Мы стояли у окна в подъезде и смотрели в беспросветный дождь. Писатель про заек Аристофан Аутлуков чистил яичко, я разливал водку.
- Нету, Аутлуков, последнее время, чем порадовать душу. Аудиокниги запретили, на улице осень и ты, вот, почти перестал писать в живом журнале...
Мы выпили и занюхали яичком.
- Понимаешь, Ленгвиздушка, исписался я. Нету темы.
- Ну, - не поверил я. - Ты ж сам мне показывал целую пачку черновиков.
- Дык, то я начал писать ещё в те годы... - вздохнул Аутлуков. - Там, в основном, по мотивам Махабхараты и про Рагнарёк... А я как-то не могу сейчас развивать эту тему. А других тем сейчас на ум нейдёт...
Я разлил и мы снова выпили.
- Ну, это ты брось, Аутлуков, свой этот долбаный постмодерн, цитаты, блять, аллюзии... Сейчас время требует реализьма. - Аутлуков кашлянул и достал из кармана луковицу, а я продолжил: - Прекрати цепляться за протухшие книжные сюжеты и обветшавших персонажей. Пиши по материалам наблюдений за реальной жизнью: иди в народ, в трамваи, в "Пятёрочку"! Ищи сюжеты там. Кто ищет, тот всегда найдёт!
- Так-то да, - согласился Аутлуков. - Только, вот, сюжеты вокруг сейчас какие-то мрачные. Хочу написать какую-нибудь пастораль, а вижу вокруг разруху и безнадёгу. Вон, даже, лифт не работает, потому что советские лифтовые заводы порезали на металлолом, импортные не продают, а старые имеют склонность ломаться.
Мимо нас прошла соседка с восьмого, молодая красивая девушка. Я разлил и мы выпили. Я пообещал Аутлукову, что, если увижу в жизни какую-нибудь пастораль, я ему обязательно о ней расскажу, чтобы он мог написать о ней в живом журнале хороший интересный рассказ и мы пошли в "Пятёрочку" за второй.