Туркмения моей молодости (автобиографическая повесть, часть 1-я)
Он сказал «Поехали!»
Я сидел дома и никого не трогал. Починял свой примус. Роль примуса исполняла моя кандидатская диссертация, которую я мучил уже третий год. Точнее - она меня. Тема, как это водилось в те времена, была высосана из пальца и, соответственно, не вдохновляла.
А на дворе было лето во всей своей красе. Все мои были в отъезде. Родители в далекой жаркой Африке помогали дружественному нигерийскому народу (а с кем мы тогда не дружили?) возводить в Аджаокуте (такая деревня в нигерийской глубинке) металлургический комбинат, а жена (первая, прошу не путать со второй - любимой) с сыном отдыхала на Черном море. Вообще-то там же, на море, полагалось быть и мне, но чувство долга пересилило.
В общем, я пытался, или делал вид, что пытаюсь, писать диссертацию и втайне мечтал о спасителе. Спаситель явился в образе моего друга Толика Федоренко, который с порога предложил просто и проникновенно:
“Поехали завтра в Среднюю Азию!”
“Поехали”, - с готовностью отозвался я, - “а что мы там забыли и что брать с собой?”
“Одну светлую рубашку и брюки. И рублей 150 денег”, - ответил Толик, не утруждая себя ответом на первую часть вопроса.
Ответ меня полностью удовлетворил, и я стал собираться в дорогу. Как человек пунктуальный и доверяющий людям, я взял ровно одну рубашку и брюки. Как я потом, когда моя рубашка пропиталась потом, вспоминал это Толику, взявшему две рубашки! Впрочем, одну из его рубашек я экспроприировал потом в Крыму, когда Толик, страдая от жестокого поноса после ашхабадского кваса, лежал в кровати, а я, страдая тем же, но в более легкой степени, собирался на танцы. Ну, это я, похоже, сильно забежал вперед. Продукты я отдал соседям напротив, предупредил их, что уезжаю, и поехал на следующий день с Толиком на вокзал.
Идея Толика заключалась в том, чтобы поехать в Туркмению на поезде и пересечь Каспийское море на пароме. В Туркмении предполагалось заняться фотонабором. Фотонабором в те времена называлась незаконная деятельность, которая заключалась в том, что в далеких селах собирались маленькие черно-белые фотографии и оформлялись заказы на их увеличение и раскраску (цветная фотография в те времена была дорогим и технически сложным делом, уделом немногих). Одни люди собирали заказы, а развозили и брали деньги с клиентов - другие. Схема четко работала во всем бывшем Союзе нерушимом (ха-ха-ха!). Кроме того, у Толика в то время были больные почки, и он очень любил жару. Часто можно было застать его дома в жаркий июльский день в свитере и с феном, засунутым под него. Средняя Азия, где в предельно сухом климате вся выпитая жидкость мгновенно уходила с потом, для Толика в то время была землей обетованной.
Идею поездки на поезде похоронили чернявые люди в кепках-аэродромах, скупившие все билеты. Возвращаться домой не имело смысла. Представляю, как расстроились бы соседи, уже сроднившиеся с моими продуктами, если бы столкнулись со мною в подъезде! Чтобы не доводить хороших людей до инфаркта, я пошел ночевать к Толику, благо, места у него было достаточно. Толик обитал в огромной коммунальной квартире в центре города, занимая в ней 30-метровую комнату с 4,5-метровой высоты потолками. Комната была перегорожена шкафами, чтобы ее размеры не так пугали.
Позднее на этих шкафах были сооружены антресоли, на которых можно было стоять в полный рост, не доставая головой до потолка. С антресолей было пробито окно на крышу соседнего дома, и Света, первая жена Толика вынашивала идею сделать на этой крыше садик и держать там курей. К слову, эта крыша хорошо видна с площади города с полуторамиллионным населением, самой большой площади в Европе (вот мы где всех умыли!). На этой площади проходили все праздничные демонстрации трудящихся, напротив площади располагалось здание обкома партии. Так что курочки на крыше смотрелись бы весьма колоритно.
Чтобы бы вы не подумали, что Света была крестьянкой-лимитчицей, ностальгирующей по курочкам и поросятам, позволю себе сделать небольшое отступление и немного о ней рассказать.
Света и другие
Света была девушкой видной, правда, не в моем вкусе. В ней гремучей смесью сочетались сила характера, презрение к большей части окружающих и стремление к веселой, беззаботной жизни. Первым ее мужем был ударник. Не в смысле коммунистического труда, а в смысле прямо противоположном - барабанщик. Ему ничего не стоило махнуть на какой-нибудь рок-фестиваль, напрочь забыв про Свету, и про все остальное. Особенно легко ему это удавалось под кайфом. Единственный раз, когда мне довелось столкнуться с ним в живую, я запомнил надолго (как теперь видно, на всю жизнь).
Итак, история с хронометражем. За абсолютно точные значения отметок времени я, конечно, поручиться не могу, но то, что вся история уложилась именно в полчаса, гарантирую.
Лето. Все мои разъехались. Я опять сижу дома и опять пишу диссертацию. Да, такое впечатление, что всю мою молодость было лето, все мои были в отъезде, а я писал диссертацию.
14.30
Звонит телефон. Это звонит Толик: "Тут мой знакомый-барабанщик закадрил двух девчонок - продавщиц из книжного, а приземлиться негде." Дело было в эпоху книжного дефицита и отказать Толику я не смог.
14.35
Звонок в дверь. Вваливаются барабанщик, две девчонки-продавщицы (на три с плюсом) и Толик с подругой Мариной. Я достаю из холодильника бутылку "Посольской" водки (как-то так получалось, что у меня всегда в холодильнике стояла бутылка “Посольской”. Кто туда ее ставил, ума не приложу). Мы садимся за стол.
14.40
После двух тостов Толик с Мариной на время исчезают, вспомнив, что надо что-то взять дома, благо он рядом.
Барабанщик сажает меньшую из подруг-продавщиц на колени и чего-то от нее хочет. Я увожу вторую подругу в соседнюю комнату - смотреть фотографии.
14.45
Больше пяти фотографий мы не выдерживаем. Я ее раздеваю.
14.55
Мы лежим расслабленные на кровати, она спрашивает, как меня зовут. Ответить я не успеваю, так как в дверь звонят Толик с Мариной. Набросив шорты, бегу им открывать. Толик изумленно смотрит на мой полуголый вид (их не было 15 минут). В это время мимо проносится обиженная подруга-продавщица № 1, а за ней босиком и с массой извинений на устах растрепанный барабанщик.
15.00
Босой барабанщик просит прощения у подруги № 1, стоя посреди Сумской улицы (центральная улица Харькова). Я выношу туфли барабанщика и ставлю их рядом с ним. Подруга № 2, так и не успев узнать, как меня зовут, просит у меня 5 копеек на метро. В порыве щедрости я даю ей целых 10. Толик с Мариной маячат где-то на втором плане.
15.10
Я сижу дома и пытаюсь вспомнить, на каком же месте описания конечно-шагового алгоритма идентификации параметров переходных процессов я остановился. Где-то глубоко под землей прокатывает мои кровные денежки безымянная книжная продавщица.
Через некоторое время после того, как Света перебралась жить к Толику, она, решив заработать немного денег, пошла позировать в скульптурную мастерскую. Толик, узнав об этом был обижен. Обижен не тем, что Света позировала голой, а тем, что скрыла от Толика сам факт позирования. Но любопытство взяло верх, и Толик пошел в мастерскую взглянуть на результат. И застал там барабанщика, грустно сидящего в позе роденовского мыслителя посреди десятка скульптурных изображений его бывшей жены.
Вообще Света была девушкой раскованной и без комплексов. Выходя из коммунальной кухни, Света выключала свет, несмотря на остающихся там старушек-соседок. На мой вопрос, она легко и незлобливо отвечала: “А я их за людей не считаю!”. Когда брат Толика пришел со своей женой, дамой самых честных правил, знакомиться со своей будущей невесткой - Светой, Света вышла им на встречу в общий коммунальный коридор из ванной с полотенцем на плече и обнаженной грудью (надо отдать должное, немалого размера). Можете себе представить лицо жены брата! Я там в тот момент не был, но ее лицо представить могу.
У Светы была близкая подруга - Люся. Вообще-то ее звали Люда Каретина, но к имени Люся она привыкла и охотно на него отзывалась. Люся была веселой оторвой с хорошей фигуркой и запросто могла в компании исполнить стриптиз на столе после соответствующей дозы выпивки. Люся еще засветится в нашей среднеазиатской эпопее, а пока я вспомнил, как они хипповали со Светой в Геленджике, куда Толик их взял с собой за компанию охранять виноградники. Вообще-то охранял виноградники Толик с собакой-овчаркой, а Света и Люся загорали на пляже в широкополых соломенных шляпах. Конечно, эта сладкая парочка привлекала внимание местных ловеласов. Девушки охотно заводили беседу с молодыми людьми, мило им улыбались, делали авансы, а потом вдруг одновременно снимали свои шляпы и начинали томно ими обмахиваться, демонстрируя ошеломленным ухажерам свои наголо остриженные головы. И ухажеры растворялись в жарком мареве черноморского пляжа.
Как-то мы сорвались веселой компанией на наше любимое место отдыха - песчаный карьер в Безлюдовке.
Безлюдовка - это потрясающее место, о котором стоит сказать особо. Огромное озеро, чистая сине-зеленая вода из родников, песчаное дно, резко уходящее в глубину, на одном берегу деревня, кладбище на холме, на другом - сосновый лес и песчаные барханы, намытые земснарядом. Земснаряды, трубы к ним на огромных железных поплавках, трансформаторные будки в сочетании с барханами создавали какой-то сюрреалистический пейзаж. А главное - ощущение воли, возможности валять дурака по полной программе. Чем мы, собственно говоря, там и занимались.
Открыл Безлюдовку для меня мой товарищ Володя Гнездилов. А ему о ней рассказал его знакомый, который, похоже, был первооткрывателем. Трудно поверить, но в таком прекрасном месте, да еще и возле деревни, в двадцати минутах езды от города, в те времена практически никого не было. Мы загорали голыми в воскресные дни, устраивали сумасшедшие заплывы на несколько километров по периметру озера, а вокруг - ни души. Разве что забредут какие-либо местные, попросят кружку из-под пива, а потом вернут ее до краев наполненной самогоном. Не выливать же! Как я тогда прыгал с откоса в воду, перелетая через узкий пляж! Протрезвев, попытался повторить и ужаснулся.
У Володи был даже свой личный пляж - на откосе в песке были вырыты метровые буквы “Вовкин пляж”. Потом на этом пляже стали появляться знакомые Вовки, мои знакомые, потом знакомые знакомых и пошло и поехало. Через пару лет туда стали приезжать толпы народу. По крайней мере, Володя мог чувствовать себя Колумбом.
Вовка был вообще большой приколист и бабник. Когда они с первой женой получили двухкомнатную квартиру, Вовка занялся ее ремонтом. Ну а какая свободная квартира без выпивки и женщин. Но один раз с женщинами вышел перебор. В том смысле, что одна уже была в квартире с Вовкой, а вторая (жена) стояла под дверью и яростно нажимала кнопку звонка. Вовка принял единственно правильное решение - выгнал пьяную подругу на балкон и запер ее там, велев сидеть тихо, а сам не спеша открыл дверь разъяренной жене. На вопрос жены о причине столь длительной задержки с открытием двери Вовка простодушно ответил: “Спал. Не слышал”. Недоверчивая жена рысью пробежалась по квартире и, не найдя ничего предосудительного, заявила: “Ну, хватит на сегодня работать, поехали домой!”. Вовка не стал перечить и покорно последовал за законной супругой. А жили они у родителей жены где-то в часе езды от новой квартиры.
По приезду домой Вовка взялся вынести мусорное ведро, что уже само по себе должно было насторожить жену. Но не насторожило. Ведро было спрятано в кустах, а Вовка помчался спасать подругу. И застал такую картину - все еще пьяная подруга вся в слезах на балконе, но почему-то уже на балконе соседней квартиры, внизу случайные зрители и наряд милиции, подъехавший на “бобике”. Оказывается, подруга решила, что ее нагло забыли, и решила спрыгнуть с балкона второго этажа. Для начала она сбросила вниз свои туфли, но тут же испугалась прыгать сама и решила перелезть на соседний балкон и там попроситься на волю. Но перепуганные соседи решили, что к ним лезут воры, и вызвали милицию. Вовка кое-как замял скандал, пообещав капитану милиции явиться назавтра в отделение с объяснительной в виде двух бутылок коньяка, и помчался назад. Дома жена совершенно нахальным образом (нет бы радоваться - муж в кои веки мусор вынес!) спросила: “И где это ты пропадал больше двух часов?”. На что Вовка удивленно ответил: “Как где? Во дворе, сидел, курил, много думал”. “Неправда, я выходила и тебя звала!” - “Да слышал я, но не хотел кричать в ответ, народ будить”.
В другой раз инициатором поиска приключений выступал уже я. Мы отметили с женами Международный женский день в гостях и стали собираться по домам. Поймали такси, но по назначению не попали. Женам захотелось посплетничать и они высадились у отремонтированной Вовкой квартиры (той самой), а нас отправили ночевать в пустующую в тот момент квартиру Вовкиных родителей. Но свежий весенний ветер упруго и нахально дул в лицо через открытое окно такси, наполняя легкие пьянящим воздухом свободы, и вечер так банально закончиться не мог. Мы рванули на другой конец города, где жила в общежитии моя крымская подружка Марина - стройная и смуглая девушка, спортсменка и просто красавица, студентка того же вуза, где я работал эмэнэсом. Район я тот не знал, знал только название общежития. Во мраке весенней ночи мы наткнулись на группу не менее пьяных студентов, идущих именно в то общежитие, и, замешавшись в толпе, мы проникли внутрь мимо бдительной вахтерши. Перебудив пол-общежития, мы таки разыскали Марину и, дав ей на сборы пять минут, пошли выбираться наружу. И заблудились, да вдобавок еще и вляпались в краску на свежевыкрашенном полу. На дикий визг прибежавшей вахтерши Вовка, выпучив глаза, монотонно отвечал: “Них ферштейн. Мы инопланетяне”. Марина спустилась к нам по пожарной лестнице. Вовка деликатно оставил нас вдвоем в квартире своих родителей, а сам поехал ночевать к родителям жены.
…Итак, как-то мы сорвались веселой компанией на наше любимое место отдыха - песчаный карьер в Безлюдовке. Но сначала компания долго искала меня в новом спальном районе, где у меня была новая кооперативная трехкомнатная квартира. Жена с сыном отдыхали на море, а я ремонтировал квартиру. Эти ремонты меня преследуют всю жизнь. В эту квартиру я въехал одним из первых в доме. Как-то в два часа ночи я жутко уставший вышел на балкон глотнуть свежего воздуха. С высоты одиннадцатого этажа в свете полной луны я наблюдал безлюдный пейзаж, состоящий из скелетов строящихся домов и антрацитовой поблескивающей грязи. И тут я заметил парочку - мужчину и женщину, крадущуюся с огромными сумками к горе облицовочной плитки. Набив сумки, они растворились во тьме ночи. Куда только делась моя усталость! Я мигом сбежал вниз и быстро перебросал оставшуюся плитку на несколько метров в сторону. Так же бегом взбежал на свой одиннадцатый этаж и стал ждать. Наконец-то вернулась сладкая парочка и застыла недоуменно на месте, где каких-то двадцать минут назад лежала бесхозная плитка. Выждав необходимую паузу, я заорал настолько строгим голосом, на какой был вообще способен: “Руки прочь от народного добра!”. Для них это был голос с неба. Халявщики бросились врассыпную, а я отправился спать, чувствуя, что день прожит не зря. Мне не жалко было плитки, это был исключительно театральный акт.
В последних числах августа, перед самым окончанием институтского отпуска я в своей квартире пил холодное пиво, очумевший от жары, от запаха краски, от усталости, но гордый своей силой воли, которая позволила мне пожертвовать отдыхом на море ради ремонта. Фоном работал телевизор. Шел какой-то абсолютно бездарный фильм, и вдруг запел тогдашний любимец женщин Юрий Антонов: “Море, море, мир бездонный….”. И я мгновенно, абсолютно явственно, вплоть до запаха, вкуса, ощущений, представил, как я прыгаю головой вниз с волнореза и проваливаюсь в эту прохладу соленой морской воды и медленно погружаюсь на дно, испытывая наслаждения всеми клетками, всеми порами тела. Вечером я уже летел в Крым, плюнув на ремонт, на пары, которые я должен был проводить, на силу воли и на все остальное. Море, море!!! Буду умирать - поползу, как краб, в его направлении…
Да, так вот, о Безлюдовке. Жил я в доме номер 1 по улице Асхарова. А еще там были дома 1А, 1Б, 1В…. (ну вы знаете, как нумеруют дома в новых районах). А улица сначала называлась Ахсарова в честь какого-то героя какой-то войны. Потом выяснилась, что фамилия героя переврана, и пришлось не только менять таблички, но и прописывать заново всех жителей. Веселуха. Мой безбуквенный дом был последним в ряду домов под номером 1. Друг мой Толик со товарищи (в основном женского полу) решили на всякий случай посетить все дома. И во всех домах они закрывали пальцем дверной глазок на квартире с соответствующим номером и звонили в дверь. Я думаю, жителям понравилось. Наконец, они добрались до меня, и мы рванули на карьер. Жара, глубокая вода, песчаные барханы, сосны и безумная компания. На барханах мы разыгрывали сцены из боевиков. Кто-нибудь взбирался наверх на тридцатиметровую высоту, снизу “стреляли” и “убитый” летел вниз, картинно кувыркаясь на песчаном откосе. В некоторых местах барханы вплотную подходили к воде, и мы бежали к ней сверху гигантскими, затяжными прыжками. Ребята, в основном, молча, девчонки - с оглушительным визгом. Последний прыжок был в воду - “щучкой” или “солдатиком” - кто как умел. После карьера поехали ко мне. Пили “Посольскую” водку, какое-то вино, танцевали до потери пульса. Толик по обыкновению уговорил всех женщин раздеться до пояса (в том числе и будущую жену Свету), и вечеринка под утро приобрела эротический оттенок. Проснулся я рядом с Люсей Каретиной. Голова… ну в общем, нет смысла описывать знакомое всем состояние похмельного синдрома после бессонной ночи. Я собрал всех в охапку и пошел провожать на троллейбусную остановку. Троллейбус долго не отправлялся, стоял с открытыми дверями. Толик, видя мой очумелый вид, пожалел меня: “Саша, иди уже спать”. На что я стал пытаться силой закрыть двери троллейбуса, приговаривая при этом: “Я хочу убедиться, что вы точно уехали и не вернетесь”…
В другой раз группа “Толик и девушки” настигла меня в квартире родителей. Толик позвонил и предложил мне пойти покататься в парк на скейте. Толик оказался не один, а в компании своей знакомой переводчицы и пышногрудой блондинки с ее другом индусом. Таким интернациональным составом мы и отправились осваивать роликовую доску. Первый мой опыт оказался, мягко говоря, не очень успешным. Я стал случайно на край доски и больно растянулся прямо на Сумской улице. Потом было лучше. Возвращаясь назад, мы не могли пройти мимо квартиры моих родителей, благо в ней никого не было. Сначала мы пили водку с абрикосовым соком. Названия “отвертка” тогда еще не было, но напиток существовал. Потом танцевали на кухне, заставленной по краям свеже-закрытыми соками. У бабушки был сад, где росло много абрикос и груш. Там еще есть груша, посаженная моим дедом в день моего рождения. На этой груше привито несколько разных сортов. Наверно, поэтому я не могу сосредоточиться в жизни на одном деле. Дом бабушки и деда по адресу Крутогорский переулок, 14 уже давно продан чужим людям, но всегда, когда я случайно оказываюсь там (а это случается все реже и реже) я всегда с сердечным трепетом смотрю через забор на “мою грушу” и мысленно говорю ей “Стоишь еще? Еще стройная? Значит живем…”
Было лето, было жарко, в том числе и от выпитого. Толик уговорил всех раздеться до пояса. Собственно, никто себя долго уговаривать не заставлял, одетым остался только индус. Я часто танцевал медленные танцы с понравившейся мне полногрудой подружкой индуса, прижимая ее разгоряченное, потное тело, а бедный индус, на которого никто не обращал внимания, тихо страдал. Танцы закончились, когда кто-то из девчонок случайно разбил трехлитровую банку с соком. Липкий сок разлился по полу. Пришлось включить свет и начать уборку. Чем и занялись девушки, даже и не подумав одеться. Обнаженные по пояс девушки, моющие тряпками полы, выглядели очень сексуально. После этого подружка индуса пошла в ванную, а через некоторое время позвала меня. Увидев ее совершенно обнаженную в ванной, я никак не ожидал, что ее лишь интересовало, где взять полотенце. Но это было именно так. Сколько лет жизни стоил этот вечер полит-корректному индусу, история умалчивает. Но я не думаю, что он стал лучшего мнения о славянах и их национальных традициях.
Ну и конечно описание окружения Толика и Светы было бы неполным без описания Пети Костина. Кто такой Петя Костин? Художник и страстный любитель женщин. Последнее давалось ему без особого труда, так как был он красавцем-мужчиной - высокий, с кучерявой шевелюрой и усами. В Вильнюсе у него была жена, тоже художница, тоже красавица. Когда они поженились, то договорились с подачи Пети, что они совершенно свободны в сексуальном плане, но при этом не должны ничего друг от друга скрывать. Не знаю, как жена, но Петя Костя свою сексуальную свободу реализовывал, в частности, во время своих визитов в родной Харьков, где его всегда окружали молоденькие и симпатичные подружки. Жене со временем ее сексуальная свобода поднадоела, а раз так, то и делиться с Петей ей уже было нечем. И это стало всерьез волновать Петю, так как он начал подозревать, что жена что-то от него скрывает. Когда Толик приехал к Пете в гости в Вильнюс, Петя в лучших традициях северных народов предложил Толику переспать с его женой. Нельзя сказать, что Толик был очень стеснительным, но это предложение было для него, мягко говоря, неожиданным. Но Петя, как истинный художник, обставил все так красиво, что вечер закончился сексом втроем. Само собой, когда Петя приехал в гости к Толику и его второй молодой жене Оле, дело закончилось тем же. Но это совсем другая история.
В Харькове Петя как-то познакомился с неким Валерой, которого тут же окрестил супер-Валерой. Дело в том, что в те застойные годы, когда считалось, что “секса у нас нет”, супер-Валера практиковал своеобразную форму свинга. Он приводил домой девушку для себя и парня для жены. Петя Костин показался ему вполне достойной кандидатурой, да и Петя был не против приобрести новый опыт на своем любимом поприще. Но случился казус. Пете гораздо больше понравилась не жена Валеры, а девушка, которую Валера пригласил для себя. И Петя увел ее с собой в комнату, оставив супер-Валеру (о, ужас!) с собственной женой. Валера после этого крепко обиделся на Петю, а Петя низверг Валеру с пьедестала, заявив “Это не супер-Валера, а говно!”.
Я пересекся с Петей всего один раз. Это было на старый Новый год. Моя первая жена собрала на нашей новой квартире большущую компанию со своей работы, а мне ну никак не хотелось разделять стол с людьми, которых я, с одной стороны, не знал, но которые были для меня абсолютно предсказуемы. Пьянка, пошлые анекдоты… В этом, все компании, в которых любила бывать моя первая жена, мало отличались. Да и отношения наши к тому моменту уже мало походили на нежные. В общем, ноги сами занесли меня к Толику, где я застал теплую компанию в составе Толика, Светы, Люси Каретиной, Пети Костина и пары его подружек. Через некоторое время дамам захотелось сменить обстановку и было принято решение ехать ко мне. Из еды оставался только торт, который и был взят с собой. Торт несла какая-то из девчонок, а остальные, очевидно, испытывали некоторый дискомфорт, направляясь в гости с пустыми руками. В результате по дороге были подобраны штук пять елок, уже выброшенных их прежними хозяевами на улицу. Со всем этим мы влезли в полный народу троллейбус и поехали ко мне. Дома мы застали предельно пьяную компанию, которая в порыве танца упоенно пинала ногами мой любимый магнитофон. Как ни странно, он прекрасно служит мне до сих пор, спустя много лет. Впрочем, ничего странного нет. Он - чистокровный японец. Так как к примерно тридцати имеющимся гостям, добавилось еще нас семеро, места в трехкомнатной квартире стало катастрофически не хватать. Частично вопрос перенаселенности был решен Петей, который всех “наших” девушек усадил на шкафы. Оттуда они и взирали на общее веселье, боясь спрыгнуть вниз. Окончилось веселье не очень красиво, пьяной разборкой, в которой я был одним из основных действующих лиц, вспоминать мне об этом неприятно, поэтому и не буду. Когда на следующее утро я зашел к Толику, то застал следующую картину: Света и Люся сидели на антресолях-палатях, прикрываясь руками, а Петя Костя с победным видом вышагивал по комнате, размахивая над головой их нижним бельем и очень убедительно заявляя: “Я художник! Я должен видеть ваши обнаженные тела!”…
Отступление оказалось достаточно длинным и грозит стать бесконечным. Поэтому на этом я остановлюсь и вернусь к основной теме повествования - нашей поездке в Туркмению.
PS. Продолжение будет, если текст найдет отклик.
Я сидел дома и никого не трогал. Починял свой примус. Роль примуса исполняла моя кандидатская диссертация, которую я мучил уже третий год. Точнее - она меня. Тема, как это водилось в те времена, была высосана из пальца и, соответственно, не вдохновляла.
А на дворе было лето во всей своей красе. Все мои были в отъезде. Родители в далекой жаркой Африке помогали дружественному нигерийскому народу (а с кем мы тогда не дружили?) возводить в Аджаокуте (такая деревня в нигерийской глубинке) металлургический комбинат, а жена (первая, прошу не путать со второй - любимой) с сыном отдыхала на Черном море. Вообще-то там же, на море, полагалось быть и мне, но чувство долга пересилило.
В общем, я пытался, или делал вид, что пытаюсь, писать диссертацию и втайне мечтал о спасителе. Спаситель явился в образе моего друга Толика Федоренко, который с порога предложил просто и проникновенно:
“Поехали завтра в Среднюю Азию!”
“Поехали”, - с готовностью отозвался я, - “а что мы там забыли и что брать с собой?”
“Одну светлую рубашку и брюки. И рублей 150 денег”, - ответил Толик, не утруждая себя ответом на первую часть вопроса.
Ответ меня полностью удовлетворил, и я стал собираться в дорогу. Как человек пунктуальный и доверяющий людям, я взял ровно одну рубашку и брюки. Как я потом, когда моя рубашка пропиталась потом, вспоминал это Толику, взявшему две рубашки! Впрочем, одну из его рубашек я экспроприировал потом в Крыму, когда Толик, страдая от жестокого поноса после ашхабадского кваса, лежал в кровати, а я, страдая тем же, но в более легкой степени, собирался на танцы. Ну, это я, похоже, сильно забежал вперед. Продукты я отдал соседям напротив, предупредил их, что уезжаю, и поехал на следующий день с Толиком на вокзал.
Идея Толика заключалась в том, чтобы поехать в Туркмению на поезде и пересечь Каспийское море на пароме. В Туркмении предполагалось заняться фотонабором. Фотонабором в те времена называлась незаконная деятельность, которая заключалась в том, что в далеких селах собирались маленькие черно-белые фотографии и оформлялись заказы на их увеличение и раскраску (цветная фотография в те времена была дорогим и технически сложным делом, уделом немногих). Одни люди собирали заказы, а развозили и брали деньги с клиентов - другие. Схема четко работала во всем бывшем Союзе нерушимом (ха-ха-ха!). Кроме того, у Толика в то время были больные почки, и он очень любил жару. Часто можно было застать его дома в жаркий июльский день в свитере и с феном, засунутым под него. Средняя Азия, где в предельно сухом климате вся выпитая жидкость мгновенно уходила с потом, для Толика в то время была землей обетованной.
Идею поездки на поезде похоронили чернявые люди в кепках-аэродромах, скупившие все билеты. Возвращаться домой не имело смысла. Представляю, как расстроились бы соседи, уже сроднившиеся с моими продуктами, если бы столкнулись со мною в подъезде! Чтобы не доводить хороших людей до инфаркта, я пошел ночевать к Толику, благо, места у него было достаточно. Толик обитал в огромной коммунальной квартире в центре города, занимая в ней 30-метровую комнату с 4,5-метровой высоты потолками. Комната была перегорожена шкафами, чтобы ее размеры не так пугали.
Позднее на этих шкафах были сооружены антресоли, на которых можно было стоять в полный рост, не доставая головой до потолка. С антресолей было пробито окно на крышу соседнего дома, и Света, первая жена Толика вынашивала идею сделать на этой крыше садик и держать там курей. К слову, эта крыша хорошо видна с площади города с полуторамиллионным населением, самой большой площади в Европе (вот мы где всех умыли!). На этой площади проходили все праздничные демонстрации трудящихся, напротив площади располагалось здание обкома партии. Так что курочки на крыше смотрелись бы весьма колоритно.
Чтобы бы вы не подумали, что Света была крестьянкой-лимитчицей, ностальгирующей по курочкам и поросятам, позволю себе сделать небольшое отступление и немного о ней рассказать.
Света и другие
Света была девушкой видной, правда, не в моем вкусе. В ней гремучей смесью сочетались сила характера, презрение к большей части окружающих и стремление к веселой, беззаботной жизни. Первым ее мужем был ударник. Не в смысле коммунистического труда, а в смысле прямо противоположном - барабанщик. Ему ничего не стоило махнуть на какой-нибудь рок-фестиваль, напрочь забыв про Свету, и про все остальное. Особенно легко ему это удавалось под кайфом. Единственный раз, когда мне довелось столкнуться с ним в живую, я запомнил надолго (как теперь видно, на всю жизнь).
Итак, история с хронометражем. За абсолютно точные значения отметок времени я, конечно, поручиться не могу, но то, что вся история уложилась именно в полчаса, гарантирую.
Лето. Все мои разъехались. Я опять сижу дома и опять пишу диссертацию. Да, такое впечатление, что всю мою молодость было лето, все мои были в отъезде, а я писал диссертацию.
14.30
Звонит телефон. Это звонит Толик: "Тут мой знакомый-барабанщик закадрил двух девчонок - продавщиц из книжного, а приземлиться негде." Дело было в эпоху книжного дефицита и отказать Толику я не смог.
14.35
Звонок в дверь. Вваливаются барабанщик, две девчонки-продавщицы (на три с плюсом) и Толик с подругой Мариной. Я достаю из холодильника бутылку "Посольской" водки (как-то так получалось, что у меня всегда в холодильнике стояла бутылка “Посольской”. Кто туда ее ставил, ума не приложу). Мы садимся за стол.
14.40
После двух тостов Толик с Мариной на время исчезают, вспомнив, что надо что-то взять дома, благо он рядом.
Барабанщик сажает меньшую из подруг-продавщиц на колени и чего-то от нее хочет. Я увожу вторую подругу в соседнюю комнату - смотреть фотографии.
14.45
Больше пяти фотографий мы не выдерживаем. Я ее раздеваю.
14.55
Мы лежим расслабленные на кровати, она спрашивает, как меня зовут. Ответить я не успеваю, так как в дверь звонят Толик с Мариной. Набросив шорты, бегу им открывать. Толик изумленно смотрит на мой полуголый вид (их не было 15 минут). В это время мимо проносится обиженная подруга-продавщица № 1, а за ней босиком и с массой извинений на устах растрепанный барабанщик.
15.00
Босой барабанщик просит прощения у подруги № 1, стоя посреди Сумской улицы (центральная улица Харькова). Я выношу туфли барабанщика и ставлю их рядом с ним. Подруга № 2, так и не успев узнать, как меня зовут, просит у меня 5 копеек на метро. В порыве щедрости я даю ей целых 10. Толик с Мариной маячат где-то на втором плане.
15.10
Я сижу дома и пытаюсь вспомнить, на каком же месте описания конечно-шагового алгоритма идентификации параметров переходных процессов я остановился. Где-то глубоко под землей прокатывает мои кровные денежки безымянная книжная продавщица.
Через некоторое время после того, как Света перебралась жить к Толику, она, решив заработать немного денег, пошла позировать в скульптурную мастерскую. Толик, узнав об этом был обижен. Обижен не тем, что Света позировала голой, а тем, что скрыла от Толика сам факт позирования. Но любопытство взяло верх, и Толик пошел в мастерскую взглянуть на результат. И застал там барабанщика, грустно сидящего в позе роденовского мыслителя посреди десятка скульптурных изображений его бывшей жены.
Вообще Света была девушкой раскованной и без комплексов. Выходя из коммунальной кухни, Света выключала свет, несмотря на остающихся там старушек-соседок. На мой вопрос, она легко и незлобливо отвечала: “А я их за людей не считаю!”. Когда брат Толика пришел со своей женой, дамой самых честных правил, знакомиться со своей будущей невесткой - Светой, Света вышла им на встречу в общий коммунальный коридор из ванной с полотенцем на плече и обнаженной грудью (надо отдать должное, немалого размера). Можете себе представить лицо жены брата! Я там в тот момент не был, но ее лицо представить могу.
У Светы была близкая подруга - Люся. Вообще-то ее звали Люда Каретина, но к имени Люся она привыкла и охотно на него отзывалась. Люся была веселой оторвой с хорошей фигуркой и запросто могла в компании исполнить стриптиз на столе после соответствующей дозы выпивки. Люся еще засветится в нашей среднеазиатской эпопее, а пока я вспомнил, как они хипповали со Светой в Геленджике, куда Толик их взял с собой за компанию охранять виноградники. Вообще-то охранял виноградники Толик с собакой-овчаркой, а Света и Люся загорали на пляже в широкополых соломенных шляпах. Конечно, эта сладкая парочка привлекала внимание местных ловеласов. Девушки охотно заводили беседу с молодыми людьми, мило им улыбались, делали авансы, а потом вдруг одновременно снимали свои шляпы и начинали томно ими обмахиваться, демонстрируя ошеломленным ухажерам свои наголо остриженные головы. И ухажеры растворялись в жарком мареве черноморского пляжа.
Как-то мы сорвались веселой компанией на наше любимое место отдыха - песчаный карьер в Безлюдовке.
Безлюдовка - это потрясающее место, о котором стоит сказать особо. Огромное озеро, чистая сине-зеленая вода из родников, песчаное дно, резко уходящее в глубину, на одном берегу деревня, кладбище на холме, на другом - сосновый лес и песчаные барханы, намытые земснарядом. Земснаряды, трубы к ним на огромных железных поплавках, трансформаторные будки в сочетании с барханами создавали какой-то сюрреалистический пейзаж. А главное - ощущение воли, возможности валять дурака по полной программе. Чем мы, собственно говоря, там и занимались.
Открыл Безлюдовку для меня мой товарищ Володя Гнездилов. А ему о ней рассказал его знакомый, который, похоже, был первооткрывателем. Трудно поверить, но в таком прекрасном месте, да еще и возле деревни, в двадцати минутах езды от города, в те времена практически никого не было. Мы загорали голыми в воскресные дни, устраивали сумасшедшие заплывы на несколько километров по периметру озера, а вокруг - ни души. Разве что забредут какие-либо местные, попросят кружку из-под пива, а потом вернут ее до краев наполненной самогоном. Не выливать же! Как я тогда прыгал с откоса в воду, перелетая через узкий пляж! Протрезвев, попытался повторить и ужаснулся.
У Володи был даже свой личный пляж - на откосе в песке были вырыты метровые буквы “Вовкин пляж”. Потом на этом пляже стали появляться знакомые Вовки, мои знакомые, потом знакомые знакомых и пошло и поехало. Через пару лет туда стали приезжать толпы народу. По крайней мере, Володя мог чувствовать себя Колумбом.
Вовка был вообще большой приколист и бабник. Когда они с первой женой получили двухкомнатную квартиру, Вовка занялся ее ремонтом. Ну а какая свободная квартира без выпивки и женщин. Но один раз с женщинами вышел перебор. В том смысле, что одна уже была в квартире с Вовкой, а вторая (жена) стояла под дверью и яростно нажимала кнопку звонка. Вовка принял единственно правильное решение - выгнал пьяную подругу на балкон и запер ее там, велев сидеть тихо, а сам не спеша открыл дверь разъяренной жене. На вопрос жены о причине столь длительной задержки с открытием двери Вовка простодушно ответил: “Спал. Не слышал”. Недоверчивая жена рысью пробежалась по квартире и, не найдя ничего предосудительного, заявила: “Ну, хватит на сегодня работать, поехали домой!”. Вовка не стал перечить и покорно последовал за законной супругой. А жили они у родителей жены где-то в часе езды от новой квартиры.
По приезду домой Вовка взялся вынести мусорное ведро, что уже само по себе должно было насторожить жену. Но не насторожило. Ведро было спрятано в кустах, а Вовка помчался спасать подругу. И застал такую картину - все еще пьяная подруга вся в слезах на балконе, но почему-то уже на балконе соседней квартиры, внизу случайные зрители и наряд милиции, подъехавший на “бобике”. Оказывается, подруга решила, что ее нагло забыли, и решила спрыгнуть с балкона второго этажа. Для начала она сбросила вниз свои туфли, но тут же испугалась прыгать сама и решила перелезть на соседний балкон и там попроситься на волю. Но перепуганные соседи решили, что к ним лезут воры, и вызвали милицию. Вовка кое-как замял скандал, пообещав капитану милиции явиться назавтра в отделение с объяснительной в виде двух бутылок коньяка, и помчался назад. Дома жена совершенно нахальным образом (нет бы радоваться - муж в кои веки мусор вынес!) спросила: “И где это ты пропадал больше двух часов?”. На что Вовка удивленно ответил: “Как где? Во дворе, сидел, курил, много думал”. “Неправда, я выходила и тебя звала!” - “Да слышал я, но не хотел кричать в ответ, народ будить”.
В другой раз инициатором поиска приключений выступал уже я. Мы отметили с женами Международный женский день в гостях и стали собираться по домам. Поймали такси, но по назначению не попали. Женам захотелось посплетничать и они высадились у отремонтированной Вовкой квартиры (той самой), а нас отправили ночевать в пустующую в тот момент квартиру Вовкиных родителей. Но свежий весенний ветер упруго и нахально дул в лицо через открытое окно такси, наполняя легкие пьянящим воздухом свободы, и вечер так банально закончиться не мог. Мы рванули на другой конец города, где жила в общежитии моя крымская подружка Марина - стройная и смуглая девушка, спортсменка и просто красавица, студентка того же вуза, где я работал эмэнэсом. Район я тот не знал, знал только название общежития. Во мраке весенней ночи мы наткнулись на группу не менее пьяных студентов, идущих именно в то общежитие, и, замешавшись в толпе, мы проникли внутрь мимо бдительной вахтерши. Перебудив пол-общежития, мы таки разыскали Марину и, дав ей на сборы пять минут, пошли выбираться наружу. И заблудились, да вдобавок еще и вляпались в краску на свежевыкрашенном полу. На дикий визг прибежавшей вахтерши Вовка, выпучив глаза, монотонно отвечал: “Них ферштейн. Мы инопланетяне”. Марина спустилась к нам по пожарной лестнице. Вовка деликатно оставил нас вдвоем в квартире своих родителей, а сам поехал ночевать к родителям жены.
…Итак, как-то мы сорвались веселой компанией на наше любимое место отдыха - песчаный карьер в Безлюдовке. Но сначала компания долго искала меня в новом спальном районе, где у меня была новая кооперативная трехкомнатная квартира. Жена с сыном отдыхали на море, а я ремонтировал квартиру. Эти ремонты меня преследуют всю жизнь. В эту квартиру я въехал одним из первых в доме. Как-то в два часа ночи я жутко уставший вышел на балкон глотнуть свежего воздуха. С высоты одиннадцатого этажа в свете полной луны я наблюдал безлюдный пейзаж, состоящий из скелетов строящихся домов и антрацитовой поблескивающей грязи. И тут я заметил парочку - мужчину и женщину, крадущуюся с огромными сумками к горе облицовочной плитки. Набив сумки, они растворились во тьме ночи. Куда только делась моя усталость! Я мигом сбежал вниз и быстро перебросал оставшуюся плитку на несколько метров в сторону. Так же бегом взбежал на свой одиннадцатый этаж и стал ждать. Наконец-то вернулась сладкая парочка и застыла недоуменно на месте, где каких-то двадцать минут назад лежала бесхозная плитка. Выждав необходимую паузу, я заорал настолько строгим голосом, на какой был вообще способен: “Руки прочь от народного добра!”. Для них это был голос с неба. Халявщики бросились врассыпную, а я отправился спать, чувствуя, что день прожит не зря. Мне не жалко было плитки, это был исключительно театральный акт.
В последних числах августа, перед самым окончанием институтского отпуска я в своей квартире пил холодное пиво, очумевший от жары, от запаха краски, от усталости, но гордый своей силой воли, которая позволила мне пожертвовать отдыхом на море ради ремонта. Фоном работал телевизор. Шел какой-то абсолютно бездарный фильм, и вдруг запел тогдашний любимец женщин Юрий Антонов: “Море, море, мир бездонный….”. И я мгновенно, абсолютно явственно, вплоть до запаха, вкуса, ощущений, представил, как я прыгаю головой вниз с волнореза и проваливаюсь в эту прохладу соленой морской воды и медленно погружаюсь на дно, испытывая наслаждения всеми клетками, всеми порами тела. Вечером я уже летел в Крым, плюнув на ремонт, на пары, которые я должен был проводить, на силу воли и на все остальное. Море, море!!! Буду умирать - поползу, как краб, в его направлении…
Да, так вот, о Безлюдовке. Жил я в доме номер 1 по улице Асхарова. А еще там были дома 1А, 1Б, 1В…. (ну вы знаете, как нумеруют дома в новых районах). А улица сначала называлась Ахсарова в честь какого-то героя какой-то войны. Потом выяснилась, что фамилия героя переврана, и пришлось не только менять таблички, но и прописывать заново всех жителей. Веселуха. Мой безбуквенный дом был последним в ряду домов под номером 1. Друг мой Толик со товарищи (в основном женского полу) решили на всякий случай посетить все дома. И во всех домах они закрывали пальцем дверной глазок на квартире с соответствующим номером и звонили в дверь. Я думаю, жителям понравилось. Наконец, они добрались до меня, и мы рванули на карьер. Жара, глубокая вода, песчаные барханы, сосны и безумная компания. На барханах мы разыгрывали сцены из боевиков. Кто-нибудь взбирался наверх на тридцатиметровую высоту, снизу “стреляли” и “убитый” летел вниз, картинно кувыркаясь на песчаном откосе. В некоторых местах барханы вплотную подходили к воде, и мы бежали к ней сверху гигантскими, затяжными прыжками. Ребята, в основном, молча, девчонки - с оглушительным визгом. Последний прыжок был в воду - “щучкой” или “солдатиком” - кто как умел. После карьера поехали ко мне. Пили “Посольскую” водку, какое-то вино, танцевали до потери пульса. Толик по обыкновению уговорил всех женщин раздеться до пояса (в том числе и будущую жену Свету), и вечеринка под утро приобрела эротический оттенок. Проснулся я рядом с Люсей Каретиной. Голова… ну в общем, нет смысла описывать знакомое всем состояние похмельного синдрома после бессонной ночи. Я собрал всех в охапку и пошел провожать на троллейбусную остановку. Троллейбус долго не отправлялся, стоял с открытыми дверями. Толик, видя мой очумелый вид, пожалел меня: “Саша, иди уже спать”. На что я стал пытаться силой закрыть двери троллейбуса, приговаривая при этом: “Я хочу убедиться, что вы точно уехали и не вернетесь”…
В другой раз группа “Толик и девушки” настигла меня в квартире родителей. Толик позвонил и предложил мне пойти покататься в парк на скейте. Толик оказался не один, а в компании своей знакомой переводчицы и пышногрудой блондинки с ее другом индусом. Таким интернациональным составом мы и отправились осваивать роликовую доску. Первый мой опыт оказался, мягко говоря, не очень успешным. Я стал случайно на край доски и больно растянулся прямо на Сумской улице. Потом было лучше. Возвращаясь назад, мы не могли пройти мимо квартиры моих родителей, благо в ней никого не было. Сначала мы пили водку с абрикосовым соком. Названия “отвертка” тогда еще не было, но напиток существовал. Потом танцевали на кухне, заставленной по краям свеже-закрытыми соками. У бабушки был сад, где росло много абрикос и груш. Там еще есть груша, посаженная моим дедом в день моего рождения. На этой груше привито несколько разных сортов. Наверно, поэтому я не могу сосредоточиться в жизни на одном деле. Дом бабушки и деда по адресу Крутогорский переулок, 14 уже давно продан чужим людям, но всегда, когда я случайно оказываюсь там (а это случается все реже и реже) я всегда с сердечным трепетом смотрю через забор на “мою грушу” и мысленно говорю ей “Стоишь еще? Еще стройная? Значит живем…”
Было лето, было жарко, в том числе и от выпитого. Толик уговорил всех раздеться до пояса. Собственно, никто себя долго уговаривать не заставлял, одетым остался только индус. Я часто танцевал медленные танцы с понравившейся мне полногрудой подружкой индуса, прижимая ее разгоряченное, потное тело, а бедный индус, на которого никто не обращал внимания, тихо страдал. Танцы закончились, когда кто-то из девчонок случайно разбил трехлитровую банку с соком. Липкий сок разлился по полу. Пришлось включить свет и начать уборку. Чем и занялись девушки, даже и не подумав одеться. Обнаженные по пояс девушки, моющие тряпками полы, выглядели очень сексуально. После этого подружка индуса пошла в ванную, а через некоторое время позвала меня. Увидев ее совершенно обнаженную в ванной, я никак не ожидал, что ее лишь интересовало, где взять полотенце. Но это было именно так. Сколько лет жизни стоил этот вечер полит-корректному индусу, история умалчивает. Но я не думаю, что он стал лучшего мнения о славянах и их национальных традициях.
Ну и конечно описание окружения Толика и Светы было бы неполным без описания Пети Костина. Кто такой Петя Костин? Художник и страстный любитель женщин. Последнее давалось ему без особого труда, так как был он красавцем-мужчиной - высокий, с кучерявой шевелюрой и усами. В Вильнюсе у него была жена, тоже художница, тоже красавица. Когда они поженились, то договорились с подачи Пети, что они совершенно свободны в сексуальном плане, но при этом не должны ничего друг от друга скрывать. Не знаю, как жена, но Петя Костя свою сексуальную свободу реализовывал, в частности, во время своих визитов в родной Харьков, где его всегда окружали молоденькие и симпатичные подружки. Жене со временем ее сексуальная свобода поднадоела, а раз так, то и делиться с Петей ей уже было нечем. И это стало всерьез волновать Петю, так как он начал подозревать, что жена что-то от него скрывает. Когда Толик приехал к Пете в гости в Вильнюс, Петя в лучших традициях северных народов предложил Толику переспать с его женой. Нельзя сказать, что Толик был очень стеснительным, но это предложение было для него, мягко говоря, неожиданным. Но Петя, как истинный художник, обставил все так красиво, что вечер закончился сексом втроем. Само собой, когда Петя приехал в гости к Толику и его второй молодой жене Оле, дело закончилось тем же. Но это совсем другая история.
В Харькове Петя как-то познакомился с неким Валерой, которого тут же окрестил супер-Валерой. Дело в том, что в те застойные годы, когда считалось, что “секса у нас нет”, супер-Валера практиковал своеобразную форму свинга. Он приводил домой девушку для себя и парня для жены. Петя Костин показался ему вполне достойной кандидатурой, да и Петя был не против приобрести новый опыт на своем любимом поприще. Но случился казус. Пете гораздо больше понравилась не жена Валеры, а девушка, которую Валера пригласил для себя. И Петя увел ее с собой в комнату, оставив супер-Валеру (о, ужас!) с собственной женой. Валера после этого крепко обиделся на Петю, а Петя низверг Валеру с пьедестала, заявив “Это не супер-Валера, а говно!”.
Я пересекся с Петей всего один раз. Это было на старый Новый год. Моя первая жена собрала на нашей новой квартире большущую компанию со своей работы, а мне ну никак не хотелось разделять стол с людьми, которых я, с одной стороны, не знал, но которые были для меня абсолютно предсказуемы. Пьянка, пошлые анекдоты… В этом, все компании, в которых любила бывать моя первая жена, мало отличались. Да и отношения наши к тому моменту уже мало походили на нежные. В общем, ноги сами занесли меня к Толику, где я застал теплую компанию в составе Толика, Светы, Люси Каретиной, Пети Костина и пары его подружек. Через некоторое время дамам захотелось сменить обстановку и было принято решение ехать ко мне. Из еды оставался только торт, который и был взят с собой. Торт несла какая-то из девчонок, а остальные, очевидно, испытывали некоторый дискомфорт, направляясь в гости с пустыми руками. В результате по дороге были подобраны штук пять елок, уже выброшенных их прежними хозяевами на улицу. Со всем этим мы влезли в полный народу троллейбус и поехали ко мне. Дома мы застали предельно пьяную компанию, которая в порыве танца упоенно пинала ногами мой любимый магнитофон. Как ни странно, он прекрасно служит мне до сих пор, спустя много лет. Впрочем, ничего странного нет. Он - чистокровный японец. Так как к примерно тридцати имеющимся гостям, добавилось еще нас семеро, места в трехкомнатной квартире стало катастрофически не хватать. Частично вопрос перенаселенности был решен Петей, который всех “наших” девушек усадил на шкафы. Оттуда они и взирали на общее веселье, боясь спрыгнуть вниз. Окончилось веселье не очень красиво, пьяной разборкой, в которой я был одним из основных действующих лиц, вспоминать мне об этом неприятно, поэтому и не буду. Когда на следующее утро я зашел к Толику, то застал следующую картину: Света и Люся сидели на антресолях-палатях, прикрываясь руками, а Петя Костя с победным видом вышагивал по комнате, размахивая над головой их нижним бельем и очень убедительно заявляя: “Я художник! Я должен видеть ваши обнаженные тела!”…
Отступление оказалось достаточно длинным и грозит стать бесконечным. Поэтому на этом я остановлюсь и вернусь к основной теме повествования - нашей поездке в Туркмению.
PS. Продолжение будет, если текст найдет отклик.