...ощутить плотность вечности и концентрацию мига
...О моя актуальная бесконечность, не надоело тебе самораскручиваться через меня, слабосильную? «Нет, не надоело пока», - ответила она тоненько. Какой у бесконечности голос, толстый, тонкий? Ей - небось - все равно, она ж безразмерная. А касательно времени как физической категории надо бы анализировать любой рассказ Чехова. Удивительно он этим владеет
- из мига вытащить вечность, ощутить плотность вечности и концентрацию мига.
Опять кручу завороженно диск, опять ищу тебя - Смертельный риск! На языке шевелятся слова, которые произносить - не надо, их сингулярна плоть, их антивещества испепеляюща - прохлада, они, до дыр затертые в быту, пронзают глубь, как этот мир - нейтрино, произнесенные - они умрут, они живут лишь непроизносимо. А так и тянет их произнести, как тянет бездна - ногу занести.
Преследует ощущение, что математики и физики гораздо щедрее, бескорыстнее и бесстрашнее в любви друг к другу, чем, к примеру, литераторы. Они отважно-нежны в добрых и точных словах, которые друг для друга находят, при жизни и после смерти. В них чрезвычайно развито, на мой взгляд, достоинство клана; которое ни в каких воспоминаниях не позволяет унизиться до обсуждения чьей-то жены или - вообще - интимных подробностей. Они - в слове - выше, ибо умеют и в восприятии друг друга абстрагироваться от житейской шелухи и, как ни странно, лучше ощущают силу метафоры и ответственность чувства, в слове переданного. Они не боятся высоких слов. Слов нежных. Слов поэтических. Для них, следовательно, нет девальвации слова.
Их воспоминания, их речи, статьи, связанные с чисто даже научным творчеством друг друга, изначально несут в себе напряженно-личностную неповторимость. Общих слов они - будто и не знают. Их понимание друг друга - всегда конкретно, вот, видимо, в чем гвоздь. Споры их - вокруг истины и потому переходят на личности без снижения таковой, при полном даже несогласии научных позиций. Говоря о фактах биографии, они разумеют всегда события - интеллекта, науки, мира. И никогда не одергивают друг друга. Может - острее чувствуют струю прошлое-настоящее-будущее, и этот вектор их высоко держит, ибо каждый видит себя в середине бесконечной цепи, движущейся из глубины истории и в глубину же истории будущей. Возможно, они просто ближе к самому процессу мышления? И уж наверняка владеют им логически и иррационально более изощренно. Вся дисциплинированно упорядоченная, интуитивно отточенная и аргументированно доказательная природа их внутреннего существования, без которой в этих науках не ухватишь сути и никак уж вперед не прыгнешь, дает им завидную литературную свободу и почти непременную литературную озаренность, коль уж они касаются словом - друг друга или своего дела.
И все-таки обидно, что математики и физики находят слова, от которых вздрагиваешь, а толстые тома литературных воспоминаний порою просто процеживаешь китовым усом, радуясь даже слабому сгустку душевной либо какой еще информации, так называемым «проколам» живого чувства или живой мысли. Языку в физике посвящены были целые Сольвеи, в общем-то - нечему и удивляться. Любопытно, посвящают ли языку, слову - как единственному своему и сложнейшему инструменту - свои Сольвеи профессиональные литераторы? Посвящают, наверное. Как же - без этого?
В оконное стекло твой профиль врезан четко и светло. Куда бежать от твоего лица? Зачем бежать от рока? Твое лицо взошло с Востока - единственно, всевластно и жестоко. А рядом или в стороне - какая разница? Лицо твое - во мне, других не помню и не знаю. Безликая толпа теперь легка, в толпе лишь от тебя я отдыхаю.
Никакой у нас с Машкой близости нет. Она ничего не хочет. А я такого состояния не знала никогда. Я такого состояния просто не понимаю. Я даже не понимаю, откуда такое берется. Из вакуума, что ли? При запойном и круглосуточном чтении. Не пустяковом, я вижу. При интересных людях кругом. При том, что все вокруг заняты делом и заняты по горло, взахлеб, не просто - чтоб время провести, не из-за хлеба насущного, штанов с биркой и вообще - заработной платы, у нас таких и знакомых-то нету. У нас все горят. Все свихнуты на деле своем пожизненно. Все - золотой корень! - энтузиасты. Все умирают, но не сдаются. Откуда у Машки-то полная атрофия каких бы то ни было желаний - выразить себя, врезаться в гущу, кинуть себя в дело и на алтарь? Нет, ничего не понимаю. Отказываюсь. Не доросла.
Из школы явилась она часов эдак в двенадцать, сказала небрежно, что - дальше уроков не было, кто-то заболел, отменили. Такого и быть не может. «Кто же заболел?» - «Я не поняла. Не веришь?» Я - однако - сдержалась, ничего не ответила растущему организму. Рост требует терпения, чтобы вывести приличный сорт, требуются века. И где они у меня?
Иллюзия - работа и друзья - на уровне «крючка и рыбки», так толстый хариуз, как и не я, глотает крашеную нитку…
У меня там где-то, в начале, с «парадоксом близнецов» - лажа, рассуждение весьма мутное. Так, проверим. Когда человек врезается в дело и летит в нем, прежде всего возникает скорость, движение - со сверхзвуковой, время над ним не властно, время остановилось, хоть на часах - то же, что у всех, ощущение для него самого суперлета времени - субъективное, от внутренней скорости. Плюс: он меняет систему координат, его система отсчета - дело, от этой - другой - системы он потом возвращается в мир, где все сиднем сидели, ни для кого ничего не изменилось, только он, этот вернувшийся со своей планеты, ошарашенно озирается, ничего не узнает, видит все будто уменьшившимся и постаревшим в своей статичности. Нет, все правильно. Бездельник стареет быстрее...
---
---
=== Источник : http://svistuno-sergej.narod.ru/news/roman_019/2023-01-11-4988 === литература, РОМАН С ГЕРОЕМ, писатель, РОМАН С СОБОЙ, КОНГРУЭНТНО, проза, Зоя Евгеньевна Журавлева, из интернета, слово, классика, Роман, текст, поэзия, Зоя Журавлева, писатель Зоя Журавлева ===