«Uno, uno, uno, un momento…»
Просматривая новости в Дзене, неожиданно наткнулся на сообщение, которое меня несказанно обрадовало. Оказывается, Россия по уровню экономического развития передвинулась с пятого места на третье!
Я даже не знал, что мы были на пятом, а оказаться на третьем - это просто мечта!
Однако радость моя была преждевременной.
Увы, небрежность прочтения.
Оказывается, с пятого места на третье «передвинулась» Российская империя. И «передвинул» ее лично неимоверными героическими усилиями Георгий Александрович Шевкунов, известный также как митрополит Тихон.
Увы, в нашей «новой России», освобожденной от «безбожного коммунизма», единственное, что по-настоящему интенсивно развивается - это Российская империя.
За три десятилетия практически все сферы ее бытия претерпели грандиозные изменения. Наконец-то посрамлены всевозможные ее клеветники: разные там Чеховы, Куприны и прочие митрополиты Вениамины, жившие в те времена и у себя под носом не видевшие всей тогдашней мощи, богатства и праведности.
«Все видится нам лишь на расстоянии».
Потребовалось почти целое столетие, чтобы народились новые поколения с абсолютно незамутненным сознанием, которые смогли, наконец-то, увидеть истинную Россию, которую они потеряли. Будто утраченная Атлантида она открывается восхищенным взорам бывших октябрят, пионеров, комсомольцев, членов КПСС и даже сотрудников КГБ. Не говоря уже о новых поколениях стерильно беспартийных.
Лицезрея счастливое лицо и горящие глаза Георгия Александровича, я подумал, что именно в этом он видит смысл своего существования. Он твердо осознает свое призвание, он его нашел.
Великий подвиг его служения состоит в том, чтобы всемерно способствовать расцвету «истинной православной России» - Российской империи.
Прежде всего, именно она - настоящая, праведная, должны быть объектом нашей всемерной заботы и любви. Он видит свое призвание в том, чтобы делать дореволюционное крестьянство все более и более зажиточным и счастливыми, народные массы все более образованными и здоровыми, промышленность все более развитой, армию все более сильной, а руководство РИ все более мудрым и духовно просветленным. (Я не психиатр, но, по-моему, у него получается.)
А стагнирующая и вымирающая реальная Россия, по духу во многом по-прежнему «нераскаянная», не принимающая их «православно монархического» идеала, который они рука об руку со светской властью не одно десятилетие пытаются привнести в жизнь, как раз и является живым доказательством их правоты.
Добавим - пока еще живым.
Увы, перед нами не флуктуация. Перед нами система.
Шевкунов выражает сознание весьма широкой страты общества, представители которой, между прочим, находятся у власти.
Можно сказать, он лицо нынешней системы, ее благообразно-жуткий символ.
Ни убедить, ни пристыдить, ни «договориться» (о чем!)
Господин Шевкунов - само воплощение конца истории в одной отдельно взятой стране.
Что это, если не нравственное помешательство? Хотя слово «бесноватость» и короче и точнее.
Если честно, то все это давно уже напоминает помешательство чисто клиническое.
Просто мы привыкли к этому безумию, как к обыденности…
* * * * * * * *
На основе именно своего личного опыта наши антисоветские «русские националисты», «монархисты» и «православные» не знали и не могли знать ничего, кроме поздней советской действительности. (Все кавычки в этом предложении предельно важны, а в словосочетании «русские националисты» нужно было бы поставить в кавычки еще и каждое слово в отдельности).
Советские люди советскую действительность могли любить, могли ненавидеть, а могли испытывать и менее однозначные чувства, что чаще всего и имело место.
Не важно, были ли они при этом объективно правы и насколько, важно, что они имели на это полное право. Они имели полное право на формирование своего отношения к тому, что знали на основании своего собственного жизненного опыта.
Те, кто формировались как личности в 90-е и позднее, уже не имеют столь неоспоримого права судить о советской эпохе, как их родители или дедушки с бабушками. В то время, как их родители и дедушки с бабушками о постсоветской действительности также имеют право судить с большей основательностью, нежели их дети и внуки. Просто потому, что они обладают личным жизненным опытом, полученным в обеих эпохах.
Подобным «приоритетом мнения» их дети и внуки будут обладать только по отношению к своим собственным детям и внукам.
Это очевидные вещи.
Это естественный механизм преемственности в человеческом обществе. Разрыв ее чреват катастрофой, общественным упадком и, в конце концов, гибелью народа.
Именно этот естественный порядок вещей обязана защищать настоящая церковь, тем более, если она Русская православная. Слово «если» здесь ключевое…
Выражаясь грубо, разрыв преемственности - это когда отца начинают учить <…>, а мамашу - котлеты жарить.
И все это становится предельно отвратительным, когда подобное позволяют себе внуки и правнуки в отношении дедов и прадедов.
И уже совсем запредельной мерзостью и откровенным сатанизмом предстает объявление внуками и правнуками своих дедов и прадедов - «иудами», совершившими «великий грех предательства». При этом «иудами» объявляется фактически весь народ.
Народ предал своего Государя!
А вот нынешние «внучата», в отличие от тогдашнего «народа-предателя», государю «своему», оказывается, «верны».
«Прости нас, Государь!»
Тошнота не покатывает к горлу?
Судя по всему, в масштабах страны не подкатывает, это уж точно. «Ко всему привыкает подлец-человек».
Иначе подобное «восприятие истории», которое является практически официальным и проповедуется с самых высоких трибун, вызвало бы такое общественное возмущение, что все, кто к этому хоть как-то причастны, перестали бы существовать в глазах общества не только как представители тех или иных государственных, общественных и религиозных организаций (независимо от ранга), но и просто в качестве хоть сколько-нибудь уважаемых граждан.
* * * * * * * *
Мы имеем полное право судить о любой эпохе.
Однако слово «судить» в русском языке имеет несколько значений.
Мы имеем право судить, в смысле - рассуждать, стремиться понять эпоху, имеем право даже определять «правых» и «виноватых», но только отнюдь не как судьи, не как люди, обладающие нравственным и правовым превосходством перед ушедшими поколениями.
Как представители нынешних поколений, мы не имеем права рассматривать ушедшие поколения в качестве «подсудимых».
В 2010 году прошла серия передач «Суд времени», в которых блестяще выступил коллективный «Кургинян» против коллективных «Сванидзе-Мелечина». И тогда же Сергей Ервандович с возмущением говорил о хамском (в библейском понимании) названии передачи - «Суд времени», считая более уместным именовать ее - «Суть времени». И в этом с ним трудно не согласиться.
Возможно, кто-то возразит, что поколения, живущие позже, обладают дополнительной информацией, которой не обладали современники эпохи. Дескать, новые поколения видят исторический процесс на более длительном временном плече, что позволяет понять смыслы или их оттенки, которые трудно было заметить современникам, ощущавшим эпоху лицом к лицу.
Это, безусловно, так.
Но на самом деле подобный «аргумент» лишь дополнительно утверждает нынешних «внучат» в их, безусловно, презренно-хамском статусе.
Мало того, что они не имеют и не могут иметь личного жизненного опыта в отношении эпохи, которую судят (точнее, обвиняют!), мало того, что они не могут иметь более адекватного представления о ней, нежели современники. Но, в дополнение к этому они в своем обличительно-прокурорском высокомерии напоминают игроков, делающих «успешные» ставки после окончания забега, обвиняя в «недальновидности» тех, кто делал эти ставки до его начала.
Быть дальновидным «назад» несколько проще, нежели быть дальновидным «вперед». И уж кичиться своей «задней» прозорливостью - дело, безусловно, последнее и, несомненно, хамское.
Но самое гадкое заключается в том, что даже этой «заднеприводной» прозорливости у них нет от слова «совсем»! Даже «делая ставки» после окончания «забегов» они проигрались в пух и прах. Они пустили по ветру то, что неимоверными трудами и жертвами создавали их «недальновидные» деды и прадеды.
Все, кто поддержали антисоветский «вхожденческий» проект (в каких бы вариантах эта поддержка не выражалась: в либеральной или в «национально-религиозно-возрожденческой») и продолжают это делать, по результатам трех десятилетий обгадились с ног до головы. Причем обгадились неимоверно жидко: они оказались активными соучастниками попытки убийства своего народа, последствия которой пока еще до конца не ясны, фактически все последующие десятилетия мы обречены выяснять, глубину катастрофы, расплачиваясь за это кровью. «Вхожденчество», учитывая характер и дух «принимающей» стороны, иного смысла иметь не могло и не может.
* * * * * * * *
Что значит, быть верным чему-либо или кому-либо?
«Сохранение верности» всегда предполагает готовность к жертвенному служению или хотя бы к ответственному поведению.
«Верность» и «чувство долга» - это всегда жертва, как минимум, потенциальная.
«Верность» или «исполнение долга», не требующие жертвы, хотя бы предполагаемой - это фикция, клоунада и жонглирование словесными погремушками.
Верными государю императору нужно было быть до 17 июля 1918 года. А быть ему «верными» спустя почти столетие после его гибели - это уже несколько поздновато.
Цирком отдает, господа «монархисты», дешевым балаганом!
Впрочем, не только цирком, но и «домом скорби».
«Я не буду присягать Временному правительству! Я присягал Государю императору, а этому хохлу Родзянко я присягать не намерен!»
Да, весной 1917 года это был бы поступок…
Ну, и гуляй, Вася, карьера твоя закончена. Со всеми вытекающими для тебя последствиями. Для тебя и твоей семьи.
Но так вели себя одиночки, вроде графа Келлера Федора Артуровича, человека в период Германской легендарного. «Лучшая шашка России». Он был одним из двух «комкоров» (только двух!) из всего генералитета, поддержавших Николая II на момент отречения.
Весной 1917 года он был уволен из армии и жил у себя в Харькове. Летом 1918 года генерал Казанович, посланный генералом Деникиным в Москву и Петроград с целью поиска финансирования для Добровольческой армии в среде русской буржуазии (ага, разбежались!), возвращаясь на Дон, заехал к Келлеру в Харьков.
Он убеждал его присоединиться к Деникину, или, по крайней мере, не отговаривать офицеров идти к нему.
«Буду отговаривать! Буду!»
Генерал, безусловно, ненавидел большевиков, но, будучи убежденным монархистом, среди антибольшевистских сил он не видел сил русских.
«Все офицеры разбились на «ориентации». Нет только одной ориентации - русской…»
Последовательная верность монархической идее характеризует генерала Келлера как, безусловно, цельную натуру.
Но вывод из всего этого следует простой. Уже на тот момент монархическая идея в социальном плане исчерпала себя полностью, и в последующие десятилетия ее жалкие остатки стремительно таяли в закоулках общественного сознания.
В личностном отношении поведение генерала можно рассматривать как подвиг (он погиб в Киеве от рук петлюровцев), но в плане, общественно политическом, судьба этому последнему солдату империи также не приготовила ничего, кроме гребанного цирка. И только трагическая участь не позволила графу Келлеру лично оказаться частью жалкой цирковой клоунады.
В конце 1918 года Федор Артурович нашел-таки «чисто русскую» воинскую силу, которую, как он полагал, можно было возглавить без ущерба для своей совести и своей репутации. Это был так называемый «Северный корпус».
Увы, эта «армия» изначально создавалась германцами на территориях, ими оккупированных. После поражения Германии в ПМВ «армия» перешла под контроль Антанты и на ее содержание. «Армия» численно была чуть больше двух тысяч человек. Этому не следует удивляться, на тот момент собственно деникинская Добровольческая армия (без казачества, как автономной местной силы) была всего лишь в разы больше.
Затем «армия» втянулась в бои с частями Красной армии за Псков. (Большевики энергично и решительно начали возвращать территории, утраченные по Брестскому договору). В результате боев «армия» потерпела поражение от красных, численно не намного ее превосходивших, и отступила на эстонскую территорию, приняв предложение стать частью вооруженных сил независимой Эстонии, т. е. «цветными войсками» лимитрофа.
Так закончился «монархический» цирк с конями якобы ужасно русского «Северного корпуса».
Сам граф Келлер, приняв предложение стать командиром корпуса, не смог возглавить его лично, ибо Киев, где он пребывал, оказался блокирован петлюровцами. Однако судьба корпуса слабо зависела от характера командования, она определялась самим «порядком вещей», то есть обстоятельствами непреодолимой силы, в которых действовал корпус. И немаловажным обстоятельством здесь был моральный дух его солдат и офицеров.
Сам прославленный «командир корпуса» прожил еще две недели после того, как его корпус стал «цветной частью» армии «великой Эстонии» под покровительством Антанты.
* * * * * * * * * *
Жившему столетие назад народу на фоне бедствий, постигших страну, которой перед катастрофой правил Николай II, судьба бывшего императора была абсолютно «по барабану» (а последующим поколениям и подавно). И исключения в этом вопросе лишь подтверждают правило.
Это отношение к монархии и монарху формировалось в общественном сознании РИ эволюционно и органично, хотя и довольно быстро, о чем убедительно поведал тот же митрополит Вениамин. Это отношение было продуктом естественного хода Истории.
Монархию и монарха отвергало мироощущение подавляющего большинства современников предреволюционной и революционной эпох, которые в тогдашнюю жизнь были непосредственно погружены. И свои взгляды они готовы были защищать с оружием в руках, жертвуя своим благополучием и своей жизнью. И эта готовность к жертве касалась не только их лично, но и их близких.
Это были люди вполне ответственные, они понимали, что такое долг, в отличие от наших «православно монаршизнутых». Они могли совершать ошибки, причем роковые. Но никакие их ошибки и даже преступления не могут фигуру самого Николая II сделать хоть сколько-нибудь значительнее, нежели она представлялась его современникам в реальном масштабе времени.
Тот факт, что современники Николая II, начиная с 1917 года, в массе своей свой долг понимали зачастую диаметрально противоположно, не меняет сути дела. Важно, что это были люди долга. И красные, и белые.
Они могли в течение одного дня до одиннадцати раз сходиться в рукопашной, и за это они все достойны уважения.
Явных монархистов среди красных я не знаю. Среди красных их почему-то не было.
А среди белых монархисты были в числе крайне незначительном и политической погоды не делали. Как свидетельствовал генерал Я.Слащев, белая армия - это октябристско-кадетствующие верхи и меньшевистско-эсерствующие низы.
«”Боже царя храни”, все же, провозглашали отдельные тупицы…»
«Отдельные тупицы» в «меньшевистско-октябристской» среде кое-чем рисковали, в отличие от нынешних «монаршизнутых». Если какой-нибудь офицер-монархист позволил бы себе публично встать при исполнении «Боже царя храни» (хотя какой самоубийца осмелился бы «старый» гимн публично исполнить?), то в принципе он мог оказаться в контрразведке, а, в лучшем случае, его вызвал бы к себе вышестоящий начальник и сказал:
«Я, батенька, знаю Вас как отличного офицера, но еще одна подобная выходка, и я вынужден буду…»
По признанию Деникина «отдельные тупицы» создавали в Добровольческой армии что-то вроде подпольных организаций (хм - почти как большевики), то есть они, все-таки, рисковали (причем в среде сослуживцев).
А чем рискуют нынешние?
Даже в последние десятилетия существования СССР «верность государю нашему» не стоила ломаного гроша, в смысле ответственности этих самых «верных».
Писатель В. Солоухин утверждал эту «верность» всем своим «модус вивенди». Все знали, что он, член КПСС с 1952 года - убежденный и «последовательный монархист».
В чем выражалась его «последовательная убежденность»?
А в том, что все это знали. Да она ни в чем другом и не могла выражаться.
Поэтому он продолжал оставаться членом КПСС, регулярно печатался, входил в номенклатуру СП и объездил полмира.
Нет ничего страшнее фальшивых людей.
Своим влиянием они порождают людей еще более фальшивых.
Господин Шевкунов с гордостью именует Солоухина своим старшим товарищем и наставником.
За язык его никто не тянул.
* * * * * * * * * *
После гибели последнего монарха можно быть верным только его памяти.
Но даже быть верными памяти государя Николая Александровича означает быть готовыми на жертву «во имя этого».
А что это значит?
И в чем выражается готовность?
Даже верность фанатов какого-нибудь «Спартака» своей команде в нравственном отношении стоит неизмеримо выше верности наших «монархистов» своим «монархическим принципам». Фанату «Спартака» за его «верность» могут рыло начистить, причем он на это «всегда готов», и без этой готовности к жертве ради любимой команды он нисколько не фанат.
А что угрожает нынешним «монархистам», реальные «ценности» которых располагаются на столетие ниже их самих, совсем в другом измерении, с которым они никогда не пересекутся?
Ведь «православно-монархически» базлать на тех, кто справедливо крутит им пальцем у виска, как известно - не мешки ворочать.
Нумизматы, филателисты или фанаты винтажной мебели своему «делу» преданы уж точно не в меньшей степени. Но нумизматы или филателисты не претендуют на идеологию, которая, как известно, является формулой власти.
Перед нами очевидное мировоззрение национально-исторического ОТЩЕПЕНСТВА.
Причем исполнено оно в форме неистово экзальтированной национально-исторической ПРИВЕРЖЕННОСТИ.
Удивляться не надо.
Форма очень часто служит удобным прикрытием содержания.
Дьявол, вообще - ба-а-а-альшой шутник!
В эпоху постмодерна очень многое не является тем, чем кажется, более того, многое является абсолютной инверсией того, чем стремится представиться.
Мы не будем сейчас рассматривать вопрос, в какой мере эта идеология является рукотворной и навязанной (в том числе и извне), а в какой мере она порождена «порядком вещей», т. е. продиктована общественной волей к смерти, которая присутствует в любом обществе, наряду с волей к жизни. Скорее всего, эти два «источника и две составных части» пребывают в диалектическом единстве.
И механизм формирования - тоже отдельная тема.
Концепция «малого народа» Огюстена Кошена не представляется автору научной, хотя в качестве средства схематизации сложного социального явления она обладает определенной познавательной ценностью, именно как инструмент грубого предварительного описания.
«Малый народ», который более 30 лет назад пошел на штурм «большого народа» и его страны, принято ассоциировать, прежде всего, с либерально-западническим отщепенством, хотя, на самом деле, на штурм шли двумя колоннами. И обе колонны внутри СССР оформились как «пятые».
Либерал решительно отрицал советскую действительность во имя своего идеала - западного общества.
Любое «отрицание» непременно должно сочетаться с «утверждением», с указанием на «идеал», как конечную желаемую цель, ради которой разрушается существующая реальность.
При всей неорганичности либералов-западников их «идеал» существовал и продолжает существовать реально.
Конечно, здесь всегда первично было отвращение к России, отвращение во многом неконтролируемое, в психиатрии именуемое «фобией». Именно это отвращение к России не позволяет либералу увидеть «желаемый объект» в его истинном виде, без идеалистических прибамбасов.
Разоблачать Запад в глазах либералов-западников - бесполезное занятие. Либерал от своего «идеала» не откажется никогда, ибо без «идеала» его фобия, его деятельная разрушительная ненависть потеряет «благородную» мотивацию. А откровенным Геростратом выглядеть не хочет никто.
В свою очередь «национально-религиозные возрожденцы» отрицали реальную Россию-СССР (а никакой другой и не было) во имя своего идеала - «России, которую мы потеряли».
В отличие от Запада эта «Россия» в реальном масштабе времени не существовала, а представляла собой «воспоминание», причем «воспоминание» о том, чего они в принципе не могли помнить.
И это однозначно доказывает, что и здесь первична была ненависть к актуальной, реальной России, так же, как и в случае с либералами, но «отмазка» при этом выбрана была другая, «национальная».
Мы даже не будем сейчас брать в расчет то, что их «воспоминания» о реальной РИ представляют собой лютое безумие. Важно в данном случае другое, их идеальный фетиш, существующий только в их воспаленном мозгу, был отделен от них, как минимум, четырьмя поколениями (20-25 лет), каждое из которых их нынешние «ценности» исторически отрицало все с большей и большей последовательностью.
Это были поколения исторически вынужденной мобилизационной модернизации, которая репрессивна по определению.
Они строили и воевали, выбиваясь их сил, они шли на жертвы во имя новых поколений, которым этого уже не пришлось бы делать.
Они видели новые поколения гарантированно сытыми, технологически и культурно суверенными и полностью защищенными в военном отношении.
И, как только все это было достигнуто, в безмятежном лоне позднего СССР моментально образовалась отвратительнейшая болезнетворная социальная плесень, которая разорвала историческую преемственность.
Это и было настоящим отречением, настоящей изменой, каковой в истории России еще не бывало.
А именно.
- Мы вам ничем не обязаны. Все ваши достижения стали бы реальностью и без вашего «совкового» надрыва. Императорская Россия все это реализовала бы левой задней ногой.
- Мы не патриоты вашего «безбожного совка». (Это означает - отрицание всякой ответственности перед реальной Россией, и почти неприкрытое утверждение права вытворять с ней, «нераскаявшейся», все, что захочется).
- Мы патриоты Российской империи, истинной православной России. (И опять никакой реальной ответственности. А какая может быть ответственность перед виртуальной «Атлантидой»? К тому же, любой Шевкунов при желании запросто передвинет ее на первое место не только в мире, но и в Галактике.)
- На самом деле, все наоборот - это вы, поколения «безбожных совков», виноваты перед нами. Если бы не вы, Россия с 1913 года преспокойненько продолжала бы пить «баварское» и кататься, как сыр в масле, жить так, как всегда жила, сытая, богатая, свободная, могучая и образованная.
- И сегодня она была бы уважаемой и законной частью цивилизованного мира (это в последние годы проговаривать не особо принято). И мы имели бы намного больше того, что вы обеспечили нам своим дурацким «совковым» надрывом.
Между прочим, и в настоящее время вместе со всей привычной антисоветской истерикой проскакивают порой старые (ныне не особо уместные) тезисы про то, что, если бы не большевики, то Россия могла бы быть «нормальной европейской страной», а не «сборищем азиатских орд».
Ну, прямо «по-власовски». Россия - це Европа.
На самом деле, именно это всегда было главным в нашем «национально-религиозном» вхожденческом «возрождении», хотя, конечно, это главное не особо «светилось» на поверхности.
Психология, которую они являют граду и миру - это решительное отрицание всякого религиозного мироощущения в принципе.
В этом плане даже либерал-западник выглядит более «органично», он, хотя бы, под патриота не косит. Ну, Смердяковы - и Смердяковы, ненавидим и ладушки.
* * * * * * * * * *
Просто навеяло, так сказать, ассоциативно…
У А. Толстого есть короткая повесть - «Граф Калиостро». Она хорошо известна по своим театральным и кинематографическим адаптациям. К сожалению, адаптации трансформировали серьезное и даже мрачное звучание повести в сторону лирическую и комическую.
На самом деле, все это совсем не смешно.
Во влюбленности Алексея Федяшева по существу нет ничего здорового.
И комического в ней тоже мало.
На самом деле это опасное психическое расстройство, что-то вроде смеси фетишизма и некрофилии. И не нужно думать, что подобные недуги могут поражать только отдельных людей. Аналоги подобных расстройств в социально-психологической сфере могут охватывать широкие массы населения. Ведь во всем этом есть своя дьявольская прелесть.
На весеннем пленуме писателей СССР 1987 года (возможно, это был съезд), где и обозначилось созревшее в общественном сознании главное идеологическое столкновение начавшейся тогда же «перестройки», писатель П. Проскурин назвал перестроечные тенденции - «некрофилией». Некрофилия - это не «любовь к отеческим гробам», это нечто совсем иное.
И тот же С.Михеев вполне обоснованно именует перестроечные процессы «суицидальными» (похоже, не отдавая себе отчета в том, какое место во всем этом занимают его собственные историко-идеологические воззрения).
В повести А. Толстого все закончилось благополучно.
Хороший урок получает Алексей Федяшев, который приходит к пониманию, что «воскрешение» давно умершего, оживление «бездушной мечты» чревато страшными последствиями. Молодой идеалист испытывает настоящее потрясение, когда из портрета объекта его страстного поклонения появляется злобная кривляющаяся женщина, которую Калиостро называет «отменным кадавром».
«Кадавр» - труп, мёртвое тело, в котором происходят и развиваются посмертные изменения.
Никогда не слышали о праздниках «новой России», что это «мертворожденные праздники»?
Или: «мы живем инерцией советской эпохи».
Или: «Нет видения будущего…»
А почему его нет? Его же не случайно нет!
И чего нет?
Видения?
Или будущего?
То, что мы имеем, а именно устойчивый процесс деградации и вырождения, это, прежде всего, результат безумного воплощения потреблядских мечтаний позднесоветских недорослей, воспитанных в безмятежном лоне советского общества последних десятилетий. Эта определенная категория «ребят с нашего двора», не имеет никакого отношения к настоящим монархистам и белым столетней давности. Вот к тем самым, которые без кавычек (при всей исторической обреченности и бесперспективности последних).
Никакого!!!
То, что мы получили, это, как выразился бы Джузеппе Бальзамо, «материализация чувственных идей» ссучившихся «внучат».
Uno, uno, uno, un momento,
Uno, uno, uno sentimento,
Uno, uno, uno complimento
Sacramento, sacramento, sacramento…
Что sentimento, то и получили, в кого sacramento, с тем и покумились…
Беспочвенный идеализм и магия всегда идут рука об руку и несут они только смерть. Но при этом постоянно норовят фигурировать под маской религии, причем обязательно какой-нибудь традиционной, будучи на самом деле ее сущностным отрицанием.
Первоначальное название повести А. Толстого - «Лунная сырость». Оно отражает ее смысл намного полнее.
«Луна», это символ потустороннего и инфернального.
А «сырость» - символ затхлости, плесени и гниения.
Я даже не знал, что мы были на пятом, а оказаться на третьем - это просто мечта!
Однако радость моя была преждевременной.
Увы, небрежность прочтения.
Оказывается, с пятого места на третье «передвинулась» Российская империя. И «передвинул» ее лично неимоверными героическими усилиями Георгий Александрович Шевкунов, известный также как митрополит Тихон.
Увы, в нашей «новой России», освобожденной от «безбожного коммунизма», единственное, что по-настоящему интенсивно развивается - это Российская империя.
За три десятилетия практически все сферы ее бытия претерпели грандиозные изменения. Наконец-то посрамлены всевозможные ее клеветники: разные там Чеховы, Куприны и прочие митрополиты Вениамины, жившие в те времена и у себя под носом не видевшие всей тогдашней мощи, богатства и праведности.
«Все видится нам лишь на расстоянии».
Потребовалось почти целое столетие, чтобы народились новые поколения с абсолютно незамутненным сознанием, которые смогли, наконец-то, увидеть истинную Россию, которую они потеряли. Будто утраченная Атлантида она открывается восхищенным взорам бывших октябрят, пионеров, комсомольцев, членов КПСС и даже сотрудников КГБ. Не говоря уже о новых поколениях стерильно беспартийных.
Лицезрея счастливое лицо и горящие глаза Георгия Александровича, я подумал, что именно в этом он видит смысл своего существования. Он твердо осознает свое призвание, он его нашел.
Великий подвиг его служения состоит в том, чтобы всемерно способствовать расцвету «истинной православной России» - Российской империи.
Прежде всего, именно она - настоящая, праведная, должны быть объектом нашей всемерной заботы и любви. Он видит свое призвание в том, чтобы делать дореволюционное крестьянство все более и более зажиточным и счастливыми, народные массы все более образованными и здоровыми, промышленность все более развитой, армию все более сильной, а руководство РИ все более мудрым и духовно просветленным. (Я не психиатр, но, по-моему, у него получается.)
А стагнирующая и вымирающая реальная Россия, по духу во многом по-прежнему «нераскаянная», не принимающая их «православно монархического» идеала, который они рука об руку со светской властью не одно десятилетие пытаются привнести в жизнь, как раз и является живым доказательством их правоты.
Добавим - пока еще живым.
Увы, перед нами не флуктуация. Перед нами система.
Шевкунов выражает сознание весьма широкой страты общества, представители которой, между прочим, находятся у власти.
Можно сказать, он лицо нынешней системы, ее благообразно-жуткий символ.
Ни убедить, ни пристыдить, ни «договориться» (о чем!)
Господин Шевкунов - само воплощение конца истории в одной отдельно взятой стране.
Что это, если не нравственное помешательство? Хотя слово «бесноватость» и короче и точнее.
Если честно, то все это давно уже напоминает помешательство чисто клиническое.
Просто мы привыкли к этому безумию, как к обыденности…
* * * * * * * *
На основе именно своего личного опыта наши антисоветские «русские националисты», «монархисты» и «православные» не знали и не могли знать ничего, кроме поздней советской действительности. (Все кавычки в этом предложении предельно важны, а в словосочетании «русские националисты» нужно было бы поставить в кавычки еще и каждое слово в отдельности).
Советские люди советскую действительность могли любить, могли ненавидеть, а могли испытывать и менее однозначные чувства, что чаще всего и имело место.
Не важно, были ли они при этом объективно правы и насколько, важно, что они имели на это полное право. Они имели полное право на формирование своего отношения к тому, что знали на основании своего собственного жизненного опыта.
Те, кто формировались как личности в 90-е и позднее, уже не имеют столь неоспоримого права судить о советской эпохе, как их родители или дедушки с бабушками. В то время, как их родители и дедушки с бабушками о постсоветской действительности также имеют право судить с большей основательностью, нежели их дети и внуки. Просто потому, что они обладают личным жизненным опытом, полученным в обеих эпохах.
Подобным «приоритетом мнения» их дети и внуки будут обладать только по отношению к своим собственным детям и внукам.
Это очевидные вещи.
Это естественный механизм преемственности в человеческом обществе. Разрыв ее чреват катастрофой, общественным упадком и, в конце концов, гибелью народа.
Именно этот естественный порядок вещей обязана защищать настоящая церковь, тем более, если она Русская православная. Слово «если» здесь ключевое…
Выражаясь грубо, разрыв преемственности - это когда отца начинают учить <…>, а мамашу - котлеты жарить.
И все это становится предельно отвратительным, когда подобное позволяют себе внуки и правнуки в отношении дедов и прадедов.
И уже совсем запредельной мерзостью и откровенным сатанизмом предстает объявление внуками и правнуками своих дедов и прадедов - «иудами», совершившими «великий грех предательства». При этом «иудами» объявляется фактически весь народ.
Народ предал своего Государя!
А вот нынешние «внучата», в отличие от тогдашнего «народа-предателя», государю «своему», оказывается, «верны».
«Прости нас, Государь!»
Тошнота не покатывает к горлу?
Судя по всему, в масштабах страны не подкатывает, это уж точно. «Ко всему привыкает подлец-человек».
Иначе подобное «восприятие истории», которое является практически официальным и проповедуется с самых высоких трибун, вызвало бы такое общественное возмущение, что все, кто к этому хоть как-то причастны, перестали бы существовать в глазах общества не только как представители тех или иных государственных, общественных и религиозных организаций (независимо от ранга), но и просто в качестве хоть сколько-нибудь уважаемых граждан.
* * * * * * * *
Мы имеем полное право судить о любой эпохе.
Однако слово «судить» в русском языке имеет несколько значений.
Мы имеем право судить, в смысле - рассуждать, стремиться понять эпоху, имеем право даже определять «правых» и «виноватых», но только отнюдь не как судьи, не как люди, обладающие нравственным и правовым превосходством перед ушедшими поколениями.
Как представители нынешних поколений, мы не имеем права рассматривать ушедшие поколения в качестве «подсудимых».
В 2010 году прошла серия передач «Суд времени», в которых блестяще выступил коллективный «Кургинян» против коллективных «Сванидзе-Мелечина». И тогда же Сергей Ервандович с возмущением говорил о хамском (в библейском понимании) названии передачи - «Суд времени», считая более уместным именовать ее - «Суть времени». И в этом с ним трудно не согласиться.
Возможно, кто-то возразит, что поколения, живущие позже, обладают дополнительной информацией, которой не обладали современники эпохи. Дескать, новые поколения видят исторический процесс на более длительном временном плече, что позволяет понять смыслы или их оттенки, которые трудно было заметить современникам, ощущавшим эпоху лицом к лицу.
Это, безусловно, так.
Но на самом деле подобный «аргумент» лишь дополнительно утверждает нынешних «внучат» в их, безусловно, презренно-хамском статусе.
Мало того, что они не имеют и не могут иметь личного жизненного опыта в отношении эпохи, которую судят (точнее, обвиняют!), мало того, что они не могут иметь более адекватного представления о ней, нежели современники. Но, в дополнение к этому они в своем обличительно-прокурорском высокомерии напоминают игроков, делающих «успешные» ставки после окончания забега, обвиняя в «недальновидности» тех, кто делал эти ставки до его начала.
Быть дальновидным «назад» несколько проще, нежели быть дальновидным «вперед». И уж кичиться своей «задней» прозорливостью - дело, безусловно, последнее и, несомненно, хамское.
Но самое гадкое заключается в том, что даже этой «заднеприводной» прозорливости у них нет от слова «совсем»! Даже «делая ставки» после окончания «забегов» они проигрались в пух и прах. Они пустили по ветру то, что неимоверными трудами и жертвами создавали их «недальновидные» деды и прадеды.
Все, кто поддержали антисоветский «вхожденческий» проект (в каких бы вариантах эта поддержка не выражалась: в либеральной или в «национально-религиозно-возрожденческой») и продолжают это делать, по результатам трех десятилетий обгадились с ног до головы. Причем обгадились неимоверно жидко: они оказались активными соучастниками попытки убийства своего народа, последствия которой пока еще до конца не ясны, фактически все последующие десятилетия мы обречены выяснять, глубину катастрофы, расплачиваясь за это кровью. «Вхожденчество», учитывая характер и дух «принимающей» стороны, иного смысла иметь не могло и не может.
* * * * * * * *
Что значит, быть верным чему-либо или кому-либо?
«Сохранение верности» всегда предполагает готовность к жертвенному служению или хотя бы к ответственному поведению.
«Верность» и «чувство долга» - это всегда жертва, как минимум, потенциальная.
«Верность» или «исполнение долга», не требующие жертвы, хотя бы предполагаемой - это фикция, клоунада и жонглирование словесными погремушками.
Верными государю императору нужно было быть до 17 июля 1918 года. А быть ему «верными» спустя почти столетие после его гибели - это уже несколько поздновато.
Цирком отдает, господа «монархисты», дешевым балаганом!
Впрочем, не только цирком, но и «домом скорби».
«Я не буду присягать Временному правительству! Я присягал Государю императору, а этому хохлу Родзянко я присягать не намерен!»
Да, весной 1917 года это был бы поступок…
Ну, и гуляй, Вася, карьера твоя закончена. Со всеми вытекающими для тебя последствиями. Для тебя и твоей семьи.
Но так вели себя одиночки, вроде графа Келлера Федора Артуровича, человека в период Германской легендарного. «Лучшая шашка России». Он был одним из двух «комкоров» (только двух!) из всего генералитета, поддержавших Николая II на момент отречения.
Весной 1917 года он был уволен из армии и жил у себя в Харькове. Летом 1918 года генерал Казанович, посланный генералом Деникиным в Москву и Петроград с целью поиска финансирования для Добровольческой армии в среде русской буржуазии (ага, разбежались!), возвращаясь на Дон, заехал к Келлеру в Харьков.
Он убеждал его присоединиться к Деникину, или, по крайней мере, не отговаривать офицеров идти к нему.
«Буду отговаривать! Буду!»
Генерал, безусловно, ненавидел большевиков, но, будучи убежденным монархистом, среди антибольшевистских сил он не видел сил русских.
«Все офицеры разбились на «ориентации». Нет только одной ориентации - русской…»
Последовательная верность монархической идее характеризует генерала Келлера как, безусловно, цельную натуру.
Но вывод из всего этого следует простой. Уже на тот момент монархическая идея в социальном плане исчерпала себя полностью, и в последующие десятилетия ее жалкие остатки стремительно таяли в закоулках общественного сознания.
В личностном отношении поведение генерала можно рассматривать как подвиг (он погиб в Киеве от рук петлюровцев), но в плане, общественно политическом, судьба этому последнему солдату империи также не приготовила ничего, кроме гребанного цирка. И только трагическая участь не позволила графу Келлеру лично оказаться частью жалкой цирковой клоунады.
В конце 1918 года Федор Артурович нашел-таки «чисто русскую» воинскую силу, которую, как он полагал, можно было возглавить без ущерба для своей совести и своей репутации. Это был так называемый «Северный корпус».
Увы, эта «армия» изначально создавалась германцами на территориях, ими оккупированных. После поражения Германии в ПМВ «армия» перешла под контроль Антанты и на ее содержание. «Армия» численно была чуть больше двух тысяч человек. Этому не следует удивляться, на тот момент собственно деникинская Добровольческая армия (без казачества, как автономной местной силы) была всего лишь в разы больше.
Затем «армия» втянулась в бои с частями Красной армии за Псков. (Большевики энергично и решительно начали возвращать территории, утраченные по Брестскому договору). В результате боев «армия» потерпела поражение от красных, численно не намного ее превосходивших, и отступила на эстонскую территорию, приняв предложение стать частью вооруженных сил независимой Эстонии, т. е. «цветными войсками» лимитрофа.
Так закончился «монархический» цирк с конями якобы ужасно русского «Северного корпуса».
Сам граф Келлер, приняв предложение стать командиром корпуса, не смог возглавить его лично, ибо Киев, где он пребывал, оказался блокирован петлюровцами. Однако судьба корпуса слабо зависела от характера командования, она определялась самим «порядком вещей», то есть обстоятельствами непреодолимой силы, в которых действовал корпус. И немаловажным обстоятельством здесь был моральный дух его солдат и офицеров.
Сам прославленный «командир корпуса» прожил еще две недели после того, как его корпус стал «цветной частью» армии «великой Эстонии» под покровительством Антанты.
* * * * * * * * * *
Жившему столетие назад народу на фоне бедствий, постигших страну, которой перед катастрофой правил Николай II, судьба бывшего императора была абсолютно «по барабану» (а последующим поколениям и подавно). И исключения в этом вопросе лишь подтверждают правило.
Это отношение к монархии и монарху формировалось в общественном сознании РИ эволюционно и органично, хотя и довольно быстро, о чем убедительно поведал тот же митрополит Вениамин. Это отношение было продуктом естественного хода Истории.
Монархию и монарха отвергало мироощущение подавляющего большинства современников предреволюционной и революционной эпох, которые в тогдашнюю жизнь были непосредственно погружены. И свои взгляды они готовы были защищать с оружием в руках, жертвуя своим благополучием и своей жизнью. И эта готовность к жертве касалась не только их лично, но и их близких.
Это были люди вполне ответственные, они понимали, что такое долг, в отличие от наших «православно монаршизнутых». Они могли совершать ошибки, причем роковые. Но никакие их ошибки и даже преступления не могут фигуру самого Николая II сделать хоть сколько-нибудь значительнее, нежели она представлялась его современникам в реальном масштабе времени.
Тот факт, что современники Николая II, начиная с 1917 года, в массе своей свой долг понимали зачастую диаметрально противоположно, не меняет сути дела. Важно, что это были люди долга. И красные, и белые.
Они могли в течение одного дня до одиннадцати раз сходиться в рукопашной, и за это они все достойны уважения.
Явных монархистов среди красных я не знаю. Среди красных их почему-то не было.
А среди белых монархисты были в числе крайне незначительном и политической погоды не делали. Как свидетельствовал генерал Я.Слащев, белая армия - это октябристско-кадетствующие верхи и меньшевистско-эсерствующие низы.
«”Боже царя храни”, все же, провозглашали отдельные тупицы…»
«Отдельные тупицы» в «меньшевистско-октябристской» среде кое-чем рисковали, в отличие от нынешних «монаршизнутых». Если какой-нибудь офицер-монархист позволил бы себе публично встать при исполнении «Боже царя храни» (хотя какой самоубийца осмелился бы «старый» гимн публично исполнить?), то в принципе он мог оказаться в контрразведке, а, в лучшем случае, его вызвал бы к себе вышестоящий начальник и сказал:
«Я, батенька, знаю Вас как отличного офицера, но еще одна подобная выходка, и я вынужден буду…»
По признанию Деникина «отдельные тупицы» создавали в Добровольческой армии что-то вроде подпольных организаций (хм - почти как большевики), то есть они, все-таки, рисковали (причем в среде сослуживцев).
А чем рискуют нынешние?
Даже в последние десятилетия существования СССР «верность государю нашему» не стоила ломаного гроша, в смысле ответственности этих самых «верных».
Писатель В. Солоухин утверждал эту «верность» всем своим «модус вивенди». Все знали, что он, член КПСС с 1952 года - убежденный и «последовательный монархист».
В чем выражалась его «последовательная убежденность»?
А в том, что все это знали. Да она ни в чем другом и не могла выражаться.
Поэтому он продолжал оставаться членом КПСС, регулярно печатался, входил в номенклатуру СП и объездил полмира.
Нет ничего страшнее фальшивых людей.
Своим влиянием они порождают людей еще более фальшивых.
Господин Шевкунов с гордостью именует Солоухина своим старшим товарищем и наставником.
За язык его никто не тянул.
* * * * * * * * * *
После гибели последнего монарха можно быть верным только его памяти.
Но даже быть верными памяти государя Николая Александровича означает быть готовыми на жертву «во имя этого».
А что это значит?
И в чем выражается готовность?
Даже верность фанатов какого-нибудь «Спартака» своей команде в нравственном отношении стоит неизмеримо выше верности наших «монархистов» своим «монархическим принципам». Фанату «Спартака» за его «верность» могут рыло начистить, причем он на это «всегда готов», и без этой готовности к жертве ради любимой команды он нисколько не фанат.
А что угрожает нынешним «монархистам», реальные «ценности» которых располагаются на столетие ниже их самих, совсем в другом измерении, с которым они никогда не пересекутся?
Ведь «православно-монархически» базлать на тех, кто справедливо крутит им пальцем у виска, как известно - не мешки ворочать.
Нумизматы, филателисты или фанаты винтажной мебели своему «делу» преданы уж точно не в меньшей степени. Но нумизматы или филателисты не претендуют на идеологию, которая, как известно, является формулой власти.
Перед нами очевидное мировоззрение национально-исторического ОТЩЕПЕНСТВА.
Причем исполнено оно в форме неистово экзальтированной национально-исторической ПРИВЕРЖЕННОСТИ.
Удивляться не надо.
Форма очень часто служит удобным прикрытием содержания.
Дьявол, вообще - ба-а-а-альшой шутник!
В эпоху постмодерна очень многое не является тем, чем кажется, более того, многое является абсолютной инверсией того, чем стремится представиться.
Мы не будем сейчас рассматривать вопрос, в какой мере эта идеология является рукотворной и навязанной (в том числе и извне), а в какой мере она порождена «порядком вещей», т. е. продиктована общественной волей к смерти, которая присутствует в любом обществе, наряду с волей к жизни. Скорее всего, эти два «источника и две составных части» пребывают в диалектическом единстве.
И механизм формирования - тоже отдельная тема.
Концепция «малого народа» Огюстена Кошена не представляется автору научной, хотя в качестве средства схематизации сложного социального явления она обладает определенной познавательной ценностью, именно как инструмент грубого предварительного описания.
«Малый народ», который более 30 лет назад пошел на штурм «большого народа» и его страны, принято ассоциировать, прежде всего, с либерально-западническим отщепенством, хотя, на самом деле, на штурм шли двумя колоннами. И обе колонны внутри СССР оформились как «пятые».
Либерал решительно отрицал советскую действительность во имя своего идеала - западного общества.
Любое «отрицание» непременно должно сочетаться с «утверждением», с указанием на «идеал», как конечную желаемую цель, ради которой разрушается существующая реальность.
При всей неорганичности либералов-западников их «идеал» существовал и продолжает существовать реально.
Конечно, здесь всегда первично было отвращение к России, отвращение во многом неконтролируемое, в психиатрии именуемое «фобией». Именно это отвращение к России не позволяет либералу увидеть «желаемый объект» в его истинном виде, без идеалистических прибамбасов.
Разоблачать Запад в глазах либералов-западников - бесполезное занятие. Либерал от своего «идеала» не откажется никогда, ибо без «идеала» его фобия, его деятельная разрушительная ненависть потеряет «благородную» мотивацию. А откровенным Геростратом выглядеть не хочет никто.
В свою очередь «национально-религиозные возрожденцы» отрицали реальную Россию-СССР (а никакой другой и не было) во имя своего идеала - «России, которую мы потеряли».
В отличие от Запада эта «Россия» в реальном масштабе времени не существовала, а представляла собой «воспоминание», причем «воспоминание» о том, чего они в принципе не могли помнить.
И это однозначно доказывает, что и здесь первична была ненависть к актуальной, реальной России, так же, как и в случае с либералами, но «отмазка» при этом выбрана была другая, «национальная».
Мы даже не будем сейчас брать в расчет то, что их «воспоминания» о реальной РИ представляют собой лютое безумие. Важно в данном случае другое, их идеальный фетиш, существующий только в их воспаленном мозгу, был отделен от них, как минимум, четырьмя поколениями (20-25 лет), каждое из которых их нынешние «ценности» исторически отрицало все с большей и большей последовательностью.
Это были поколения исторически вынужденной мобилизационной модернизации, которая репрессивна по определению.
Они строили и воевали, выбиваясь их сил, они шли на жертвы во имя новых поколений, которым этого уже не пришлось бы делать.
Они видели новые поколения гарантированно сытыми, технологически и культурно суверенными и полностью защищенными в военном отношении.
И, как только все это было достигнуто, в безмятежном лоне позднего СССР моментально образовалась отвратительнейшая болезнетворная социальная плесень, которая разорвала историческую преемственность.
Это и было настоящим отречением, настоящей изменой, каковой в истории России еще не бывало.
А именно.
- Мы вам ничем не обязаны. Все ваши достижения стали бы реальностью и без вашего «совкового» надрыва. Императорская Россия все это реализовала бы левой задней ногой.
- Мы не патриоты вашего «безбожного совка». (Это означает - отрицание всякой ответственности перед реальной Россией, и почти неприкрытое утверждение права вытворять с ней, «нераскаявшейся», все, что захочется).
- Мы патриоты Российской империи, истинной православной России. (И опять никакой реальной ответственности. А какая может быть ответственность перед виртуальной «Атлантидой»? К тому же, любой Шевкунов при желании запросто передвинет ее на первое место не только в мире, но и в Галактике.)
- На самом деле, все наоборот - это вы, поколения «безбожных совков», виноваты перед нами. Если бы не вы, Россия с 1913 года преспокойненько продолжала бы пить «баварское» и кататься, как сыр в масле, жить так, как всегда жила, сытая, богатая, свободная, могучая и образованная.
- И сегодня она была бы уважаемой и законной частью цивилизованного мира (это в последние годы проговаривать не особо принято). И мы имели бы намного больше того, что вы обеспечили нам своим дурацким «совковым» надрывом.
Между прочим, и в настоящее время вместе со всей привычной антисоветской истерикой проскакивают порой старые (ныне не особо уместные) тезисы про то, что, если бы не большевики, то Россия могла бы быть «нормальной европейской страной», а не «сборищем азиатских орд».
Ну, прямо «по-власовски». Россия - це Европа.
На самом деле, именно это всегда было главным в нашем «национально-религиозном» вхожденческом «возрождении», хотя, конечно, это главное не особо «светилось» на поверхности.
Психология, которую они являют граду и миру - это решительное отрицание всякого религиозного мироощущения в принципе.
В этом плане даже либерал-западник выглядит более «органично», он, хотя бы, под патриота не косит. Ну, Смердяковы - и Смердяковы, ненавидим и ладушки.
* * * * * * * * * *
Просто навеяло, так сказать, ассоциативно…
У А. Толстого есть короткая повесть - «Граф Калиостро». Она хорошо известна по своим театральным и кинематографическим адаптациям. К сожалению, адаптации трансформировали серьезное и даже мрачное звучание повести в сторону лирическую и комическую.
На самом деле, все это совсем не смешно.
Во влюбленности Алексея Федяшева по существу нет ничего здорового.
И комического в ней тоже мало.
На самом деле это опасное психическое расстройство, что-то вроде смеси фетишизма и некрофилии. И не нужно думать, что подобные недуги могут поражать только отдельных людей. Аналоги подобных расстройств в социально-психологической сфере могут охватывать широкие массы населения. Ведь во всем этом есть своя дьявольская прелесть.
На весеннем пленуме писателей СССР 1987 года (возможно, это был съезд), где и обозначилось созревшее в общественном сознании главное идеологическое столкновение начавшейся тогда же «перестройки», писатель П. Проскурин назвал перестроечные тенденции - «некрофилией». Некрофилия - это не «любовь к отеческим гробам», это нечто совсем иное.
И тот же С.Михеев вполне обоснованно именует перестроечные процессы «суицидальными» (похоже, не отдавая себе отчета в том, какое место во всем этом занимают его собственные историко-идеологические воззрения).
В повести А. Толстого все закончилось благополучно.
Хороший урок получает Алексей Федяшев, который приходит к пониманию, что «воскрешение» давно умершего, оживление «бездушной мечты» чревато страшными последствиями. Молодой идеалист испытывает настоящее потрясение, когда из портрета объекта его страстного поклонения появляется злобная кривляющаяся женщина, которую Калиостро называет «отменным кадавром».
«Кадавр» - труп, мёртвое тело, в котором происходят и развиваются посмертные изменения.
Никогда не слышали о праздниках «новой России», что это «мертворожденные праздники»?
Или: «мы живем инерцией советской эпохи».
Или: «Нет видения будущего…»
А почему его нет? Его же не случайно нет!
И чего нет?
Видения?
Или будущего?
То, что мы имеем, а именно устойчивый процесс деградации и вырождения, это, прежде всего, результат безумного воплощения потреблядских мечтаний позднесоветских недорослей, воспитанных в безмятежном лоне советского общества последних десятилетий. Эта определенная категория «ребят с нашего двора», не имеет никакого отношения к настоящим монархистам и белым столетней давности. Вот к тем самым, которые без кавычек (при всей исторической обреченности и бесперспективности последних).
Никакого!!!
То, что мы получили, это, как выразился бы Джузеппе Бальзамо, «материализация чувственных идей» ссучившихся «внучат».
Uno, uno, uno, un momento,
Uno, uno, uno sentimento,
Uno, uno, uno complimento
Sacramento, sacramento, sacramento…
Что sentimento, то и получили, в кого sacramento, с тем и покумились…
Беспочвенный идеализм и магия всегда идут рука об руку и несут они только смерть. Но при этом постоянно норовят фигурировать под маской религии, причем обязательно какой-нибудь традиционной, будучи на самом деле ее сущностным отрицанием.
Первоначальное название повести А. Толстого - «Лунная сырость». Оно отражает ее смысл намного полнее.
«Луна», это символ потустороннего и инфернального.
А «сырость» - символ затхлости, плесени и гниения.