Европа и душа Востока. Немцы. (часть 1)
Пролог темы по книге В.Шубарта "Европа и душа Востока" здесь.
Душа немцев также разорвана и разобщена, как и ландшафт, среди которого они обитают. Немецкая одержимость работой неведома ни англичанину с его флегмой, ни французу с его искусством наслаждаться жизнью, ни итальянцу с его шутливостью. К тому же эти народы не столь методичны, как немцы, и меньше страдают от страсти к нормированию. Английское или французское государство никогда не могут позволить себе столь глубоко вмешиваться в жизнь своих граждан, как прусско-немецкое. Гражданская жизнь у них проходит более свободно.
Многое объясняется духом ландшафта. Англия чувствует себя безопасно на своем острове; у Франции тоже есть естественные границы, плюс к этому многовековые преимущества центральной государственной власти. Италия дышит под южным небом, которое защищало уже римлян от северного помрачения. В Германии всех этих благостей нет. Это государство-орден, не защищенное естественными границами и столкнувшееся с многократно превосходящими их силами славянства - их судьба не допускала никакой мягкотелости. Здесь необходима дисциплина, волевое напряжение, предусмотрительность, заботливость. Немцы - соседи, и в то же время полная противоположность славян, которым более всего недостает типично немецких черт.
У немцев повышенная страсть к нормированию. Иностранцу Германия кажется страной, где все запрещено и где организовано даже удовольствие. Я знаю немецких отцов, высокообразованных людей, которые разрабатывают для своих детей письменные указания, как им играть, чтобы гувернантка «могла чего-нибудь придерживаться».
Такая инструкция для игры прописана по пунктам; дети смертельно скучают, но это не важно, главное, чтобы все получалось. Никаких импровизаций!
Немецким домохозяйкам традиционно рекомендуется заводить домашнюю картотеку с точными размерами воротника, обуви, перчаток всех членов семьи, чтобы всегда без заминки отвечать на вопрос продавца.
Сюда относится и разработка до мельчайших деталей планов поездок- заметим, развлекательных поездок. Русский, к примеру, никогда не поймет, как это можно от нормированного удовольствия получить удовольствие. Вот до как далеко простирается немецкое неприятие непредвиденных ситуаций! Либерализм с его претензией на свободомыслие не соответствует немецкой сущности и никогда не был популярен в народе. Немец нуждается в авторитете, как гаранте порядка. Порядок любой ценой, даже ценою истины!
Отсюда немецкая нелюбовь к революциям. Ленин это понимал, поясняя, что коммунистам в Германии труднее победить, чем где-либо, но зато после победы легче будет утвердиться. Гитлер вступил в беспроигрышную игру заявив, что он стремится к власти законными средствами. Тем он пощадил самое ранимое место у немцев. Немец покоряется начальству не столько из-за страха перед господином, сколько из-за страха перед состоянием без господина! Поскольку немецкий чиновник является гарантом порядка, он пользуется необычайно высоким авторитетом. Он заметно выделяется из массы простых смертных.
Мания нормирования - это смешная сторона дела. Положительная же называется: организационный талант. Немцы, пожалуй, - самый способный народ на земле в плане организации, а они таковы по причине своей глубочайшей душевной неустроенности. Власть изначального страха вынуждает их заглядывать в будущее и жить в его постоянном предвидении. В этом и состоит сущность организованности.
По этой же причине немцы - чрезвычайно методичный народ.Вся натура немца - это методика, которая легко вырождается в схематизм. Это - культура усидчивости. Спор о методах и особенно серьезность этого спора - нечто типично немецкое. Составление путеводителей для познания становится отдельным ремеслом, то есть эти люди занимаются топографией вместо того, чтобы странствовать.
Отсюда и тяжеловесный ход немецкой научной мысли, который так не любил Ницше. Когда немцы трактуют какую-нибудь научную тему, они не приступают к делу свободно, со свежими мыслями, а начинают читать все книги, вышедшие по этой теме, и только потом к девяносто девяти существующим книгам напишут сотую! Именно между немцами и французами нередко встречается такое явление: первая идея была французской, заключительное изобретение становится немецким.
Есть люди, которые цитируют, а есть люди, которых цитируют. Типичный немец относится к первым. Он чувствует себя увереннее всего, когда может опереться на авторитеты. Данные об источниках, списки источников, критика источников - все это для него вещи первостепенной важности. Такой способ действий делает человека осторожным, мелочным и нетворческим. Это уже само по себе есть признак парализованной творческой силы. Но он также воспитывает духовную выдержку и предохраняет от туманных отступлений.
Немец - это фанатик человеческой деловитости. Быть немцем - это значит делать вещь ради нее самой. Германия - это тюрьма обязанностей. В своей сердечной холодности немец может или повелевать, или подчиняться; но он не может вживаться в чувства других. Будучи выдающимся организатором, он - никчемный психолог. Но эта сердечная очерствелость имеет и положительную сторону: она делает немца лучшим работником в мире.
Для творческо-созидательной деятельности нужен внутренний стимул; к обыденному же труду принуждает внешний приказ, которому педантичнейшим образом следуют как раз самые холодные и выхолощенные существа. Человек односторонне ориентированный только наружу, легче всего поддаются руководству извне. Поэтому в Германии люди сходятся не из симпатии друг к другу, а как заинтересованные в одном и том же деле: товарищи по работе, любители музыки, противники прививок, любители сорта и т.д. Не способные к созданию естественных человеческих сообществ, они вступают в союзы с жесткими уставами и точно определенным кругом задач.
Из-за эгоистичности немцы являются заметно негостеприимным народом. Они приглашают друг друга на общественные мероприятия, потому что так принято. Этим они выполняют обременительную обязанность и облегченно вздыхают, когда уходит последний гость. Отсюда холодность в общении, своеобразная заторможенность, атмосфера недоброжелательности. Она рассеивается лишь изрядным количеством алкоголя.
Только в пьянстве немцы выходят из своей скорлупы. Чтобы расположиться душой к другому, им приходится «размягчать» алкоголем свою скованность.
Более благородные возможности для самоотдачи открывает музыка. Иностранцы, имевшие неприятный опыт знакомства с немецкой сердечной холодностью, всегда удивляются той настоящей восторженности, которая изливается на них из немецкого концертного зала. Музыка больше чем что либо помогает немцам вырваться из самих себя, чтобы дать своей изуродованной монаде соприкоснуться с мистической основой бытия и на несколько мгновений избавить ее от пут нормированного существования. Поскольку немец нуждается в музыке больше, чем кто-либо, он и добился в ней бОльших успехов, чем все другие.
Думающий немец уходит в себя от окружающей его действительности. «Много врагов - много чести» - гласит немецкая поговорка, украшающая лавровым венком всеобщую неуживчивость и страсть к раздорам. На старых крестьянских домах можно встретить такую надпись: «Святой Флориан, пощади наш дом, подожги другие!» Так думает всякий истинный немец, даже если он по деловым соображениям или по причине хорошего воспитания не выражает этого открыто. Чувство братства здесь в упадке, доминирует чувство власти.
Немец до сих пор не уяснил себе: чего же он хочет от других народов? Солидарность народов никогда не была для него политической реальностью. У отдельного немца еще может быть честолюбие, чтобы оказывать личное влияние за пределами своего народа. Но нация в целом не испытывает потребности сделать вклад в общечеловеческое дело.
Немец душой и телом - солдат. Французы солдаты потому, что любят свое отечество, немцы - потому что любят жизнь солдата. Успехи немецких войск объясняются не патриотизмом, а солдатским инстинктом и чувством военного долга. Немецкий солдат в силу своей натуры ландскнехта воюет на иностранной службе точно также добросовестно и с точно таким же рвением, как и на службе собственному народу. Германцы составляли личную охрану цезарей. Триста швейцарских немцев в 1792 году сложили свои головы за французского короля. В 1918 году американские немцы добровольно отправились на войну против Германии, решив ее исход. Это лишь несколько примеров, и нигде ни единого случая национального угрызения совести и тем более измены чужеземным военачальникам.
Немец инстинктивно боится общения с иностранцами. Немца более всего удовлетворяет идеал национальной самодостаточности. Он ни с кем не хочет делать совместное дело, он хочет быть сам для себя. Им хотелось бы жить в своей стране словно на острове. Немцу куда приятней идти в стороне. Он обижается на другие народы, когда они не признают его «островной» точки зрения. Здесь мы имеем дело с личным идеалом самоувлеченности, распространяющимся на всю нацию. Без этой основополагающей установки был бы немыслим идеал чистой расы - биологического острова. Немец ощущает изоляцию своей нации как благо, а не как опасность.
Отношение немца к загранице колеблется между рабским подражанием и ярым протестом. Немецкий национализм не имеет в себе прочного основании. Он живет не собственной энергией, а нуждается в некой поверхности трения, чтобы воспламениться. Двум немцам, чтобы почувствовать себя немцами, необходим общий противник - иностранец. Их влечет не общее в себе, а противник. Бисмарк знал, что ему нужна война с Францией для того, чтобы объединить немецкий народ. В 1914 году в Германии появилась формула приветствия «Да накажет Господь Англию!» Это патриотическое приветствие напоминала не об общем отечестве, а об общем враге.
Своебразно-немцкое всегда воспринимается немцем как отрицание чужого, а не как отрицание собственной сущности. Немецкое национальное чувство живет общим неприятием чужих. Оно по своей сути воинственно и исключает пацифизм. В мирных ситуациях оно очень скоро угасает и только под давлением ненависти просыпается вновь. Национал-социализм тоже вырос как анти-семитизм. Только в общем неприятии еврейства, немцы осознали и нашли себя как таковые. Отнимите у немцев общего врага, и они начнут враждовать друг с другом. Затем они бросаются в другую крайность: начинают не в меру восхвалять чужое и подражать ему. Война и только война преодолевает изначальный страх немца. Она возвышает судьбу индивида. Это то, что немец любит в войне: становясь воином, он преодолевает в себе бюргера.
Походная жизнь освобождает от пут мещанства, выявляет основу их общности. Немцы любят войну не потому, что она предоставляет возможность убивать людей других наций, а потому что она заставляет людей одной и той же нации рисковать жизнью ради друг друга. Они любят войну как единственную форму, в которой самодостаточные монады могут организовать истинное сообщество. Немцы держатся вместе пока они солдаты. По окончании военных действий они разбегаются в разные стороны и превращаются в приватных людей, быстро утрачивающих чувство целого. Вместе с униформой они сбрасывают и чувство общности. Только война с ее тенью смерти обладает силой, способной взломать панцирь обособленной немецкой души.
Самой главной причиной ненависти к немцам является их высокомерие. Перед иностранцами немец старается выделиться еще больше и показаться еще важнее, чем перед своими соплеменниками. Свое национальное самолюбие немец демонстрирует перед носом иностранцев грубо и без капли юмора. Это тип грубого фельдфебеля, который по окончании военной службы занимает гражданский пост. И это те самые посты, с которыми иностранцу приходится сталкиваться чаще всего.
Своим деловым фанатизмом он лишает мир своей естественной красоты, радости и полноты жизни, превращая его в темницу долга. Немец делает из мира предприятие. Особенно заметно это иностранцу, когда он сталкивается с немцем не как воин или политический противник, а как конкурент.
Немец работает неустанно, с железной целеустремленностью, которую, кажется, не может поколебать ни слабость, ни усталость, ни какая-либо человеческая потребность; это точный, бесчувственный, бесчеловечный автомат, который навязывает своим соперникам ненавистные условия жизни и конкурентной борьбы и вынуждает их принять этот стиль жизни, который для них непереносим и который они презирают.
Именно эта бездушная деловитость и делает немца недосягаемо выносливым.
Click to viewВ посте использованы работы известного
немецкого фотографа Августа Зандера (August Sander)