Египетские страсти. Вечер седьмой.
Гор крепко спал. То была ночь празднества, и боги встречали каждое появление Осириса и Исиды возгласами. Впервые за много лет Бог Мертвых прикоснулся двумя пальцами к локтю своей жены (давний жест, говорящий о чуственном желании), однако у Исиды, возникло предчувствие, мало имеющее общего с наслаждением. «Знаешь, - сказал Осирис, - а мальчик выглядел лучше, чем я ожидал», а про себя решил, что одним из достоинств этой победы стало то, что он смог почувствовать любовь к своему сыну.
«Я опасаюсь, что Сет может убежать» - сказала она и вышла в ночь. И вот она пришла на поле, где был привязан к столбам ее брат. Она отослала охрану и в лунном свете присела возле него. Сет ничем не дал знать, что заметил ее появление. Изнеможение, подобное свисающим лохмотьям окутало его существо Поэтому нелегко было Исиде говорить ему о всех его преступлениях или омраченных ими годах ее жизни. После этого Исида вдруг представила молодое обнаженное тело ее сестры Нефтиды в объятиях Осириса и с удивлением почувствовала прилив ярости. И она не смогла ощутить никакой злобы против своего брата, но лишь силу молчания, годами стоявшего между ними. Затем она услышала, как Сет тихо сказал: «Сестра, разрежь мои путы».
Она кивнула. На нее снизошла кротость. В свете луны Исида разрезала веревки, связывавшие Сета, и он медленно поднялся с земли и, глядя на нее, сделала странный детский жест, как будто хотел засунуть себе в рот большой палец. От его пальцев полетели искры, и она увидела, как возвращаются его силы. Затем Сет помахал ей рукой и пошел прочь.
Так вот, Исида плохо представляла себе, что она сделала. Теперь она не могла вернуться к Осирису, и бродила в ночи, не заботясь о том, что с ней может случиться. А наутро, разбуженный нехорошими мыслями о своей матери, Гор пересек поле и узнал, что его дядя сбежал.
Бедный Гор. До этого сражения его чувства по вкусу ничем не отличались от пищи рабов, которые трудятся в камнеломнях: корни, гусеницы и копченые жуки питали его сердце. Теперь же он побывал на празднестве своей победы. Его дух впервые зажегся праведным гневом. «Где моя мать?» - проревел он голосом, напоминавшим худший из голосов Сета.
Он обнаружил ее в лесу.
«Кто отпустил моего врага?» - с трудом сдерживаясь спросил он.
Исида испугалась, но все же ответила: «Не говори таким тоном со своей матерью».
В ее голосе он услышал страх, который она пыталась скрыть, и в тот же миг поднял свой меч и… отсек ей голову. «Теперь, когда я одержал победу, я уже никогда не буду колебаться» - начал он, но вдруг разразился слезами и зарыдал от горя, какого не ощущал ни разу в своей жизни. Подняв отрубленную голову матери, Гор, шатаясь, побрел в пустыню. В то же мгновение то, что осталось от Исиды, превратилось в статую из кремня. В таком виде, без головы, окаменевшей, ей предстояло оставаться.
Возможно, способность Осириса проявлять понимание никогда не подвергалась такому испытанию. Если в поступке жены он еще мог увидеть некий благочестивый ответ на какое-то нарушение порядка вещей, то нельзя сказать, что он мог простить Гора. Я не ошибался, думал Осирис, не доверяя своему сыну. Какой дикий нрав! Зачатый от озноба моего тела, он дик, как сорная трава. Но он не знал, что предпринять. Ужасным представлялся ему вечный брак с безголовой статуей. Однако, мстить ли сыну за эту жестокость? Жестокость плодит жестокость. И все же он не мог оставить Гора безнаказанным. Поэтому Осирис приказал догнать Гора.
Первым в погоню пустился Сет. Он отправился в дорогу как воин средних лет, едва отправившийся от своих ран. Тем не менее, к нему вернулась уверенность. Ибо, когда Исида разрезала его путы, у него возникло такое чувство, что великая сила освободилась из нее и была отдана ему, и он взмолился о даровании возвышенной и благородной мощи. В тот же миг разрезания пут он сказал Сокрытому: "Повелитель Невидимого, позволь мне преумножить ту великую силу, что испустила из себя Исида, предав своего сына. Пусть на том месте, где раньше было пять пальцев, точно пять рук, станет пять молний". Небеса ответили тихим голосом: "Положи оставшийся у тебя большой палец себе в рот". И Сет сделал, как ему было сказано (это и увидела Исида), и небесный бальзам пролился на его раны, и из его восьми свободных пальцев вылетели искры. Поэтому. отправляясь на поиски Гора, он был уверен в себе.
Однако сражения не произошло. Сет наткнулся на юношу, убитого горем. Сет не упустил представившейся ему возможности - он вырвал Гору глаза. Когда Гор забегал кругами (ибо слепота пришла к нему водоворотом боли), удар молнии, более разрушительный, чем падение огромного камня, сотряс землю, и кроваво-красные глазницы озарились ярко-зеленым светом. Сет испугался той силы, что дала ему его молитва и отказался от дальнейших попыток убить Гора. Он схватил голову Исиды и убежал. Гор в слепоте попытался преследовать его, но споткнулся о камень и в кромешной темноте стал блуждать по пустыне.
А Сет был уже далеко. Получив в дар эту удачу, он не осовбодился от благоговейного страха перед своими новыми силами. Поэтому он достал глаза гора из мешка и посадил их в землю, и на его глазах они стали расти и превратились в лотос - растение, невиданное до тех пор. Наблюдая за тем, как наливаются и лопаются бутоны, Сет, почувствовал страшное искушение осквернить голову своей сестры. Она была в его руках, с безвольным, покорным ртом. Голова сестры, которая была единственной, кто проявил милосердие к нему. Голос, сказавший, чтобы он пососал свой большой палец, теперь насмехался над ним: «Ты слишком добр к своим врагам. Не ослабляй то, что живет в основе твоего нрава. Оскверни ее! Замарай ее плоть!» Сет ощутил сладострастную дрожь от заднего входа до пупка, ибо похоть была простейшим движением его души. Однако в страхе он принудил себя отвернуться от головы сестры и извергнуться в заросли салата. «Ооооо… - , - прошептал голос, - ты совершил ошибку. Большую ошибку…»
Но Сет больше не слушал. Чего достигает тот, кто самоудовлетворяется? Охлаждает, подавляет. Он оставил эти безмолвные, забрызганные овощи и вернулся в Мемфис, однако, странное дело, - с каждым следующим днем его желание объедаться салатом росло и стало таким же неотвязным, как и его тяга к мясу.
Сразу же по возвращению Сет принес голову своей сестры к ее статуе. Но Исида не поверила в искренность его подарка. Лишенная голоса и заточенная в камне, она тем не мене чувствовала, что голова осквернена. У статуи Исиды не было глаз, чтобы плакать, слезы могли течь только из ее груди. Но она предпочитала быть без головы - без такой головы. Ее врач с лицом павиана Тот гадал, как быть, пока однажды ему не приснился сон, будто от статуи исходит звук пережевываемой жвачки. Он открыл глаза - кремень уже обращался плотью и перед ним предстала Исида во всей красоте своего помолодевшего тела. Она уже не была безглавой, а имела красивую коровью голову с короткими и удобными рожками.
И новое имя Исиды было Хатхор.
И Хатхор тут же отправилась на поиски своего несчастного сына. Эхо воплей Гора разносилось по всей пустыне. Ослепший, смятенный, с кровоточащим сердцем, он был полон такого неподдельного страдания, что его мать услышала его издалека, за многими холмами. Гор лежал, окруженный полем лотосов. Они расцвели из того первого лотоса, проросшего из его глаз и газель щипала их листья. Без колебаний Хатхор взяла молоко этой газели. Потом подошла к сыну и облизала тяжелым теплым коровьим языком его лицо, омыла газельим соком изуродованные глазницы.
Принимая эти ласки, Гор почувствовал, как на том месте, где когда-то были глаза, начали прорастать семена. Он поднял руку, чтобы тронуть их, но сквозь каскады крови, слез и жемчужного молока различил свои собственные руки и громко закричал: «Моя мать простила меня!» Его зрение восстановилось, но каким разным было то, что он теперь видел. В его левом глазу краски переливались всеми цветами. Однако, его правый глаз видел серую глубину каждого камня. Когда оба глаза смотрели одновременно, мир был не прекрасным и не отвратительным, но хорошо уравновешенным.
В следующее мгновенье он увидел грустные сияющие глаза Хатхор и почувствовал запах земли и травы от ее удивительного языка. После этого он смог лишь промолвить: «Как мне простить себя?»
Окончание следует.
(По мотивам романа Нормана Мейлера «Вечера в древности»)