сны сентября - октября
ПОБЕГ ИЗ ГИТЛЕР-ЮГЕНДА
Конец августа. В небольшой степной городок приходят немцы и всех мальчишек-юношей забирают в гитлер-югенд и согнали в здание школы. А мы с другом выбрались оттуда (нам лет по 14-15). Идем по дороге, хоронясь в тени заборов. Солнце высоко, городок наш в чистом поле, домой идти нельзя, и бежать совершенно некуда.
Мы возвращаемся в школу. Там уже всем выдали обмундирование и провиант, и на нашу долю тоже. Получаем всё причитающееся нам и тем же путем, через подвал и подвальное окно, уходим в город, уже насовсем, чтобы уйти отсюда прочь.
Садится солнце. Длинные тени. Впереди неизвестность.
ОЖИДАНИЕ. ПОДАРОК ДИРЕКТОРА ДЕТДОМА
Детский дом после отбоя. Учительская. Мне лет 8, и я жду нашего директора. Зима, пурга, он задерживается, а я отказываюсь ложиться: мне надо непременно его дождаться - он мне как отец, он обещал привезти мне что-нибудь из города. Я очень боюсь, что он уехал навсегда. Меня успокаивают, что он вот-вот уже вернется.
Вот он приезжает. Очень усталый. Мне он привез коробочку, обтянутую затейливой тканью, а в ней конструкция из цветного бисера, похожая на морского ежа, если ее вынуть, из нее выпадают бисеринки - они внутри просто насыпаны.
Потом мы вместе с директором смотрим привезенные им старые фотографии в рамках. Он говорит, что купил их ради рамок, а я смотрю на лица людей, и они как окна в жизнь, которая мне не знакома, но теперь я хочу знать про нее.
Директор добр ко мне, но он не видит той жизни и ничего не может мне сказать про нее. Тогда я жалею его и больше не спрашиваю.
ВОЙНА. РИТУАЛ ОПАХИВАНИЯ ПОЛЯ.
Идет война. Я дошкольник. Группой таких же мелких детей с воспитательницей - девочкой лет 16-ти - мы все лето прятались в полях, в развалинах фермы. Все взрослые воюют, мы никого не видели несколько месяцев - только прятались от самолетов. Подступает осень. Откуда-то иногда приходит подросток лет 14-ти.
Дальше я вижу картинку из его сознания и - одновременно - глазами того дошкольника.
Однажды утром мы видим того мальчишку, медленно приближающегося к нам по полю, таща за собой борону.
Мне было видение, что надо совершить ритуал опахивания поля. Если этого не сделать сейчас, весной нельзя будет сеять. Я ощущаю себя маленьким перед этой задачей, но взрослых нет - и поэтому я должен. Я притащил борону, в нее впряглась вся эта голодная мелкота и мы начали.
Глазами дошкольника подросток видится взрослым и серьезным, его смущение и растерянность пред возложенной на него задачей нам не видны. Мы притихли и молча тянем борону из последних сил.
А я вдруг с ужасом понимаю, что для полноты ритуала требуется, чтобы на свежебороненой земле произошло ритуальное соитие. И уже вижу, как сейчас буду пытаться сказать это той девушке, - я же мальчишка!.. - а потом дети будут на нас смотреть... если она согласится.
Я чувствую себя очень маленьким, мне страшно. Но другого выхода нет. Ритуал должен быть сейчас совершен в полноте.
ИГРА ПАВЛИНА И ЛЕОПАРДА
Я ассистент на семинаре по цигуну в Красноярске. В нашем зале женщина шаман в перерыве показывает свои картины. Изображенное на них очень яркое, цветное и оживает, как в телевизоре.
Я вижу, как павлин справа налево перелетает над леопардом, словно нападая, а тот припадает к земле, словно прячется и боится. Женщина-шаман объясняет, что они дружат, что это они так играют. Это очень красиво. У павлина тело насыщенного синего цвета.
ТИБЕТСКИЙ ПОСЕЛОК, ТОМ СОЙЕР, ИГРУШКИ
Тибетский поселок в горах. Я мальчишка-сирота, вроде Тома Сойера.
Слева горы, ледник, днем из-под ледника течет шумный ручей - я вылавливаю в нем винтажные игрушки, которые вытаивают из ледника.
Справа море, оно сверкает и манит, но меня от него отделяет свежераспаханное поле черной-черной жирной земли. Я хотел бы пройти к морю, но боюсь утопнуть в земле - она аж дышит по весенним солнцем и готова под посев - она священна и сама себя хранит. Вдоль края поля к морю есть узкая тропа рыжей глины, в принципе пройти возможно. Но я уже набрал столько игрушек, что надо возвращаться. Я думаю, что не сегодня уже пойду к морю.
Конец августа. В небольшой степной городок приходят немцы и всех мальчишек-юношей забирают в гитлер-югенд и согнали в здание школы. А мы с другом выбрались оттуда (нам лет по 14-15). Идем по дороге, хоронясь в тени заборов. Солнце высоко, городок наш в чистом поле, домой идти нельзя, и бежать совершенно некуда.
Мы возвращаемся в школу. Там уже всем выдали обмундирование и провиант, и на нашу долю тоже. Получаем всё причитающееся нам и тем же путем, через подвал и подвальное окно, уходим в город, уже насовсем, чтобы уйти отсюда прочь.
Садится солнце. Длинные тени. Впереди неизвестность.
ОЖИДАНИЕ. ПОДАРОК ДИРЕКТОРА ДЕТДОМА
Детский дом после отбоя. Учительская. Мне лет 8, и я жду нашего директора. Зима, пурга, он задерживается, а я отказываюсь ложиться: мне надо непременно его дождаться - он мне как отец, он обещал привезти мне что-нибудь из города. Я очень боюсь, что он уехал навсегда. Меня успокаивают, что он вот-вот уже вернется.
Вот он приезжает. Очень усталый. Мне он привез коробочку, обтянутую затейливой тканью, а в ней конструкция из цветного бисера, похожая на морского ежа, если ее вынуть, из нее выпадают бисеринки - они внутри просто насыпаны.
Потом мы вместе с директором смотрим привезенные им старые фотографии в рамках. Он говорит, что купил их ради рамок, а я смотрю на лица людей, и они как окна в жизнь, которая мне не знакома, но теперь я хочу знать про нее.
Директор добр ко мне, но он не видит той жизни и ничего не может мне сказать про нее. Тогда я жалею его и больше не спрашиваю.
ВОЙНА. РИТУАЛ ОПАХИВАНИЯ ПОЛЯ.
Идет война. Я дошкольник. Группой таких же мелких детей с воспитательницей - девочкой лет 16-ти - мы все лето прятались в полях, в развалинах фермы. Все взрослые воюют, мы никого не видели несколько месяцев - только прятались от самолетов. Подступает осень. Откуда-то иногда приходит подросток лет 14-ти.
Дальше я вижу картинку из его сознания и - одновременно - глазами того дошкольника.
Однажды утром мы видим того мальчишку, медленно приближающегося к нам по полю, таща за собой борону.
Мне было видение, что надо совершить ритуал опахивания поля. Если этого не сделать сейчас, весной нельзя будет сеять. Я ощущаю себя маленьким перед этой задачей, но взрослых нет - и поэтому я должен. Я притащил борону, в нее впряглась вся эта голодная мелкота и мы начали.
Глазами дошкольника подросток видится взрослым и серьезным, его смущение и растерянность пред возложенной на него задачей нам не видны. Мы притихли и молча тянем борону из последних сил.
А я вдруг с ужасом понимаю, что для полноты ритуала требуется, чтобы на свежебороненой земле произошло ритуальное соитие. И уже вижу, как сейчас буду пытаться сказать это той девушке, - я же мальчишка!.. - а потом дети будут на нас смотреть... если она согласится.
Я чувствую себя очень маленьким, мне страшно. Но другого выхода нет. Ритуал должен быть сейчас совершен в полноте.
ИГРА ПАВЛИНА И ЛЕОПАРДА
Я ассистент на семинаре по цигуну в Красноярске. В нашем зале женщина шаман в перерыве показывает свои картины. Изображенное на них очень яркое, цветное и оживает, как в телевизоре.
Я вижу, как павлин справа налево перелетает над леопардом, словно нападая, а тот припадает к земле, словно прячется и боится. Женщина-шаман объясняет, что они дружат, что это они так играют. Это очень красиво. У павлина тело насыщенного синего цвета.
ТИБЕТСКИЙ ПОСЕЛОК, ТОМ СОЙЕР, ИГРУШКИ
Тибетский поселок в горах. Я мальчишка-сирота, вроде Тома Сойера.
Слева горы, ледник, днем из-под ледника течет шумный ручей - я вылавливаю в нем винтажные игрушки, которые вытаивают из ледника.
Справа море, оно сверкает и манит, но меня от него отделяет свежераспаханное поле черной-черной жирной земли. Я хотел бы пройти к морю, но боюсь утопнуть в земле - она аж дышит по весенним солнцем и готова под посев - она священна и сама себя хранит. Вдоль края поля к морю есть узкая тропа рыжей глины, в принципе пройти возможно. Но я уже набрал столько игрушек, что надо возвращаться. Я думаю, что не сегодня уже пойду к морю.