударить в грязь лицом. Коротко говоря, он гений.
-Так вот почему вы едете к нему, а не он к вам,- задумчиво сказала Анна Михайловна.
- Видите ли, он среди своих сверстников, как жираф в стаде пони. В полном одиночестве. Это двадцатилетнему не на пользу. Я прилечу - вместе сходим в кино… на стадион или еще куда. А то он… не знаю. Сломается.
окончание следует
Народ загомонил, зашебуршился. Настроение в салоне резко поднялось. Посадка прошла отлично, хотя за окнами сквозь туман и снежные хлопья можно было разглядеть по нескольку пожарных машин с каждой стороны посадочной полосы. Самолет еще ехал по дорожкам аэропорта, а проход между креслами был уже заполнен пассажирами, по обыкновению не усидевшими до остановки. В шубах и дубленках с детьми, сумками и чемоданчиками, надев шапки и теплые шарфы, они толкались в плотной очереди, бестолково и безнадежно пытаясь быстрее выбраться на воздух.
Терпеливых, не торопившихся вскочить и вытащить свои пакеты из верхних багажных камер, оставалось все меньше - зов большинства очень мощный посыл. Так что, когда подали трап и можно было спокойно вынуть вещи, надеть пальто и неторопливо пройти к выходу, на своих местах сидело только трое. Они втроем спустились по трапу и почувствовали, что принадлежат к одному человеческому типу Homo sapiens lentus. Спустившись на землю, стоя под ветром и залепляющими лицо хлопьями снега, прежде чем двигаться к теплому помещению аэропорта они представились друг другу и договорились дальше устраиваться втроем.
Женщину звали Анной Михайловной, ей было немного за сорок. Спортивный парень с непокрытой головой и маленьким рюкзачком представился Вадиком. А пожилой джентльмен, элегантный от норковой шапки изысканного кроя до шоколадных ботинок, заставляющих вспомнить о Бонд-стрит, назвался Андреем Кузнецовым и непринужденно добавил: "Писатель".
Вадик подхватил тяжелую сумку Анны Михайловны, и они почти бегом двинулись к стеклянным дверям, обещавшим тепло, отдых, ужин и рюмку коньяка. Когда все мытарства с паспортами, билетами, багажными квитанциями, декларациями и беготней между разными помещениями, где располагались нужные стойки, были окончены, и сердитый представитель авиакомпании вручил им ваучеры на комнаты в гостинице аэропорта, а также на ужин и завтрак и невнятно объяснил, где остановка автобуса, который их туда отвезет, Анна Михайловна, Вадик и Андрей почувствовали, что у них начались каникулы. Заботы остались там, откуда взлетел самолет и там, где он должен будет приземлиться завтра или послезавтра, когда позволит погода. Сегодня принадлежало им и не требовало никаких усилий. Они немного познакомились по ходу аэропортовских хлопот и, несмотря на усталость, у них было приподнятое настроение и они чувствовали острую симпатию друг к другу.
В гостинице оказалось, что несмотря на ваучеры, свободных комнат нет. Ванна и постель достались тем, кто спешил в самолете пробиться вперед. Это почему-то заставило их захихикать. Вадик предположил, что они потомки аристократов и в генетической памяти у них нет механизмов, необходимых для устройства в гостиницу.
- "Наши предки, вероятно жили в своих замках и теремах и никуда не торопились". Андрей вдумчиво покивал. А Анна Михайловна отклонила высокую честь.
-Нет, - сказала она. Мои предки были евреями, а значит не владели замками и всегда торопились. Гены-то у меня правильные. Просто я сама ленивая.
Они устроились в удобных креслах гостиничного холла вокруг небольшого круглого стола. Ресторан уже не работал, так что об ужине не было речи. Но бар был открыт всю ночь. Мужчины принесли коньяку и орешков. И беседа потекла. Вадик оказался математиком и под давлением расспросов не слишком охотно признался, что он профессор Цюрихского университета и сейчас на каникулах едет в Москву поддержать своего необыкновенно одаренного, но совершенно не приспособленного к жизни аспиранта.
Анна Михайловна была психологом и специализировалась на подростках с синдромом Аспергера. У нее были свои методики и теперь она возвращалась из Чикаго с конференции, на которой получила неожиданную поддержку от двух ведущих в мире специалистов по проблемам аутизма. Теперь она видела свое профессиональное будущее в радужных тонах.
Андрей рассказал, что пишет романы и сценарии, что недавно в Питере была премьера его пьесы. А сейчас он возвращается из Голливуда … тут он скрестил пальцы и сказал, что во избежание сглаза не станет вдаваться в подробности своих переговоров с Sony Pictures Entertainment
Они выпили за успехи друг друга и заказали еще по рюмке. Анна Михайловна сказала: "В молодости я сильно боялась боли, но с годами стала довольно терпелива. Я неплохо переношу свои болезни и неприятности. Но вот что теперь мне совершенно нестерпимо - это скука. У нас впереди целая ночь. Спать негде, выйти невозможно. Давайте рассказывать друг другу занимательное и смешное.
- Хотите, я начну,- сказал Вадик. Но прежде, чтобы не бегать каждую минуту, я принесу сразу всю бутылку коньяка…
И он рассказал
Двоечник
Колька Игнатьев снова разругался с родителями. Он натянул куртку, надвинул на лоб капюшон, выскочил на лестничную площадку, яростно хлопнув дверью, и с грохотом сбежал по ступенькам к парадному.
На улице шел дождь. Капли стучали по капюшону, задавая правильный ритм, помогая упорядочить мысли. Он зашел в булочную, выбрал теплый бублик с маком и съел, потом постоял в очереди в кассу кинотеатра, купил билет и зашел в зал. По крайней мере там было тепло и сухо.
Журнал он смотрел внимательно, а когда началось кино, быстро потерял нить - кто и зачем стреляет и от кого герой убегает, перепрыгивая с вагона на вагон. Колька думал о своем, и мысли эти были неторопливы и приятны. Сеанс кончился, и Колька пошел домой успокоенный.
Родители уже легли. Он быстро проскочил в свою комнату, разделся и нырнул в постель. Сон уже почти накрыл его, когда Колька почувствовал, что мать сидит на его постели и гладит Колькину нестриженую голову.
- Миленький! - шептала мать. - Что же нам с тобой делать? Я сегодня была на родительском собрании. Ты совсем перестал готовить уроки. Татьяна Викторовна говорит, что делаешь ошибки, как пятиклассник, а сочинения вообще не сдаешь. Математик сказал, что если бы ты хотел, то мог бы. Но домашних заданий не выполняешь. По истории тебе тройку еле натянули. Даже физкультурник жаловался, что ты приходишь без формы...
- Мам! Ну скучно мне всё это. Сил нет, как скучно. Я старался, но заставить себя не могу.
- Ладно! Понимаю. И папа не очень-то в школе отличался. Черт с ней, со школой! Но, Коленька! Ты же молотка в руки не брал! Гвоздя забить не умеешь! Отец твой любую работу сделает с закрытыми глазами. Что приусадебный вскопать, что трубу поменять, что кафель положить. А ты? Как жить будешь, Колька? У тебя и друзей нет. Соседка всё жалуется, что сын выпивает с друзьями, а я грешным делом подумала, что рада была бы, если бы и ты с друзьями или с отцом пивка попил. Так ведь нет! Сидишь как сыч у себя в комнате. Ни телевизора не смотришь! Ни в стрелялки, как все нормальные дети, не играешь! Ну что?? Объясни мне, что ты сидишь целыми днями? Что за закорючки пишешь?
Мать зарыдала. Кольке было ее ужасно жалко.
- Мама, я проверял доказательство АВС-гипотезы Мотидзуки. Никто в мире не мог ее проверить. А я... я, кажется, нашел ошибку.
- И зачем это? - с тоской спросила мать.
- Ну как… для решения уравнений Морделла. Вот закончу свое доказательство теоремы и пошлю в «Успехи математических наук». Ты понимаешь, мама? Я, может, премию Филдса получу!
Мать вытерла слезы углом простыни и вздохнула.
- Мотидзуки, значит. Ну, спи, спи. Завтра первый урок литература. Опоздаешь - мне твоя Татьяна Викторовна снова по телефону втык сделает...
- А что, спросил Андрей, - действительно бывают такие самородки?
- Разумеется,- ответил Вадик. Вот мой аспирант Алек, к которому я лечу. Я стал профессором Цюрихского университета в двадцать семь лет. А он способней меня в сто раз. Мне до него, как до Луны. Он и на пианино играет, как виртуоз, и стихи пишет волшебные. И рассказы, как О.Генри. Я, его руководитель, еле поспеваю за ним. После каждого занятия мучаюсь мигренью. Задействую все до последнего нейрона, чтобы не ударить в грязь лицом. Коротко говоря, он гений.
-Так вот почему вы едете к нему, а не он к вам,- задумчиво сказала Анна Михайловна.
- Видите ли, он среди своих сверстников, как жираф в стаде пони. В полном одиночестве. Это двадцатилетнему не на пользу. Я прилечу - вместе сходим в кино… на стадион или еще куда. А то он… не знаю. Сломается.
окончание следует