Вашими молитвами
Юля Идлис,
специально для «Oтото»
Что должна чувствовать современная независимая девушка, когда, выходя с вечеринки, посвященной юбилею модного еврейского интернет-проекта, слышит от приятеля предложение религиозного характера?
Предложение было такое:
- Пойдем со мной сейчас в синагогу?
Я оглянулась по сторонам, прикидывая пути отступления. Летний вечер не спеша переходил в ночь, у дверей клуба стояла толпа светских тусовщиков, которые договаривались «ехать куда-нибудь продолжать». Никто из них не выглядел как человек, которого на выходе с вечеринки может постичь внезапный приступ религиозного рвения.
Надо сказать, приятель мой тоже так не выглядел - во всяком случае, до этого. Я тоскливо вздохнула, размышляя о том, как обманчива человеческая внешность, и в особенности эта привычка бесшабашно расстегивать воротник и манжеты белой рубашки и засовывать руки в карманы джинсов, как будто ты молодой бизнесмен из Калифорнии, а вовсе не ортодоксальный еврей из Иерусалима.
Тут приятель мой, пристально изучавший все это время перемены, произошедшие в моем лице, сказал:
- Давай я расскажу тебе, откуда я знаю про синагогу.
Как-то раз он договорился встретиться и пообедать с человеком, за которым долго бегал с целью сделать его своим деловым партнером. Человек отнекивался, переносил встречи, переназначал переговоры, уходил от ответа и вообще всячески изображал страшную занятость. Наконец мой приятель припер его к стенке и потребовал назначить встречу тогда и там, когда ему, человеку, будет удобно, где бы это ни было, хоть в жопе у негра. Человек помялся, а потом сказал:
- Хорошо. Я приглашаю тебя в синагогу. Большая Бронная, знаешь?
Надо сказать, мой приятель отличается редким терпением, когда речь идет о причудах деловых партнеров. Но и его терпению есть предел. Он помолчал немного, а потом осторожно сказал:
- Да... только я вот тут вспомнил... я сегодня никак не смогу, у меня встреча... в посольстве. Отменить никак нельзя. Давай на неделе созвонимся?..
Повесив трубку, он рассказал своей жене, что бизнес в Москве вести нельзя, потому что даже самые вменяемые на вид люди оказываются абсолютно сумасшедшими, стоит им почуять в собеседнике еврея. Вот, например, вместо делового обеда тащат тебя в синагогу. А ты и кипу-то надевал в последний раз, нажравшись на вечеринке в колледже, чтобы удивить некую условную Роуз с третьим размером, которую привел некий, скажем, Дэвид.
- Ты идиот, - сказала моему приятелю жена железным голосом еврейской жены.
- Перезвони ему немедленно и скажи, что согласен.
- Но я же... Это ведь... В синагогу! - воскликнул он, чувствуя, что земля уходит у него из-под ног.
- Ты идиот, - спокойно повторила жена. - В синагоге на Большой Бронной - тайный ресторан!
Надо сказать, что эта история успокоила меня лишь отчасти. Когда мы под угрюмыми взглядами охранников проходили через строй металлоискателей синагоги, звеня всеми своими айфонами и айпадами, я все еще не верила своему гастрономическому счастью. И даже когда мы поднялись на лифте на последний этаж, миновав всевозможные молельные помещения, хотя нигде не было никакого указателя, хотя бы намекавшего на наличие в этом здании чего-либо, кроме мацы, да и то исключительно для правоверных. И даже когда мы вошли на открытую террасу на крыше синагоги, где стояли легкие столики, пахло шашлыком, и ничто не напоминало о том, что стопами своими мы попираем молельный дом, кроме отца семейства в пейсах, безуспешно пытавшегося увещевать малолетнего отпрыска, вопящего над только что вылизанной тарелкой:
- Хочу еще барааааааашка!
Поверила я в происходящее только тогда, когда мне принесли форшмак, хумус и все то, о чем тоскуешь всем сердцем, слушая рассказы московских друзей о правильных еврейских бабушках или израильских друзей - о правильных едальнях в секретных тупичках Иерусалима. Удивительный все-таки народ, - мало того, что умеют относиться к еде, как к таинству, - так еще и устроили себе секретный ресторан без всяких вывесок, но выше дома молитвы и ближе к звездам, с некоторой завистью взирающим на плачущий прозрачным горячим жиром шашлык и розоватый, как закатное небо, край люля-кебаба у меня в тарелке.