(no subject)
В старости утрачивают остроту ощущений не только органы чувств, но и мысли становятся более округлыми, мягкими, а скорее всего и дряблыми. Как камни под долгим воздействием воды утрачивают острые грани молодой породы и превращаются в округлые булыжники или гальку, так и мысли, когда-то остро радикальные, ниспровергающие, ищущие резких альтернатив, начинают их избегать, стараясь уйти от быстрых водоворотов и схорониться в тихой заводи успокаивающих вариантов.
Вспоминаю, как первый восторг узнавания новых идей, альтернативных к обрыдшей до тошноты квази-марксисткой советской фразелогии, охватывал еще молодое тогда сознание. Острое ощущение несвободы требовало замещения очевидной лжи советской пропаганды позитивными идеями, способными стать фундаментом нового знания и нового способа существования. Жадно читались Хайек и Мизес, Эйн Рэнд и Карл Поппер и т.п. и казалось открывалась Земля Обетованная. Тогда только один вопрос не давал покоя: если все так хорошо и просто объяснимо, почему люди не видят этого? Почему такое ясное и хорошее вновь обретенное знание невостребовано и не реализовано в обществе?. Почему либертарианские идеи такие очевидно правильные не находят отклика в умах и сердцах людей и не ложатся в основу общественного устройства современного мира?. Эти вопросы возникли много лет назад и с тех пор никогда не уходили. Но отношение к ним и результаты размышлений над возможными ответами все время менялись.
Оглядываюсь назад и с удивлением наблюдаю эволюцию собственных взглядов, происходящую под воздействием опыта, обстоятельств жизни, общественных происшествий и конечно возраста. Приходится признать, что безоговорoчная вера в laissez-faire постепенно сменилась осторожным скептицизмом. А прожект либертарианского счастья поместился на одну полку с другими утопическими идеями разной степени привлекательности.
Старость - не радость, но кое-что полезное и в ней ведь есть.