Voniutshi griaznyi апельсин
Экранизация романа Энтони Берджесса «Заводной апельсин» - очень близка к тексту. На мой взгляд, такой и должна быть экранизация хороших романов.
Есть в фильме и отличия. Настоящая находка Стенли Кубрика - момент, когда писатель наслаждается девятой симфонией Бетховена и муками, которые музыка доставляет бывшему преступнику, убившему его жену. Изысканная месть и насилие над ближним в сочетанием с наслаждением музыкой Бетховена доставляет писателю ни с чем не сравнимое удовольствие. Его лицо искажено гримасой блаженства, скулы сведены, как при оргазме.
Фильм кончается хеппи ендом - насилие поставлено на службу государству. В последних строках романа (под катом) Алекс размышляет о земле, как о заводном апельсине, предмете лишенным смысла, на котором все повторяется снова и снова.
Видимо, насилие всегда будет на вонючем грязном апельсине. Стремление к насилию над ближним - суть нашей природы, с которой мы постоянно боремся, запретный плод, который сладок.
Сын, сын, мой сын. У меня будет сын, и я объясню ему все это, когда он подрастет и сможет понять меня. Однако только лишь подумав это, я уже знал: никогда он не поймет, да и не захочет он ничего понимать, а делать будет все те же vestshi, которые и я делал, -- да-да, он, может быть, даже убьет какую-нибудь старую ptitsu, окруженную мяукающими kotami и koshkami, и я не смогу остановить его. А он не сможет остановить своего сына. И так по кругу до самого конца света -- по кругу, по кругу, по кругу, будто какой-то огромный великан, какой-нибудь Бог или Gospodd (спасибо бару "Korova") все крутит и крутит в огромных своих ручищах voniutshi griaznyi апельсин...
Как я все время спрашивал? "Что же теперь? " Стало быть, вот что, бллин, причем на этом я и закончу свой рассказ. Вы побывали всюду, куда швыряло коротышку Алекса, страдали вместе с ним, видели кое-кого из самых griaznyh vyrodkov на Bozhjem белом свете, и все были против вашего druga Алекса. А причина тому одна-единственная, и состоит она в том, что я был jun. Но теперь, после всех событий, я не jun, о нет, бллин, уже не jun больше! Алекс стал большой, бллин, вырос наш Алекс.
Туда, куда я теперь пойду, бллин, я пойду odinoki, вам туда со мной нельзя. Наступит завтра, расцветут tsvetujotshki, еще раз провернется гадкая voniutshaja земля, опять взойдет луна и звезды, а ваш старый drug Алекс отправится искать себе пару и всякий прочий kal. Все-таки сволочной этот мир, griazni, podli и voniufshi, бллин. Так что попрощайтесь со своим junym drugom. А всем остальным в этой истории сотворим салют, сыграв им на губах самую красноречивую в мире музыку: пыр-дыр-дыр-дыр. И пусть они целуют меня в jamu. Но ты, о мой сочувственный читатель, вспоминай иногда коротышку Алекса, каким ты его запомнил. Аминь. И всякий прочий kal.
Есть в фильме и отличия. Настоящая находка Стенли Кубрика - момент, когда писатель наслаждается девятой симфонией Бетховена и муками, которые музыка доставляет бывшему преступнику, убившему его жену. Изысканная месть и насилие над ближним в сочетанием с наслаждением музыкой Бетховена доставляет писателю ни с чем не сравнимое удовольствие. Его лицо искажено гримасой блаженства, скулы сведены, как при оргазме.
Фильм кончается хеппи ендом - насилие поставлено на службу государству. В последних строках романа (под катом) Алекс размышляет о земле, как о заводном апельсине, предмете лишенным смысла, на котором все повторяется снова и снова.
Видимо, насилие всегда будет на вонючем грязном апельсине. Стремление к насилию над ближним - суть нашей природы, с которой мы постоянно боремся, запретный плод, который сладок.
Сын, сын, мой сын. У меня будет сын, и я объясню ему все это, когда он подрастет и сможет понять меня. Однако только лишь подумав это, я уже знал: никогда он не поймет, да и не захочет он ничего понимать, а делать будет все те же vestshi, которые и я делал, -- да-да, он, может быть, даже убьет какую-нибудь старую ptitsu, окруженную мяукающими kotami и koshkami, и я не смогу остановить его. А он не сможет остановить своего сына. И так по кругу до самого конца света -- по кругу, по кругу, по кругу, будто какой-то огромный великан, какой-нибудь Бог или Gospodd (спасибо бару "Korova") все крутит и крутит в огромных своих ручищах voniutshi griaznyi апельсин...
Как я все время спрашивал? "Что же теперь? " Стало быть, вот что, бллин, причем на этом я и закончу свой рассказ. Вы побывали всюду, куда швыряло коротышку Алекса, страдали вместе с ним, видели кое-кого из самых griaznyh vyrodkov на Bozhjem белом свете, и все были против вашего druga Алекса. А причина тому одна-единственная, и состоит она в том, что я был jun. Но теперь, после всех событий, я не jun, о нет, бллин, уже не jun больше! Алекс стал большой, бллин, вырос наш Алекс.
Туда, куда я теперь пойду, бллин, я пойду odinoki, вам туда со мной нельзя. Наступит завтра, расцветут tsvetujotshki, еще раз провернется гадкая voniutshaja земля, опять взойдет луна и звезды, а ваш старый drug Алекс отправится искать себе пару и всякий прочий kal. Все-таки сволочной этот мир, griazni, podli и voniufshi, бллин. Так что попрощайтесь со своим junym drugom. А всем остальным в этой истории сотворим салют, сыграв им на губах самую красноречивую в мире музыку: пыр-дыр-дыр-дыр. И пусть они целуют меня в jamu. Но ты, о мой сочувственный читатель, вспоминай иногда коротышку Алекса, каким ты его запомнил. Аминь. И всякий прочий kal.