Дядя Беня и кризис мирового антисемитизма
Мама: «Здравствуй, сынок. Смотрю русский сериал, и там играет... как же его звали... друг твой, к которому ты всё ездил в Москву...»
Вот уже много-много лет я не включаю телевизор, полагая (справедливо или нет), что включать его незачем. А по телевизору, оказывается, показывают Юру Анпилогова. В российских телесериалах Юра играет бандитов, рэкетиров и телохранителей - на радость старушкам, гражданам, возвратившимся с утомительной службы, а также малолетним любителям теленасилия.
И ведь это ему не в новинку. На моей памяти мягкий, добродушный Юра успешно справился с подобной ролью, по крайней мере, однажды.
В сентябре 1987-го неподалёку от моего дома открылся киоск, где продавали антисемитскую литературу и газеты. Юра об ту пору жил у меня: бабушка с дедушкой выехали в Израиль на ПМЖ, и оставили мне, студенту (башибузуку и рокеру) пятикомнатную полковничью квартиру. Наутро я далеко не всегда узнавал в лицо всех тех, кто спал на моих диванах и трофейных немецких коврах. Однажды меня даже не хотели пускать домой, мотивируя тем, что «вот Дейч вернётся, и тогда станет ясно, кто есть кто» (отдельная история, которую я когда-нибудь расскажу). Юра частенько «зависал» у меня - иногда на неделю, иногда - на год. По утрам мы с Юрой ходили в институт - изучать инженерно-экономическое дело (до сих пор не могу поверить, что потратил столько времени и сил на эту ерунду. Думаю, что и Юра, который сегодня играет в театре Табакова, вряд ли когда-нибудь всерьёз задумывался о профессии экономиста), по вечерам пели блюз, читали Маяковского и Хлебникова. Летом ездили в Крым, зимой - в Питер и Москву. Я играл джаз-рок, Юра готовился к поступлению в МХАТ.
Когда открылся этот киоск, я сперва просто не обратил внимания: по большому счёту мне всегда было наплевать на антисемитизм, за исключением тех случаев, когда меня били по морде. Но по морде могли дать и просто так, от избытка чувств, а ещё - за длинные волосы, гитару или карие глаза. Так что - самый зловредный антисемит, который не собирался бить жидов прямо здесь и теперь, был мне милей, чем бессмысленно агрессивный парубок, каких на улицах было пруд пруди.
Зато Юра - чистейших русских кровей - обиделся не на шутку.
Ладно бы киоск этот открылся где-нибудь там, на расстоянии полёта арбалетной стрелы или хотя бы за углом. Но - прямо у нашего парадного - чтобы, выходя из дому, что ни утро, ушибиться о некрасивое слово «ЖИДЫ», помноженое на себя в маленькой, заклееной газетными вырезками витрине... - это было... странно.
Это было почти смешно... "почти" - потому что Юра был удручающе серьёзен. И вот, однажды утром наши хмурые физиономии появились в окошке вражеского гнездилища. Для пущей убедительности на нас были чёрные кипы, которые я одолжил у библиотекаря городской синагоги Славы Перовского. Глаза полыхали пламенем ветхозаветных пожаров. Маленький усатый киоскер вздрогнул, когда Юра, тщательно копируя одесский акцент, сказал: «Нам шо-нить про ЖИДОВ».
Я усердно закивал, и подтвердил: «Про ЖИДОЧКОВ».
Киоскёр молчал.
Юра с деланым удивлением посмотрел на меня. Крохотная кипа на его черепе выглядела устрашающе.
«Шо скажет дядя Беня?» - спросил меня Юра с сожалением. Было ясно, что дядя Беня не скажет ничего утешительного.
«Я милицию позову» - сказал жидофоб.
«Он милицию позовёт! - горестно воскликнул Юра, - и шо мы будем делать? Тебя как звать, гойская морда?»
«Роман».
«Дядя Беня велел передать: завтра утром это место будет пепелищем. Ты шо-то хочешь сказать, Роман?»
Роман благоразумно промолчал, а вечером прикатил подъёмный кран и аккуратно поставил киоск в кузов грузовика, чтобы увезти его далеко-далеко, туда, где еврейская мафия более разборчива в средствах. Мы наблюдали за этим из окон, а после - ночь напролёт - праздновали победу.
Честно говоря, я был уверен, что пути наши с усатым Романом никогда больше не пересекутся, поэтому был изумлён, когда однажды, год или два спустя, вернувшись домой, нашёл сказанного жидофоба, как ни в чём не бывало покуривающим на лавочке у моего подъезда: «А я тут как раз вас дожидаюсь!»
«Какой приятный сюрприз...» - заметил я довольно неприветливо.
«Как дела у дяди Бени?»
«У кого?» - честно говоря, я позабыл о мимолётном призраке дяди Бени, спонтанно возникшем в деле об изгнании жидофобов, и о делах его, конечно, ничего путного сообщить не мог.
«Я вот почему пришёл» - сказал Роман - «Мне рекомендовали вас как честного еврея, с которым можно публично говорить о сионистском засилье в культуре и экономике».
Тут у меня просто глаза на лоб полезли...
«Поймите меня правильно» - добавил Роман, - «Я против вас лично ничего не имею. Но сионизм - штука отвратительная, и тут нам с вами есть что обсудить. Мы организовали съёмки телепрограммы, и хотелось бы, чтобы вы на этих съёмках присутствовали в качестве специального гостя».
«Почему... чёрт возьми... какого лешего вы ко мне с этим пришли?»
«Мы знаем, что все ваши родственники уехали в Израиль, а вы остались. Можно спросить почему?»
«Нельзя!» Я повернулся и пошёл прочь, оставив Романа курить в одиночестве. Вдогонку он крикнул мне: «Привет дяде Бене».
На следующий день меня вышибли из института. Это был период преддипломной практики, когда отчислить студента было практически невозможно - не за что. Тем не менее, меня отчислили. Самое удивительное - что приключилось это не в старые добрые времена (скажем, моему отцу, удумавшему поступать в медицинский, прямо на вступительных экзаменах сообщили: «С такой фамилией, Израильский, советским врачом у вас стать не получится»), а уже - после «Перестройки», когда, казалось, подул ветер перемен, и мы почувствовали, что створки железного панциря мало-помалу раздвигаются.
Я пошёл к своему научному руководителю. «Мне очень стыдно» - сказал он, - «Декан заявил, что мы тут не для того напрягаемся, чтобы подготавливать израильские кадры. И никто не возразил - включая меня самого... А ты в самом деле собрался ехать в Израиль?»
«Ничего подобного» - ответил я - «Никуда я не уеду» (я уехал, конечно, но было это уже в другой жизни, в другие времена).
«В таком случае, волноваться не о чем. Ты можешь восстановиться через год. Я сам помогу тебе, чем смогу. Мне действительно очень-очень стыдно...»
Всё так и вышло. Год спустя я защитил диплом с отличием, что, разумеется, никакого практического смысла не имело - ни тогда, ни теперь. Разве что: институт учит тебя мыслить системно, и советская система образования - несмотря на явные недочёты и непрактичность, всё же воспитывала этот навык, который я и по сей день использую в своей - весьма далёкой от экономической инженерии - профессии.
В третий раз я встретился с усатым Романом уже в Израиле. И снова глазам своим не поверил.
Роман сидел в маленькой кафушке, в Хадере. Пил кофе, курил. На голове его красовалась чёрная кипа.
«Что вы тут делаете?» - спросил я.
Он и бровью не повёл: «Мы с вами знакомы?»
«Привет от дяди Бени» - ответил я и пошёл себе мимо, изумляясь наглости судьбы, её вечной инфантильной склонности преподносить жизнь в виде сложносочинённого анекдота с вариациями.
А вам, дорогие ОТОТО, случалось вступать в неравную схватку с антисемитами?